Небольшая художественная зарисовка, идея которой пришла ко мне в полемике с читателями в разборе темы «Некоторые вопросы к Атосу и Раулю де Бражелону»
А спор, собственно, начался с того, что по мнению части читателей, усыновление Рауля Атосом, выглядело более выгодным, для планируемого светлого будущего виконта де Бражелона, поступком отца, нежели чем признание его бастардом графа де Ла Фера. Я же продолжаю отстаивать позицию, что французские дворяне применяли именно последний метод, если у них, разумеется, имелось желание облагодетельствовать своих сыновей и дочерей, рожденных вне брака.
Ведь Рауль де Бражелон очень «сложный» бастард. Были в реальной истории этого королевства случаи и «тяжелее», при этом один такой незаконнорожденный стал маршалом Франции, а другой из аббатов «скакнул» в самые настоящие более чем законные герцоги и чуть не стал королем (не во Франции, разумеется), но все же, что-то в этой истории надо было придумывать.
Уважаемый и любимый мною Александр Дюма измыслил, на мой скромный взгляд, интересный, но жутко нелогичный способ. Ведь проблема Рауля не столько в том, что он незаконный сын знатного господина – это полбеды, он еще вдобавок незаконный отпрыск замужней знатной дамы, а вот это уже выбивается «из нормы».
Итак, выбор – признание сына бастардом или его «законное усыновление», как безвестного подкидыша? Хотя, признаться, применительно к эпохе и кругу лиц, я никак не могу понять, что такое «законное усыновление». Могла ли произойти следующая история? Франция, Тулуза, первая четверть XVII века.
Граф де N прибыл в контору известного адвоката мэтра Ла Юрьера.
- Любезный Ла Юрьер, мне рекомендовали вас, как самого лучшего легиста в этих краях. Мне необходимо обсудить с вами жизненно важный для меня вопрос, и я бы хотел воспользоваться вашими знаниями.
- Разумеется, Ваша Светлость. Вы можете быть предельно откровенны, ничего из сказанного вами, никогда не выйдет за пределы этого кабинета.
- Что же, мое имя вам прекрасно известно, как и тот печальный факт, что у меня нет законных сыновей и дочерей. Прискорбно, не так ли? У вас есть дети, мэтр?
- Да, два сына и дочь.
- О! Я завидую вам, друг мой, вам без сомнения есть кому оставить все нажитое на службе короля, передать все своим родным детям… К сожалению, у меня нет такой возможности… Но у меня есть сын. И как вы можете заключить из сказанного мною выше – мой сын бастард. Плод греховной, но любви, моей и одной знатной девушки из Милана. Мое графство и большинство других земель, перешедших мне от отца и дяди, полученных мною лично на службе покойных королей Генриха III и Генриха IV, перейдут по праву к моему кузену, прямому потомку младшего сына моего прадеда.
Но одно виконтство и как минимум две баронии я намерен утвердить за моим Шарлем. Я подыскал ему невесту, этого достаточно, и после моей кончины ему придется пробивать дорогу самому. Я надеюсь, что он это сделает. Он не первый бастард, доказавший чья кровь течет в его жилах на деле. Славный Дюнуа, кто его не знает? А Жан де Лескун, маршал Франции? Мать его и так была из младшей ветви Арманьяков, выдали бы ее замуж и родись Жан в законном браке, ему бы все равно пришлось не сладко. Сын небольшого барона… Но он родился сыном епископа, дьявольщина, хуже и не придумаешь, это уже вообще ни в какие ворота не лезет. Но стал доверенным лицом короля, надо сказать.
- Что касается последнего упомянутого вами случая, то тогда было лучше быть бастардом Арманьяком, чем законным сыном этого рода. Лишь на бастардов семьи не пал гнев нашего христианнейшего короля Луи. Или это была кара Господня за их прегрешения? Страшные прелюбодеяния, а несчастный виконт Жеро де Фесензаге и его сыновья, павшие от рук родича?
- Да, это печально. Но вернемся к моему делу, мэтр. Бумаги, бумаги, с чего мы начнем?
- Ваша Светлость у меня есть одна идея. (И вот с этого момента начинается разговор, который, по моему мнению, никак не мог состоятся в подобных обстоятельствах). Ведь возможно сделать так, чтобы ваш сын Шарль получил все. В обход законной ветви.
- Это как же возможно?
- Усыновите его.
- Вы это о чем сейчас? Я признаю свое отцовство, я назвал Шарля своим сыном, он легитимизированный и признанный мной бастард.
- Я говорю о усыновлении. Законном. Это даже удобно, что его мать итальянка… Что если вам, Ваша Светлость, выдать своего сына за подкидыша? Вы не называете его своим сыном, а говорите всем, что, допустим, мальчик был подброшен свой несчастной матерью, оставшейся неизвестной, к некоему священнику (которого мы так же не будем называть). Вы же нашли его, взяли к себе, воспитали и теперь усыновляете. Что делает его законным вашим сыном … ставит в равное положение с законными детьми.
- Тысяча чертей! Я ничего не понял! Это как?
- Усыновляете. Что же тут непонятного?
- То есть если я называю моего Шарля, который, к слову, похож на меня в юности, как две капли воды, своим сыном и сыном известной мне женщины – он не имеет прав на мое графство. По одной простой причине – он мой незаконный сын. Но к счастью, мы живем уже в то время, когда стало проще, не как во времена доброго короля Луи XII, который бастардов несколько недолюбливал (что довольно забавно, право, учитывая некоторые интересные слухи о герцогине Орлеанской, его матушке) и своим внебрачным детям можно хоть что-то оставить, надеясь, что это у них и останется.
Но, если по-вашему, я называю Шарля… подкидышем, сыном неизвестно кого, то у него откуда-то появляются права? Выше чем у моего кузена?
- Именно так, Ваша Светлость.
- А как мое «усыновление» в этом случае отменяет незаконнорожденность? Ведь зачем-то мальчика подкинули, как спросят меня обязательно, попытайся я кому-нибудь втолковать вашу идею. Подкинули – значит незаконнорожденный. И мой Шарль, сын графа Франции и дочери миланского патриция, превращается… В кого, мэтр? Превращается, как подумают, в сына какой-то крестьянки бродячего жонглера. Не герцогиня же какая-нибудь его подкидывала вашему священнику, или может быть, принцесса?
- Но постойте, Ваша Светлость!
- Хм, боюсь тот, кто рекомендовал мне вас… лгал мне. Хотя нет, просто сильно заблуждался насчет вас. Прощайте, любезный. И… мне неожиданно пришла в голову одна мысль... Интересно, почему вы морочите мне голову?
Граф недобро усмехнулся и облокотившись на стол мэтра Ла Юрьера, произнес:
- Если я только узнаю, что мой кузен уже побывал здесь прежде меня… В этом случае, вы, любезный Ла Юрьер, позавидуете Арманьякам… Ибо я поступлю с вами хуже, чем добрый король Луи XI поступил с этими несчастными.
А ведь именно такой вариант нам и предложил Александр Дюма.
Буду рад обсудить возражения. В спорах, между тем, рождается истина. Приношу искреннюю благодарность читателю «Иванычу», за направление к очерку имперского прокурора и судьи XIX века Поля Лаплана Барриса (Paul Laplagne Barris).
