Не совсем и не всегда, но такое сходство возникает. На фоне умело используемой довоенной стилистики (он родственник пяти заслуженных композиторов и дирижеров) слышится голос зазывалы или тамады, пересказывающего модную юмореску с фужером в руке.
Рэнди Ньюман, Харри Нильссон, Ван Дайк Паркс – деликатные и последовательные уклонисты от того, что принято считать «классическим роком», что было весьма рискованно в начале карьеры каждого из них.
Казалось бы, все трое должны нравиться кому-то одному, но каждый из этих условных «аутсайдеров» знаком широкой публике автономно.
В активе у Нильссона всю его эксцентрику заглушает сентиментальная Without You, заимствованная у Badfinger. Этот ансамбль самоубийц первым перепоет You Can Leave Your Hat On, которая позднее приворожит перестроечный люд к творчеству Джо Кокера, до того известного в СССР дюжине декадентов.
Ван Дайк Паркс был знаком разве что по сотрудничеству с Бич Бойс, но я не слышал слов благодарности в его адрес от того, кому всучили бы диск этой группы.
Ван Дайк Паркс – фаворит лейбла «Реприз», продюсировал первый лонгплей Рэнди Ньюмана. Весомая часть песен на нем уже была спета другими артистами. Но завершающий короткую программу «Жирненький Додик» буквально убивал своей интонацией – это был Бертольд Брехт в прочтении Марка Твена.
Так ювелирно работать под (не связанную с конкретной эпохой) старину, оставаясь в русле актуальной моды, умел, разве что, Джон Себастиан – лидер группы Lovin’ Spoonful.
На просьбу указать любимый альбом Рэнди назвал Genius Рэя Чарльза. Мне понятен выбор ценителя, которому есть из чего выбирать. «Гений» – подлинный оазис натурального старообразия, где When Your Lover Has Gone звучит как ньюменовская «Луизиана», а Two Years of Torture Перси Мэйфилда – как замедленный вариант Mama Told Me Not To Come – первой вещи, озолотившей музыканта по-настоящему, благодаря хитовой версии Three Dog Night.
Он может быть агрессивен как Элтон Джон и поэтичен как Прокол Харум, но за обеими масками скрывается коммивояжер, рекламирующий холодильники эскимосам. Старый конферансье с арсеналом допотопных анекдотов и хохм про авантюристов и политиканов типа Хьюи Лонга по прозвищу «Сом».
А ведь первый диск мог так и остаться одноразовой диковинкой, тупиковым феноменом, чьи особенности так любят анализировать потомки. Но вместо абстрактного мифа об очередном прозеванном таланте, Рэнди Ньюман стал вполне конкретным элементом американской поп-реальности, питающей мировую поп-культуру, обреченную на вымирание без субсидий от Дяди Сэма.
Дебютный диск с большим портретом… он представлял собою творческий отчет молодого композитора, чье имя относительно малоизвестно. Сразу четыре песни заимствовал зоркий Алан Прайс, чей артистизм требовал материала, более остроумного, нежели клише утяжеленных блюзов. На две других вскоре обратил внимание Джек Джонс, сознавая необходимость расширения репертуара за рамки бродвейских арий и джазовых стандартов.
Алан Прайс споет и сыграет несколько номеров, а мог бы записать и целый диск, как это сделает Харри Нильссон, опередив Роджера Долтри с его альбомом прекрасных песен Лео Сэйера и Дэвида Кортни.
Нильсcон осуществит этот замысел совместно с автором. Короткий как саундтреки Элвиса Пресли, диск станет образчиком сдержанности и совершенства. Не вызывая прямой параллели с альбомом Джона Леннона, «Нильссон поёт Ньюмена» все-таки чем-то с ним схож. Скорее всего, аскетизмом высказываний. Пластинку проиллюстрирует Дин Торренс из дуэта Jan and Dean, увлекшийся оформлением обложек после травмы.
