Скучна и уныла жизнь молодого армейского офицера в российском захолустье. Чем можно ее скрасить? Походами на вокзал для наблюдения настоящей жизни, краешек которой показывается в окне вагона первого класса? Не знает юный офицер или не хочет знать, что за стеклом вагона, уносимого скорым поездом навстречу невероятно интересной жизни, живут те же скучные люди, мучимые кто нездоровьем, кто завистью, кто совестью, а кто и невыносимым счастьем бытия. Мечтами? Да! Им-то и предается со всем пылом юности наш герой. Но и мечты уходят, и наступает отрезвление и опустошение. Что же остается? Конечно, любовь!
Есть и предмет, Шурочка Николаева. Совсем, совсем непростая девочка. Страстно желающая вытянуть себя из болота гарнизонной жизни, с ее сплетнями, интригами, пьянством, отряхнуть ее мерзкий прах со своих стройных ножек и забыть навсегда, будто ее и не было. Она мечтает о большом обществе, свете, музыке, поклонении, тонкой лести, умных собеседниках, далее по списку. По временам она плачет от нетерпения злыми, самолюбивыми, гордыми слезами. Имеется и способ – любыми средствами пропихнуть своего заурядного во всех отношениях мужа в академию генерального штаба. А там уж она сделает ему блестящую карьеру. Она красива, умна, знает языки, умеет держать себя в каком угодно обществе. Есть в ней такая гибкость души, что она везде найдется, ко всему сумеет приспособиться.
А между тем пошлость гарнизонной жизни все сильней овладевает Ромашовым. Заброшены иностранные языки, газеты и журналы, «умные» книги, занятия музыкой, зато употребляется все больше водки в офицерском собрании и никак не достанет сил разорвать длинную, грязную и скучную связь с некоей полковой дамой. В единственных друзьях у него сослуживец Назанский, красивый и душевный алкоголик. Много говорит, при этом красиво, взволнованно, честно и каждые пять минут – хлоп рюмку водки.
Уже совсем ничего не радует подпоручика, даже бал в офицерском собрании, еще недавно так волновавший его нежную душу, ибо он знает все: кто что скажет и с каким выраженьем на лице и с какой интонацией, кто с кем в контрах, кто у кого состоит в любовниках, наконец, даже в каком платье будет каждая из дам на балу. Тоскливо подпоручику, однообразно и нечисто на душе. И только одна свежая мысль посещает его по временам и заставляет волноваться и ободряться духом – мысль о ней, о Шурочке.
Или вот Слива. Ротный командир. Конечно, служака, бурбон и грубиян, любитель устраивать спектакли с разносом из-за самых невинных проступков младших офицеров, например, из-за какого-то смешного опоздания, чаще всего именно подпоручика Ромашова, на утренний развод. Представьте картину: все офицеры роты во главе с командиром Сливой стоят посреди плаца, к ним неловкой походкой подходит сконфуженный Ромашов, спотыкаясь о собственную шашку, вся рота смотрит на него. Командир роты Слива… Ну, и так далее.
То есть буквально, куда не сунься бедный Ромашов, везде одно и то же, на балу ли, на плацу ли, в собрании ли. И плюс ко всему настигает бытовое, как сейчас говорят, пьянство, порой даже до беспамятства. И безденежье… Сначала куда-то исчезает жалованье, потом забирается еда и водка в кредит, наконец пресекается и кредит… Можно только брать обед и ужин в собрании, и то без водки и закуски. Скучно, господа офицеры, скучно.
Но вот приносят записочку от Шурочки с приглашением на именины и последующий пикник, и сразу посвежело на душе у Ромашова, внезапно обнаружил он, что на дворе весна. Но! Требуется по меньшей мере 10 рублей на представительство: подарок Шурочке, извозчик, на чай посыльному и т.д. А их нет! Надо идти выпрашивать в долг у сослуживцев, претерпевать очередное унижение.
Но все утряслось, а на пикнике произошло нечаянное счастье – объяснение в любви с Александрой Петровной. Взаимное! Но закончившееся ничем, то есть поцелуями и объятиями. Дело в том, что она не может связать с ним свою жизнь, потому что он слаб волей, а что ей требуется, мы уж знаем. И более того, она и принимать его в своем доме не может, чтобы не быть скомпрометированной, они не могут более видеться.
