Найти тему
Михаил Астапенко

БЫТ, ОБЫЧАИ, ОБРЯДЫ И ПРАЗДНИКИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ. ХVIII век.

                                      Донская казачка в одежде ХVIII века.
Донская казачка в одежде ХVIII века.

Интересной и своеобразной являлась бытовая жизнь донских казаков в восемнадцатом столетии. Особенно наглядно обычаи и обряды донцов можно было наблюдать в праздники. Итак, заглянем в восемнадцатый век, "век золотой Екатерины…".

…Нигде так выпукло и ярко не проявляются обычаи любого народа, как в праздники. Так было и на Дону. Лишь наступал праздничный день, уже с утра на узких и тесных улицах донской столицы толпился празднично разодетый люд. Молодые казаки развлекались борьбой, игрой в мяч, чехарду, бабки, айданчики (игра в бараньи кости). Взрослые казаки, собравшись в кружки, распевали былинные песни, здесь же отплясывали под веселую и задорную балалайку.

Около рундуков – лестничных площадок, выходящих на улицу- чинно сидели пожилые казаки, заслуженные воины. Перед ними обычно стояла ендова переваренного меда, который за крепость и отменный вкус весьма ценился у казаков (особенно так называемый тройной касильчатый мед).

Подле другого рундука на богатом персидском ковре располагались для душевной беседы жены донских старшин. Пленные татарки и турчанки (ясырки), жившие в казачьих семьях на правах младших членов, родственников, прислуживали старшинским женам, разливая в серебряные чары сладкий мед и с поклоном подавая его. Казачки степенно, без торопливости, вкушали мед, хвалили дедовскую старину и, слегка захмелев, пели душевные песни о подвигах своих дедов, отцов и мужей. Эту картинку черкасской жизни прекрасно увидел и поэтически передал в одном из своих стихотворений Николай Туроверов:

На солнце, в мартовских садах,

Еще сырых и обнаженных,

Сидят на постланных коврах

Принарядившиеся жены.

Последний лед в реке идет

И солнце греет плечи жарко;

Старшинским женам мед несет

Ясырка – пленная татарка.

Весь город ждет, и жены ждут,

Когда с раската грянет пушка,

Но в ожиданьи там и тут

Гуляет пенистая кружка.

А старики все у реки

Глядят толпой на половодье,-

Из-под Азова казаки

С добычей приплывут сегодня.

Моя река, мой край родной,

Моих пробабок эта сказка,

И этот ветер голубой

Средневекового Черкасска. 1

Почти всех проходящих мимо них казаков старшинские жены с поклоном приглашали: «Подойди, родненький, к нам!» - и потчевали их медом. Весьма польщенные вниманием знатных дам, казаки, обычно, кланялись и клали на поднос горсть монет. Проводившие таким образом время старшинские жены любили изъясняться в разговорах между собой по-татарски, переняв знание этого языка у ясырок. Разговор на татарском языке был тогда в большой моде у черкасских казачек.

Молодые казачки в праздничных одежда гуляли отдельно. Щелкая жареные арбузные и тыквенные семечки, они собирались своими компаниями себя показать и других посмотреть. Подражая старшим, девушки душевно пели псалмы и веселые песни.

Если мимо молодежи проходил казак в летах, то за несколько метров до него малолетки почтительно вскакивали и кланялись ему. Сесть они могли только тогда, когда казак удалялся от них на почтительное расстояние. Это непритворное уважение к старшим воспитывалось в казачьих семьях с раннего детства. Если малолеток выказывал неуважение к старшему, то тот мог приструнить мальца увесистой оплеухой, что с одобрением встречалось всеми, в том числе и родителями неучтивого казачонка.

Женщины-казачки должны были с почтением относиться к мужчинам, уступать им во многих бытовых ситуациях. Если, например, на узком мостике, каких множество имелось в Черкасске, встречались женщина и мужчина-казак, то слабая половина в любом случае должна была уступить казаку место, даже если при этом ей приходилось спрыгивать с мостка.

