"Каждый крутится, как может", думал старик, опуская замотанный простыней тяжёлый тюк в вырытую им яму. На вид деду было лет семьдесят, а по паспорту - все восемьдесят три, что не мешало ему работать сторожем кладбища, а за отдельную плату ещё и прикапывать здесь тела тех, кто ушёл из жизни не по своей воле. Говоря проще, он помогал одной местной бандитской группировке избавляться от нежелательных вопросов, а заодно прибавлял "висяков" как минимум двум соседним отделам милиции, оставляя их без самых важных вещественных доказательств преступления - то есть, трупов.
Звали деда Антоном, а местный криминалитет наградил его кличкой "Гробовщик", о которой, понятно, знали лишь причастные к его работе громилы, но даже не догадывались опера.
Этим вечером, в очередной разборке, полегли два бедолаги, ходившие под Косым, и стремясь избежать огласки, которая могла привести к полноценной войне, обоих определили в "постояльцы" к Гробовщику.
Привычно поплевав на ладони, дед споро вырыл в дальнем конце кладбища яму поглубже, прикатил туда на тачке жмуров, и перекрестив по русскому обычаю, сбросил одного и второго в братскую могилу, тщательно засыпав сверху землёй. Сверху он соорудил небольшой холмик, чтобы вдругорядь не попасть на уже занятое место.
Постояв немного, вынул из кармана "чекушку" водки, вскрыл, сделал большой глоток и зажмурился. Через несколько секунд попустило, он глубоко вздохнул, достал пачку "Примы" и затянулся дымом.
"Да, каждый крутится, как может", повторил он про себя, и добавил, "Не серчайте, сынки, сделал, что мог".
Он перекрестил холмик земли и медленно зашагал в сторону сторожки, толкая перед собой пустую тачку. И если бы в этот момент он оглянулся, то непременно заметил тёмный силуэт, нависший над свежей могилой, словно кто-то ещё пришёл простится с покойниками. Но он этого не видел и даже не почувствовал, что некто пристально смотрит ему вслед, только зябко поёжился, словно от порыва ледяного ветра.
Продолжение следует...