И что прикажете делать в этакой ситуации подпоручику?
Мало этого, последовал позорный, совершенно невозможный, немыслимый провал ромашовской полуроты во время корпусного смотра, и именно при прохождении всего полка церемониальным маршем пред грозными очами генерала – корпусного командира. Результат – семь дней гауптвахты при дивизионном штабе. В довершение всех бед последовало пренеприятнейшее объяснение с мужем Шурочки, поручиком Николаевым, по причине получения последним анонимного письма, проливающего свет на истинные отношения его супруги с подпоручиком Ромашовым. Автор письма, как догадывается Ромашов, та самая разочарованная полковая дама, порвать с которой он нашел-таки в себе силы.
Остается одно – застрелиться! Рисуются в воображении подпоручика сладостно-мучительные картины самоубийства: вот его денщик врывается в офицерскую столовую и с трудом произносит «Подпоручик… застрелился!..», все в ужасе, все бросаются на квартиру, некоторые без шапок. Ромашов мертв, на полу лужа крови, в ней валяется револьвер казенного образца. Доктор тихо произносит: «В висок! Все кончено». Все обнажают головы, переглядываются и читают в глазах друг у друга невысказанную мысль: «Это мы его убийцы!». Потом похороны, общая скорбь, рыдания, отчаяние Шурочки, траурный марш… Вот такой детский сад.
Но потом следует трогательная сцена нечаянной ночной встречи и разговора с избитым солдатом Хлебниковым. Есть что-то общее в их нескладных судьбах. Оказывается, что забитый рядовой Хлебников тоже человек. И жалко Ромашова, и хочется встряхнуть его, вытолкнуть из этой колеи и объяснить, что есть же в жизни помимо пьянства, пошлости, сплетен, шагистики, солдафонства, офицерских собраний и прочих прелестей что-то иное. Но Куприн Александр Иванович не хочет. Впрочем, имеет право, детище-то его.
И продолжается это бессмысленное мыканье несчастного подпоручика по жизни, на беду свою снабженного способностью мыслить, сострадать и чувствовать, и не снабженного способностью действовать. Происходит последовательно еще ряд отвратительных эпизодов, посещение дома терпимости в том числе, украшенное пьяным скандалом, учиненным перепившимися офицерами. В финале – безобразная пьяная драка в офицерском собрании. Действующие лица: наш герой и муж Александры Петровны. За сим следует офицерский суд чести(!), который «…нашел, что ввиду тяжести взаимных оскорблений, ссора этих обер-офицеров не может быть окончена примирением, и поединок между ними является единственным средством удовлетворения оскорбленной чести и офицерского достоинства».
К кому же идет Ромашов перед поединком, в эти «тяжелые минуты душевного бессилия, одиночества и вялого непонимания жизни»? В поисках «близкого, участливого друга и в то же время тонкого, понимающего, нежного сердцем человека»? К пьянице Назанскому. И Назанский не оплошал, выдал монолог о смысле жизни на десяти страницах. Очень рекомендую ознакомиться, становится более или менее понятно, чем дышала прекраснодушная российская интеллигенция перед революцией 1905 года.
Ну, и сам поединок. Развели нашего Ромашова как кролика. Сначала навестила его в ночи прекрасная Александра Петровна и разъяснила, как надо себя вести во время дуэли: никаких извинений, непременно стреляться, чтобы не подмочить репутацию мужа, без пяти минут слушателя академии генерального штаба, потому что дуэль, закончившаяся извинениями, а не выстрелами, не совсем прилична; муж предупрежден и будет стрелять мимо, так же должен поступить и Ромашов; затем обмен рукопожатиями и все расходятся довольные: честь не повреждена, при этом все целы. Чтобы рассеять сомнения Ромашова, а они были, и укрепить его волю Александра Петровна ничтоже сумняшеся ложится с ним в постель. Теперь-то уж он никуда не денется. Он и не делся.
Застрелил поручик Николаев подпоручика Ромашова во время честной благородной дуэли, о чем и засвидетельствовал по всей форме распорядитель дуэли, штабс-капитан Диц, в рапорте, поданном на имя командира N-ского пехотного полка. Пожертвовали супруги Николаевы жизнью подпоручика Ромашова во имя счастливого будущего. Своего. Жаль, не упомянул писатель Куприн, поступил ли поручик Николаев в академию. Надо думать, поступил.
