Жил-был человек. Человек, который гордился своим внешним сходством с величайшим правителем Империи, над чем, к слову сказать, всегда потешались его недоброжелатели. Он разносил мебель в Государственной думе и отстранялся от участия в заседаний. Он получал личную благодарность от министра внутренних дел, а позже готовил операцию по спасению царской семьи. Он был скандалистом, дебоширом и нерукопожатным человеком среди либеральной публики. Он пережил крах империи и гибель последнего правителя империи, а умер в сердце фашистской Германии, до последнего поддерживая войну против советской России.
Белый офицер, а позже писатель, Роман Гуль так вспоминал свои впечатления от встречи с Николаем Евгеньевичем Марковым в посольской церкви в Берлине : " Я впервые увидел бывшего члена Государственной Думы, "легендарного", крайне правого и крайне эксцентричного в своих думских выступлениях Н.Е. Маркого Второго. По лицу и фигуре он был очень схож с Петром Великим. Роста столь же громадного, на голову выше всех стоявших в церкви, лицо энергичное, волосы пострижены в кружала".
"Крайний" - вот самое точное определение характера Маркова. Крайним он был во всех своих проявлениях. Заметив собственное внешнее сходство с императором Петром Первым (лицом, ростом, и, как считал сам Марков, взглядом), Марков довёл это сходство почти до карикатуры. Он старательно косплеил своего кумира - стригся, как прорубивший окно в Европу император, и отрастил петровские усы. Ариадна Тыркова-Вильямс, член ЦК кадетской партии, так вспоминала облик Николая Евгеньевича: "Большая голова с обильными черными кудрями, крупные топором высеченные черты лица. Черные, кошачьи, торчком стоящие усы и плотно сжатый недобрый рот придавали ему отдаленное сходство с карикатурой на Петра Великого. Марков это знал и очень гордился".
За своё тщательно подчёркиваемое сходство с Петром Великим Марков обзавёлся прозвищем "Медный всадник". У него вообще не было недостатка в прозвищах: левые называли его "тяжелым орудием правых", "диким помещиком", " Марков-валяй", а единомышленники - "печальником земли русской" и "могучим курянином".
Сам Марков особенно гордился прозвищем "Курский зубр", полученным им после очередного своего выступления. Тогда он провозгласил с думской кафедры: " Мы, правые, такая же редкость, как зубры".
С тех пор зубрами называли всех крайне правых. Например, уже в советское время видный монархист Василий Шульгин, доживавший свои дни в 200 километрах от Москвы, во Владимире, говорил режиссеру Фридриху Эрмлеру:"Вы очень бледны. Вас, голубчик, нужно беречь. Я ведь зубр, я выстою…".
В Думе кроме "могучего курянина" заседал ещё один депутат по имени Николай Марков - помещик из Тамбова Николай Львович. Чтобы различать Марковых - Николай Львович стал Марковым Первым, а Николай Евгеньевич - Марковым Вторым. Курскому Маркову очень нравилось уточнение- "Марков Второй", и он использовал его и за стенами Таврического дворца, где перепутать шумного и несдержанного Николдая Евгеньевича с кем-либо было уже невозможно. Получилось и впрямь во вкусе "курского зубра" - солидно и весомо. Мол, вот есть император Николай Второй, а есть Марков Второй, тоже к слову сказать, Николай. В свою очередь Марков Первый регулярно страдал от выходок буйного однофамильца, будучи вынужден объясняться перед разгневанными либерально настроенными гражданами за скандальные выходки Маркова Второго и просил " не смешивать его с племянником".
Повторим, крайним Марков был во всех своих проявлениях. В государственной Думе он был одним из самых шумных депутатов, записным нарушителем дисциплины. Марков устраивал настоящий ураган, не сходя со своего места. Он осыпал оппонентов оскорблениями, ломал пюпитры и крушил мебель(по всей видимости, Марков Второй стал пионером подобных перфомансов в стенах Думы, европейские парламентарии до подобного дестроя на рабочем месте не доходили). Главным скандалистом российского парламента по праву считался другой черносотенец Владимир Пуришкевич (подробнее о Пуришкевиче читайте здесь), а вот на втором месте с большим отрывом от всех остальных соискателей этих сомнительных регалий был как раз Марков. Вообще тройка ультраправых Пуришкевич, Марков и "комический клоун" Крупенский, ну или также преуспевший по части думских скандалов Шульгин (тот самый благообразный старичок из советской агитки "Перед лицом истории" в молодости был не прочь дать огня в стенах Таврического замка) были тройкой черносотенных всадников апокалипсиса, вносивших в работу парламента хаос и смятение. В отличие от Пуришкевича, над чьими "воплями" , например, смеялась и плакала поэтесса Марина Цветаева, Марков Второй в выступлениях с думской кафедры, в основном провокационных а часто и просто оскорбительных по отношению к либеральным оппонентам)был всегда предельно серьёзен. В своих речах он не выбирал выражений, за что часто отстранялся от заседаний. Всё тот же Шульгин замечал: "У него была такая вызывающая манера говорить, что соглашаясь с ним, не хотелось соглашаться".
