Я никого не хочу обидеть - расскажу, как чувствую.
Вам, должно быть, знакомо ощущение внутренней пустоты, когда позади - большая, но заведомо конечная порция счастья?
Мне - увы, да. Пустота, тупая и гулкая, накрыла мой мир с окончанием учёбы в "Мерзляковке".
Случилось это летом 1998 года, когда я, продравшись сквозь марафон выпускных и приёмных испытаний, нашла себя студенткой композиторского факультета МГК. На тот момент, я ещё не ведала, что жизнь спланировала расколоться на две неравные части... Первая из них была полна заботы, тепла и понимания, вместив в себя солнечное детство в семье, а затем и полную открытий юность в училище. Дальше - как уж есть. Жёстко. Местами интересно, продуктивно, но неизменно "на зубах".
До поры до времени... я наивно полагала, что "Мерзляковка" есть присказка к консерватории: "То ли ещё будет"! Мне виделось, с позиций защищённости, что "младший брат" подготовит и подведёт нас вплотную к чему-то грандиозно-волшебному, величественно-справедливому и априори добротному. И нет же, лично для меня - не оправдалось.
Большое видится на расстоянии.
Уникальное участие мерзляковских педагогов в нашем взрослении мы воспринимали, пожалуй, как норму, как должное, как скромную классику.
Стремясь упаковаться отличными оценками с ног до головы, мы таки не умели, не стремились разглядеть высокое учительское и музыкантское мастерство в шаге от нас. Не фиксировали величия, не восхищались, не ловили жадно каждое прозвучавшее слово, каждый сыгранный мотив, каждое наставление по жизни. Мы никак не могли знать, что в возрасте 15-19 лет проходим эмоциональную, познавательную, содержательную кульминацию нашего существования. Мы были по-детски тщеславны, упёрты и ограниченны в понимании окружающей действительности. И казалось нам: всё к нашим ногам, здесь и сейчас, впредь, навсегда. Как мало мы, в целом, понимали тогда...
С нами реально носились, нас пестовали и тащили на целой системе буксиров, нам формировали подушку безопасности. Мы доверяли любимым наставникам наши душевные тайны, не стеснялись заливисто смеяться и горько рыдать в классах, проживая каждый божий день на максимальных оборотах. Увлекались однокурсниками, с треском расставались, сообща лечились от своих историй. Педагоги были всегда готовы протянуть руку помощи тем, кто в ней остро нуждался.
Эмоционально окрашенная учёба давала свои плоды. Полагаю, 90% моего профессионального багажа - училищные наработки. То же могу сказать, без преувеличения, и о чисто человеческой адаптации к жизни. Нас в "Мерзляковке" РАСТИЛИ - так вот, мы и росли. Кто рвался вперёд - тот рос как на дрожжах. Мы, дурачьё, радостно считали подобную прибавку качества своей личной заслугой. Только после 20+ лет педстажа в музыке... я поняла, наконец, насколько же мы тогда ошибались.
Без мобильных телефонов, без привычки к соцсетям, мессенджерам и излишнего самокопания - на уроки спешили все. И преподаватели, и юные студенты! Были рады регулярным встречам, живому общению, совместному звучанию и мозговому штурму. В "Мерзляковке" нас ждали, мы были нужны, на нас рассчитывали.
А потом было высшее музыкальное образование, за которым последовали аспирантские годы (кое для кого - откровенно ради места в общежитии). Сотовая связь в начале 2000-х активно трансформировала наши жизненные ритмы. Впрочем, дело не только и не столько в ней...
В консерватории вдруг стало ясно, что ходить на специальные занятия по режиму - не так-то замечательно и единственно правильно, ибо никто не ждёт часто и регулярно. Сделал - так и быть, покажись. Лишнего не суйся, не заслоняй горизонты. Занимайся, ищи, ты же взрослый. Свобода - лучший учитель.
Впрочем, исключения из общей атмосферы (а я действительно училась в МГК в годы её упадка, это объективно признано) были, ещё как были. Я старалась держаться за исключительных представителей профессуры. Складывались симпатии, обозначалась своеобразная дружба - однако же, ощущение "усталости от жизни", даже у относительно молодых преподавателей и доцентов, не покидало. Что до композиторства как специальности, идейная новизна и философские навороты ценились выше мелодического творчества, некогда незыблемой категории высокого тематизма.
Я уже поднимала эту тему, так что повторюсь схематически. "Мерзляковка" была слишком прекрасна для того, чтобы по её окончании принять близко к сердцу любое другое учебное заведение. Пусть даже высшее, именитое. Пусть даже МГК. И нет, я далеко не единственный выкормыш нашего училища, который, выйдя в большую жизнь, - именно так думает.
Это то же, что и с детством, с родительской семьёй. Моя... была удивительна. В сознании сложился недосягаемый образ; завышенная планка долгие годы мешала мне основать собственную ячейку общества. Впрочем, к тридцати годам я уже неплохо владела компромиссами, чем и воспользовалась. Позже поднаторела в материнской теме, развернулась, расправила крылья - и стала вполне себе дерзкий мотиватор.
А работа - это "Мерзляковка". Мне другой не надо. Отдаю дань волшебным стенам, некогда беспрецедентно поддержавшим, поднявшим мою самооценку.
Люблю тебя, второй дом.
Приведу детей, у меня их немало.
Тружусь.