Компании мальчишек и юношей выходили на игрища за город, к палисаду и крепостным стенам. Здесь ставилась самодельная цель, и казачата, одни с луками, другие с ружьями, соревновались в меткости стрельбы. Наиболее тренированные могли на значительном расстоянии выбить пулей монету, поставленную на ребро. После стрельб, обычно, устраивались потешные бои.

Свободное время казаки любили проводить в так называемых станичных избах, которых в Черкасске в это время насчитывалось девять и стояли они на берегу Дона недалеко друг от друга. Казаки из двух-трех станичных изб на одинаковом расстоянии от каждого ставили на воде деревянный поплавок с мишенью. По условному знаку специально выбранного распорядителя-судьи начиналась стрельба по этой цели. Победу одерживали казаки того станичного куреня, которым удавалось потопить цель. Проигравшие угощали победителей тройным касильчатым медом и пили сами за здоровье победителей.

Но особенно любили черкасские старики петь любимую песню о батюшке Тихом Доне, о ясных соколах – донских казаках, ушедших в далекие и опасные походы:

Как ты батюшка, славный тихий Дон,

Ты кормилец наш Дон Иванович!

Про тебя лежит слава добрая,

Слава добрая речь хорошая

Как бывало ты все быстёр бежишь,

Ты быстёр бежишь все чистехонек;

А теперь, кормилец, все мутён течешь,

Помутился ты, Дон, с верху до низу.

Речь возговорит славный тихий Дон:

«Уж как мне все смутну не быть,

Распустиля я своих соколов,

Ясных соколов, донских казаков;

Размываются без них мои круты бережки,

Высыпаются без них косы желтым песком.

После каждой песни старые воины, с чувством и слезами на глазах восклицали: «Да, заслужили наши казаки вечную память!»

С особым весельем праздновали донцы масленицу. Целую неделю от мала до велика, веселился Черкасск и донские станицы. Кроме шумных застолий, по всему Дону устраивались грандиозные этому празднику казачья молодежь, не досыпая, но холя верного друга-коня для предстоящих скачек и готовя оружие для состязаний.

Лишь только наступал первый день масленицы, вооруженные наездники собирались в заранее назначенном месте. Всякий старался блеснуть своим скакуном, сбруей и оружием. Полюбоваться захватывающим зрелищем приходило много желающих.

На открытом месте, в поле, уже стояла заранее приготовленная мишень из камыша. На расстоянии в триста-четыреста метров суетливо кучковались казаки, желавшие вступить в состязание.

Первым открывал игрища опытный в боевом ремесле казак. На полном скаку, бросив поводья у самой мишени, он выстрелом из ружья ловко поджигал камыш. Следом стремглав летел молодой казак. На всем скаку, умело соскочив с лошади, держась одной рукой за гриву скакуна, другой он выхватывал из-за пояса пистолет и метким выстрелом поражал цель. Еще мгновение – и изумленные зрители уже видели казака на лошади целым и невредимым. А следом уже скакали другие казаки, перемахивая на конях через огонь.

Гвоздем состязаний были скачки, победители которых получали весомые награды, становясь героями дня.

Непременным элементом масленичных торжеств являлась охота на дичь, которой изобиловал в ту пору Дон. Сотни казаков собирались на охоту, которую открывал троекратный ружейный выстрел есаула.

…Вот группа удачливых охотников подняла в кустарнике свирепого вида вепря-кабана. Ссекая клыками камыши, кабан вырывается из зарослей, зло посверкивая маленькими глазками. Пораженный несколькими меткими выстрелами, оставляя за собой кровавый след, разъяренный секач бросался в отчаянной ярости на охотников. Казаки, привыкшие к подобным поворотам событий ловко расступались и добивали казака пиками.