О выходках Маркова Второго писали все газеты, а кадеты, главные думские противники правых, называли его "хулиганом". Октябрист Шидловский отмечал: " Этот весьма неглупый человек сознательно старался придать своим речам вообще, а полемическим приемам в особенности, такой отвратительный характер базарной ругани, что становилось противно"
Легко представить какое впечатление производил на публику человек с таким набором ораторских приёмов - на думской трибуне бесновался и сыпал оскорблениями не то Пётр Великий на минималках, не то мультипликационный толстовец кот Леопольд (недаром Николая Евгеньевича часто сравнивали с сытым котом), объевшийся озверина.
Помножьте эту вызывающую манеру Маркова на его резкое нетерпение к мнениям, не совпадающим с его собственным, и получите портрет "тяжелого орудия правых" во весь рост.
Бывший курский губернатор Н.П.Муратов вспоминал: " Маркову очень многого не доставало. Строгий догматик, он никаких уклонений от догмы не признавал: или союзник, или пошёл вон, и не просто вон, а с заушением, с улюлюканием. Марков никогда посторонних политике разговоров и не вёл. Это было скучно. Он никогда не шутил, не смеялся, даже не улыбался, и если кривила его красивый маленький рот усмешка, то не веселости, а иронии. Его заметная фигура, его недобрый взгляд, его риторизм политического сектанта стесняли, становилось не по себе - и скучно и нудно". В соответствии с подобными жизненными установками вся жизнь Николая Евгеньевича была борьбой. Боролся он вдохновенно - и с политическими недругами и с политическими соратниками, да часто со всяким, на кого ложился его "недобрый" взгляд. В правом лагере Марков Второй сначала сражался с доктором Дубровиным ( он же Доктор Зло), а затем с былым товарищем по скандалам в парламенте Пуришкевичем, резко полевевшим на закате империи.
Во время работы четвёртой Думы Николай Евгеньевич триумфально захватил лидерство по количеству замечаний и отстранений, обойдя Пуришкевича, занятого в то время организацией собственного санитарного поезда на фронте. 22 ноября 1916 года произошел самый громкий скандал в думской карьере Маркова Второго. В тот день он вышел на трибуну, чтобы устроить разнос своему товарищу Пуришкевичу(когда-то Владимир Митрофанович был даже секундантом Николая Евгеньевича на дуэли с депутатом-кадетом Пергаментом), осмелившемуся критиковать правительство. Речь Маркова постоянно прерывали выкрики депутатов оппозиционного большинства ( могучего курянина били его же оружием). Наконец, когда огрызавшийся на выкрикивавших с места, Марков получил замечание от председателя Думы Родзянко, его терпению пришел конец. Сжав кулаки, он подошел к председателю вплотную и отчетливо в упор произнес :" Вы мерзавец, мерзавец, мерзавец!". Позже, взяв слово, он "открыл шквальный огонь" уже по всем присутствовавшим в зале представителям оппозиции : " Я подтверждаю то, что я сказал. Я хотел оскорбить вашего председателя, и в его лице хотел оскорбить всех вас господа". За своё выступление Марков Второй получил благодарность министра внутренних дел Хвостова и запрет на посещение 15 заседаний Думы(высшая мера наказания за дисциплинарные проступки в стенах Таврического замка). Журнал " Новый Сатирикон" разразился по поводу думского скандала карикатурой, на которой сочувствующий интересовался у депутата Маркова: " Чивой-то у тебя, Женя, рука такая грязная?"
На что получал мрачный ответ Медного всадника: "Да чего ж её зря мыть-то? Всё равно некому подавать".
Одиозный Марков и вправду становился нерукопожатным не только у оппозиционеров, но и у многих правых.
Скандальный Марков Второй был излюбленной мишенью сатирических журналов. К примеру в рассказе "Экзамен на фельетониста"( подписанный просто литерой "Ф", но, по видимому, принадлежащий авторству Аверченко) содержится красноречивый диалог. На вопросы экзаменатора будущий фельетонист отвечает ассоциациями, вызванными вопросами:
-Теперь внутренняя политика. Кто Пуришкевич?
-Балаганный шут, фигляр.
-Марков?
-Который темные деньги, курский зубр, реакционные вожделения.
Или ещё один журнальный диалог:
-Алло! Это депутат Марков?
-Он самый. Чем могу служить?
-Лакеем!
Что касается упомянутых Аверченко "тёмных денег", то Марков не делал особой тайны из финансирования Союза Русского Народа правительством. Деньги поступали со столыпинских времён, Медный всадник получал на своё имя по 12 тысяч рублей ежемесячно.
В результате "мучительного развода" с Пуришкевичем Марков растерял поддержку фракции правых, и его сторонники оказались в абсолютном меньшинстве. В феврале 1907 года правые, сумевшие провести в Думу второго созыва всего-навсего 16 депутатов, созвали совещание, на котором общим стало мнение, что необходим скорейший роспуск Думы. Требовалось лишь дать повод для решительных действий правительства, и ультраправые депутаты обязались спровоцировать подобное развитие событий. 16 правых депутатов всё то время, что успела до роспуска проработать Дума второго созыва, перекрикивали весь зал, беснуясь и кривляясь, а с думской кафедры не сходил, "скакавший, как мячик" Пуришкевич. Марков Второй символично закольцевал историю правых в российском Парламенте. В конце 1916 года он, как в прежние времена, принял решение вести Думу к роспуску. Вот только на вооружение тяжелое орудие правых взял прямо противоположную тактику. Вместо шумных беспорядков и хулиганства горстка правых депутатов мрачно молчала на думских заседаниях, не реагируя на выступления оппозиционного большинства. Крикливый и буйный депутат Марков заявил, что больше не собирается "играть роль вороньего пугала". Ультраправые, встречавшие рождение русского парламента криком и шутками, провожали умиравший парламент гробовым молчанием.
Для курского зубра это была практически мера отчаяния. Марков Второй всегда считал, что государственная Дума должна служить связующим звеном с Государем. Он говорил: "Самое важное, это не то, что большинством голосов постановит Государственная Дума, а то, что истинное мнение русского народа, громко высказанное правыми депутатами, будет известно Царю-Самодержцу". Все годы работы в парламенте, ломая мебель и оскорбляя либералов, Марков Второй и
правда очень громко доносил мнение народа до самодержца. В последние месяцы империи голос народ замолчал.
Да, Марков был и впрямь крайним во всех своих проявлениях. Любой период русской истории (независимо от века) он описывал одним сценарием: всё было хорошо, но вмешались иностранцы. Каждая речь Маркова неизбежно заканчивалась разоблачением заговора инородцев. С таким подходом разобраться в сложностях российской истории для Николая Евгеньевича труда не составляло. Вот его мнение о правлении императора Александра I : " Почти одновременно с разрешением открытого существования масонства Александр I в 1802 году повелел образовать особый "Комитет о благоустройстве евреев". Душою комитета был Сперанский, по инициативе коего вызваны были в качестве "сведущих людей" еврейские депутаты из западных губерний. Сперанский совсем был предан евреям через известного откупщика Переца, которого он открытым образом считал приятелем и жил в его доме". Ну что ж, дело распутано, заговор раскрыт.
Крайний националист и антисемит, он происходил из рода, бравшего своё начало то ли с литовского дворянина то ли волошанина( то есть молдаванина и румына), а по материнской линии у него было немало предков-немцев. Впрочем, марковский консерватизм был во многом семейной традицией. Его отец, Евгений Львович, носивший прозвище "златоуст Щигровского уезда", в своё время проделал путь от западника-либерала до охранителя. Известность отец приобрёл благодаря роману "Чернозёмные поля". Говорили, что старшего Маркова приглашал в редакторы журнала "Ясная поляна" Лев Толстой, но он ответил отказом из-за идейных расхождений.
Николай Марков окончил Московский кадетский корпус и Институт гражданских инженеров, а трудовую деятельность начал простым инженером на Московско-Киево-Воронежской железной дороге. В 1903 году он унаследовал после смерти отца имение общей площадью более 300 десятин, и оставил службу. 1905-й год Николай встречал членом губернской земской управы. Роковую роль в его судьбе сыграли революционные события того года. Марков принимал активное участие в борьбе с протестным движением в родной Курской губернии. На одно из заседаний Курского земского собрания с участием Николая ворвались служащие управы (по преимуществу либерально настроенные) и, угрожая палками и стульями, разогнали земцев. Торжествуя победу, стулоносцы встали на столы и затянули Марсельезу. Стерпеть подобного монархист Марков не смог. Он ворвался в круг певших и, заглушая их пение, начал истошно кричать "ура Самодержцу Всероссийскому" и был поддержан нестройным хором вернувшихся членов земского собрания. Дикий вид помещика и его буйное поведение заставил "разбойничье племя постыдно бежать на улицу" В это трудно поверить, но до описываемых событий сам Марков говорил о себе как довольно застенчивом молодом человеке. Борьба с революционерами сделала из него пламенного трибуна, никогда не лезшего за словом в карман. Марков был одним из основателей Курской Народной Партии Порядка, и именно он выступал за то, чтобы КНПП была организацией прямого действия. Члены Курской Партии, по замыслу Николая, должны были вооружиться и по необходимость приходить на помощь войскам при подавлении революционного движения. Правительство к проектам Маркова отнеслось прохладно, и курские боевые дружины не принимали участия в уличных боях с протестующими.
