Найти в Дзене
Жил-был Боря

«Какой же ты, — говорят мне, — кореец, если не любишь корейскую кухню».

«Какой же ты, — говорят мне, — кореец, если не любишь корейскую кухню». «И по-корейски двух слов не скажешь», — вторя им, добавлю я. И не стану делить себя на части, пуская по своим руслам корейскую кровь дедушки и русскую бабушки — это по папе, украинскую — по маминой линии, где на украинском языке, кажется, не говорили. А расскажу любителям кукси, чимчи и прочего корейского съестного о том, что они вряд ли знают, а я краем уха, но слышал.
И начну с Владивостока, спустившись немного южнее. Там в 1858 году образовалась граница России и Кореи. Кому интересны геополитические штучки, то нынешнее Приморье и прочие дальневосточные земли на восток от Амура, покривившись, отдал тогда Китай. И поэтому возникли на юге Приморья четырнадцать километров российско-корейской границы.
Раз есть граница, то ее можно перейти. И как не перейти, если поземельной подати там нет, а наши налоги ломят и без того согнутую спину. Так думали корейцы из крестьян, и через четыре года в России по

«Какой же ты, — говорят мне, — кореец, если не любишь корейскую кухню». «И по-корейски двух слов не скажешь», — вторя им, добавлю я. И не стану делить себя на части, пуская по своим руслам корейскую кровь дедушки и русскую бабушки — это по папе, украинскую — по маминой линии, где на украинском языке, кажется, не говорили. А расскажу любителям кукси, чимчи и прочего корейского съестного о том, что они вряд ли знают, а я краем уха, но слышал.

И начну с Владивостока, спустившись немного южнее. Там в 1858 году образовалась граница России и Кореи. Кому интересны геополитические штучки, то нынешнее Приморье и прочие дальневосточные земли на восток от Амура, покривившись, отдал тогда Китай. И поэтому возникли на юге Приморья четырнадцать километров российско-корейской границы.

Раз есть граница, то ее можно перейти. И как не перейти, если поземельной подати там нет, а наши налоги ломят и без того согнутую спину. Так думали корейцы из крестьян, и через четыре года в России появился первый корейский поселок. 1862 год, четырнадцать семейств, первые корейцы в России. Может быть, среди них были и мои предальние родственники.

Земля в Приморье в основном плодородна, корейцев здесь все больше и больше, и местные власти не спешат их изгонять. Своих переселенцев не дождешься: еще не построена Транссибирская железная дорога; а корейцы трудолюбивы и дают урожай.

Перемотаем время. Первые десятилетия двадцатого века, Посьетский район близ Владивостока на границе с Кореей. Почти все из ста тысяч российских корейцев живут здесь. Среди них есть и политэмигранты из Кореи, недовольные тем, что на их родине хозяйничает теперь Япония. Корейцам уже выдают российские паспорта. И чтобы легче получить документ, а вместе с ним и законную землю, многие принимают православие. Отсюда такое явление как корейцы с церковными и библейскими именами. Кореец Мефодий, мой дедушка по отчеству — Соломонович.

После гражданской войны в России — 1922 год — малоземельные корейцы получили больше земли, открылись корейские школы, образовался свой театр. Во Владивостоке заработал корейский педагогический институт. Советская власть этому способствовала, параллельно мечтая остановить корейский приток. И когда в тридцатом году удалось запереть границу, переселение из Кореи иссякло.

Советские корейцы обустраивались и пускали побеги. Но настал тридцать седьмой год.

Утро в мирном корейском поселке. Крестьяне собираются в поле, не зная, что работы сегодня не будет. Приехал «большой военный человек» и с ним солдаты с винтовками. Решение принято: двадцать четыре часа на сбор пожитков — и в эшелон! И так поселок за поселком все сто семьдесят тысяч приморских корейцев.
Что происходит? Депортация народа. Почему? Говорят, политика. Соседняя Япония считалась вражьей, и среди корейцев, внешне схожих с японцами, могли незаметно расплодиться шпионы и агенты. А раз так, то взять целый народ и выбросить его подальше. Это одна из версий, есть и другие.

Новой землей для корейцев советская власть определила Казахстан и Узбекистан. В одном из эшелонов, пришедших в Каракалпакию, был мой дедушка с родителями, братом и сестрой. Бабушка Соня помнит, как вначале они жили в землянке. Солнечного света там почти не было.

В аулах и кишлаках, куда расселяли корейцев, формировались колхозы. И вскоре там массово заколосился хлеб. Молодые корейцы шли не только на поля, но и в институты. Мой дедушка пришел в поселковую школу молодым учителем физики, где он увидел русскую учительницу математики — мою бабушку. Я не помню ее, она рано умерла.

Детей у дедушки с бабушкой выросло трое. Мой папа, выучившись, уехал вслед на сестрой поступать в Одессу. Оба закончили тамошний Политех. В общежитии Политеха папа встретил мою маму. Они жили то в Каракалпакии, то в Молдавии (нынешнем Приднестровье), где родился я.

В Приднестровье я вырос. В Каракалпакии жил детсадовцем несколько лет. Из фамильных мест остался юг Приморского края. Когда-нибудь я пробуду там с августа по октябрь — три месяца нежаркого лета и плавной теплой осени. Буду дышать водорослями, не чувствовать остроту корейских блюд и, шутя, приписывать себе морской берег как историческую родину.