В другом месте группа всадников стремительно преследовала матерого волка, который подняв дыбом шерсть и поминутно оглядываясь, пытался уйти от неутомимых охотников. Однако казаки нагоняли серого разбойника и длинными плетками, в концах которых был зашит свинец, убивали хищника. Таким же манером охотились на зайцев, лис, а быстроногих коз ловили с помощью арканов.

После охоты и скачек, состязаний в стрельбе донцы садились за праздничные столы. Ели в ту пору вкусно и обильно. Сначала подавали круглики – пироги с рубленым мясом и перепелками. Затем поочередно следовали восемь-десять блюд: студень, сек – разварная филейная говядина, лизни (языки), приправленные солеными огурцами; блюда из поросенка, гуся, индейки, подаваемые на красочных подносах. Затем подавалась внушительная часть дикой свиньи в разваре, следом шел лебедь, соленый журавль и другие закуски.

После холодных блюд подавали горячие щи, похлебку из курицы, сваренной с “сарацинским пшеном” и изюмом, суп из баранины, приправленный морковью, “шурубарки” (ушки), борщ со свининой, суп из дикой утки и другие не менее аппетитные блюда.

Затем следовало жаркое: гусь, индейка, поросенок с начинкой, целый ягненок с чесноком, часть дикой козы, дрофа, дикие утки, кулики и другая дичь. Далее подавали блинцы, лапшевник, кашник, молочную кашу и, наконец, уре - кашу: кашу из простого пшена, приправленную сюзьмой (кислым молоком).

По казачьим обычаям, чтобы не обидеть хозяина, каждый из гостей должен был непременно отведать каждого блюда. Перед всяким новым блюдом следовал тост.

Первый тост провозглашал хозяин: “Здравствуй, государыня-императрица (или император) в кременной Москве, а мы, донские казаки, на тихом Дону!” Затем следовал тост за Войско Донское: “Здравствуй, Войско Донское, с верху до низу, с низу до верху!” Потом пили за здоровье атамана, всех гостей и родственников.

Своеобразной была семейная жизнь донских казаков в XVIII веке. Если в семнадцатом столетии большое число казачьих браков заключалось без посредничества церкви, то в начале восемнадцатого века Петр I запретил венчаться и разводиться по казачьим обычаям (на Кругу) и велел совершать браки по церковным уставам, строго запретив наложничество.

В начале XVIII века петровские порядки начинают проникать на Дон: женщине-хозяйке уже не запрещалось показываться гостям. Однако, казаки продолжали жениться и разводиться по нескольку раз, и тогда императрица Елизавета Петровна грамотой от 20 сентября 1745 года запретила казакам “жениться от живых жен и четвертыми браками”.1

Как же происходил обряд сватовства и брака у донцов?

Обычно сначала бывали смотрины, когда жених с двумя-тремя родственниками под благовидным предлогом появлялся в доме невесты. Сидели, беседовали о разном, потихоньку разглядывая невесту. Если она приходилась по душе старшим, то, уходя, они многозначительно говорили:

- Бог даст, и она нас полюбит!

Через несколько дней после смотрин к родителям невесты засылались сваты, которые получив согласие, били по рукам, восклицая: “В добрый час!” Потом до свадьбы происходил “сговор”, во время которого веселились, пили вино и танцевали танцы “казачек” и “журавель”.

За день до свадьбы смотрели приданное, празднуя, как говорили казаки, подушки. А накануне бывал “девишник” – последний вольный праздник для невесты-девушки.

Свадьбу праздновали в воскресенье. Невесту обряжали в богатый парчовый кубилек и парчовую рубашку. На голову надевалась высокая шапка из черных смушек с красным бархатным верхом, украшенная цветами и перьями. Самые лучшие украшения из золота, серебра блистали на ней. Жених, также одетый в лучшее, получив родительское благословение, вместе с дружками и свахами направлялся в курень невесты, которая уже скромно сидела под образами, ожидая суженого. Отсюда молодые отправлялись в храм. В его притворе невесту готовили к венцу: сняв шапку, расплетали девичью косу надвое, как обычно носили замужние казачки.

После венчания молодых на крыльце женихова дома встречали родители новобрачных. Над их головами они держали хлеб и соль, под которыми молодожены проходили, осыпаемые пшеницей, перемешанной с хмелем, орехами и мелкими деньгами. Родители, угостив свиту молодых, самих новобрачных отправляли в брачную комнату, из которой они появлялись только перед подачей жаркого.

Во второй половине восемнадцатого столетия положение женщин-казачек изменилось: отныне они могли свободно появляться в обществе не только во время больших праздников, но и в обычные дни, хотя не одобрялось, если они вмешивались в мужской разговор. Девушки же только на свадьбах могли находиться в обществе мужчин, остальное время им надлежало быть в кругу подруг или в домашнем одиночестве, занимаясь шитьем, работой на кухне, играми в кремешки, жмурки, лапту.

Одежда донских казаков и казачек отличалась своеобразием. Что касается мужской одежды, то, как отмечал в своих показаниях в Москве станичный атаман Савва Кочет в 1706 году, “мы носим платье по древнему своему обычаю, которое кому понравится: один одевается черкесом, другой калмыком, иной в русском платье старинного покроя и мы никакого нарекания и насмешек друг другу не делаем: немецкого же платья никто из нас не носит и охоты к нему вовсе не имеет”.1 Если уточнить эти слова атамана, то на казаках первой половины восемнадцатого века можно было видеть лазоревые атласные кафтаны с частыми серебряными нашивками и жемчужным ожерельем. Другие одевались в бархатные полукафтаны без рукавов; темно-гвоздичные зипуны из сукна, опушенные голубой камкой с шелковой нашивкой. Третьи надевали парчовые кафтаны с золотыми турецкими пуговицами, с серебряными с позолотой застежками. У всех казаков имелись шелковые турецкие кушаки. На ногах носили сапоги, обычно, желтого цвета, на голове – кунью шапку с бархатным верхом. 2

К началу XIX столетия одежда казаков унифицировалась. По описанию француза де Романо, побывавшего и некоторое время жившего на Дону, “все донцы носили синий мундир одинакового покроя, так что на улице не сразу отличишь отставного генерала от казака, если оба в национальных казачьих шапках”.3

Главной частью женской одежды был кубилек, сшитый из парчи и имевший форму татарского кафтана. Он спускался ниже колен, но высоко от пят. Кубилеки застегивались на груди рядом серебряных с позолотой пуговиц. Имелся еще один ряд пуговиц, гораздо больших по величине, золотых или низанных из жемчуга. Под кубилеком были рубаха и шаровары, доходившие до самых туфель, сшитых из сафьяна. Казачки подпоясывались поясами, украшенными камнями и драгоценными металлами. На голову одевалась парчовая шапка, украшенная драгоценными камнями и жемчугом.

О типах казаков конца XVIII века, особенно низовых, один из современников писал: “Они почти все смуглого и румяного лица, волосы черные и чернорусые, острого взгляда, смелы, храбры, хитры, остроумны, горды, самолюбивы, пронырливы и насмешливы. Болезней мало знают, большая часть умирает против неприятеля и от старости”. 1 Как писал священник Григорий Левицкий, служивший в старочеркасском Воскресенском соборе, после смерти казака всегда трезвонили в колокола, но вследствие частых и опустошительных пожаров, бывавших на Дону в восемнадцатом веке, звонить в колокола в этом случае было запрещено указом войскового атамана, дабы не наводить панику на донцов.

1 Туроверов Николай. Стихи. Кн. 5. Париж, 1965. С. 61.

1 Акты Лишина. Т. 2. С. 366-367.

1 Сухоруков В.Д. Статистическое описание…С. 114.

2 Там же. С. 114-115.

3 Калмыков М. Черкасск и Войско Донское по описанию де Романо. С. 37.

1 Записки С.А.Тучкова. С. 24-25.

Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России.

Галина Астапенко, краевед, член Союза журналистов России.