К идее вооруженной борьбы Марков Второй вернулся уже после Февральской революции. В первые дни после переворота, опасаясь преследований, он сбежал в Финляндию. Там, скрепя сердце, ему пришлось поменять внешность для конспирации. Марков расстался с петровскими усами, коротко остригся и отпустил бороду. Конспирация оказалась неважной. Рассчитывать, что огромный короткоостриженный бородатый мужик( более "кричащей" маскировкой стал бы разве что ростовой костюм ярмарочного медведя) не вызовет подозрений было мягко говоря легкомысленно, и в мае 1917 года Марков был арестован. Времена были либеральные, и Николай Евгеньевич, воспользовавшись неприкосновенностью члена Думы, допрашивался всего лишь как свидетель "преступлений старого режима". Он проживал в довольно комфортных условиях - в комфортабельной комнате дворца Великого Князя Владимира Александровича под присмотром трёх офицеров, а на допросах, по воспоминаниям работавшего в Чрезвычайной следственной комиссии поэта Александра Блока, вёл себя просто нахально. При этом иллюзий по поводу отношения к черносотенцам после февральских событий он не испытывал, заявил, что в случае высылки в Курск он подвергнется смертельной опасности, ибо в родном городе его хотят застрелить.
В действиях Маркова так и не нашли состава преступления, и он был отпущен на свободу. Летом 1917 года освобожденный Марков создал в Петрограде подпольную организацию "Великая Единая Россия", ставившую своей целью не много не мало освобождение царской семьи. По словам Николая Евгеньевича, лишь неожиданный перевоз семьи императора в Екатеринбург помешал единороссам выполнить миссию( выкрасть Николая Второго и его семью планировали из Тобольска).
В Финляндии энергичного и шумного(даже в подполье) Маркова запомнили. В 1975 года на экраны вышел советско-финский художественный фильм "Доверие" Среди героев появляется и Марков Второй с запоминающейся зажигательной речью. "Если целый народ нельзя посадить в сумасшедший дом, то на него надо надеть смирительную рубашку. Надо чтобы вернулся страх, а любви чухонской нам не надо. Этих финских социалистов надо усмирять старым способом. Россия, тебе грозят азиаты! Опомнись, Россия! Твои инородцы вконец обнаглели. Говорю вам: прочь мелкота! Мы идём!"
В гражданскую войну под руководством Маркова действовали "Братство Белого креста Великой единой России" и "Союз верных". Сам он служил в составе Северо-Западной Армии (пусть и начальником запасной бригады) под именем Лев Николаевич Черняков(подпольная деятельность оказалась стихией курского зубра, он менял не только внешность, но и имена - Лев Черняков, Гой, Буй-Тур). Долгие годы Марков Второй разоблачал масонские заговоры, при этом сам оказался виртуозом создания тайных обществ, малоотличимых от масонских(как говорится, врага надо знать в лицо). Например, члены созданного на территории Эстонии офицерского "Союза верных" делились на две группы- "латников" и "воинов", а руководил всей организацией "Тайный верх". По замыслу Маркова, участники "Союза верных" должны были внедриться в Красную армию и осуществить военный переворот.
В эмиграции Марков Второй был неизменных участников монархических организаций. Его бескомпромиссность так и не позволила ему примириться с изменениями в России, а антисемитизм предсказуемо отправил в объятия набравших в Германии силу национал-социалистов.
Марков Второй не испытывал душевных сомнений по поводу деятельности НСДАП : " Я чувствую громадное удовлетворение тем, что наконец-то поставлено на государственном масштабе решение еврейского вопроса, притом правильно поставлено, так именно, как мы столько лет пропагандировали, начиная с 1903 года. Среди современных деятелей наци немало добрых моих знакомых из эпохи моей жизни 1920-25 годов в Берлине"
В 1935 году в Эрфурте он вступил в русскую секцию "Мировой службы"(антисемитский аналог коммунистического интернационала), а с 1936 года редактировал русский выпуск бюллетеня "Мировой службы" . Марков Второй приветствовал начало Второй мировой войны и взывал к окончательному решению еврейского вопроса. Впрочем более чем преклонный возраст (а к моменту нападения на Советский Союз могучему курянину было уже 75 лет) поспособствовал тому, что он отошел от активной деятельности, что позволило сохранить остатки его репутации. Преклонный возраст вряд ли спас бы его от суда и казни после разгрома Германии, но жизнь распорядилась иначе. Медный всадник умер в апреле 1945 года в немецком Висбадене, двух недель не дожив до окончания войны.