Рэнди Ньюман вездесущ как Боб Дилан. Только Дилан – чаще имя и перебор с губной гармоникой, а Ньюмен – нота. И слово, которое, прозвучав как оскорбление, трансформируется в розыгрыш:
Last night I saw Lester Maddox on a TV show
With some smart ass New York Jew…
Чем это не «прибежал прямо в ГУМ: Здрасьте, дядя Моня!»?
Анемичный Боуи заимствует It Ain't Easy у брутального гея Джона Болдри, отшатнувшись от предложения Let’s Burn Down The Cornfield, где отчетливо слышится голос Дьявола Южных Штатов.
Тридцать лет спустя автор этой вещи выйдет на сцену в образе Мефистофеля – коллекционера человеческих слабостей и заблуждений.
You can cry, cry, cry
Yes baby, you can wail
Beat your head on the pavement
Till the man comes and throws you in jail – убеждает Рэй Чарльз на последнем треке в альбоме «Гений». На самом деле не на последнем, но звучит он как финал картины, над которой рыдает весь зал.
Богатый глагол to wail – воют саксы над могилой стиляги, воет на полную луну оборотень, запертый в полицейском участке.
В этом году мы празднуем столетие шлягера Way Down Yonder In New Orleans, в том краю, где то, что мы видим во сне, творится наяву.
Свою биографическую сюиту Ренди Ньюмен назовет «Страною грез», ведь Адель «Дикси» Фукс – мать певца и композитора – тоже родом с американского Юга.
Как полагается солидному демону, Ренди Ньюмен подстерегает там, где встречи с ним не ждут.
На диске Nazareth – культовой группы советских «реднеков», равнодушных к авторской песне под ф-но.
В фильме арт-хаусного режиссера по вычурному роману, чьи читатели в СССР вообще снобировали низкопробный рок, предпочитая ему трио Ганелина, Камбурову, Градского и Шнитке.
В альбомах Джо Кокера и… Шины Истмэн. И там, и тут эти песни, похожие на блокнот с зарисовками и сюжетами, звучат абсолютно уместно и современно.
Этим творчество Ньюмена отличается от того, чем занимались Тайни Тим и Леон Редбоун – они продлевали жизнь старины, а он её модернизировал. Впрочем, оба подхода любопытны в одинаковой мере.
Южная готика и политическая сатира, интимная лирика и шансон-бурлеск – всё это преподносится с энтузиазмом человека, которому оказано исключительно высокое доверие.
Он объединяет десятки элитарных музыкантов, чьи имена знакомы только тому, кто внимательно следит за геометрией роста всех ветвей и корней каббалистического древа американской поп-культуры.
Каждому диску этого артиста гарантировано место в престижном списке. Каждое заведение или населенный пункт, вымышленные и реальные, высвечивают силуэт автора, шагающего к Балтимору со стороны деревни Чмаровка.
Воистину – вот кто бы мог сочинить оперетту по мотивам книг Ильфа и Петрова.
Его персонажи так же продолжают жить своей жизнью, сколько бы лет не было песне, где они упомянуты. Толстяки, коротышки, деревенщина, техасская девушка на похоронах отца, привидения, шпионы, покойники – полный архив на дому, как сказано в одном романе.
Вплоть до мюзикла «Фауст» и шлягера, посвященного последнему президенту главной соперницы США на мировой арене.
Следует отметить, что премьера «Фауста» состоялась в театре курортного местечка Ла Хойя, где провел остаток жизни Реймонд Чендлер – литературный предшественник музыкальной «американы» Ренди Ньюмена.
Его будут перечитывать ушами, как читают романы Уоррена и Фолкнера – не ради смысла и злачных деталей, а ради «саунда» каденций и пассажей.
Только кто и зачем станет этим заниматься – вопрос каждого самому себе.
Вполоборота он иногда напоминает Арчила Гомиашвили в роли Великого Комбинатора.
* Бесполезные Ископаемые на Радио России каждый понедельник в 21.10
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК