Еврейские женщины, очевидно, знают какой-то секрет обольщения. Иначе, как объяснить, что в массивах "Кремлевские жены" и "Жены людей искусства" превалируют представительницы богоизбранного народа. Чаще они осчастливливают мужчин иной национальности, но бывает и так, что пара получается мононациональной, и тогда - танцуют все! "Хаву-Нагилу", конечно же.
Сладкая виноградинка Изабеллы лучше сибирской мороженой сосульки
Так получилось в случае, когда Николай Виленкин взял в жены Изабеллу Вилькину. Творческие еврейские натуры нашли друг друга, не взирая на 18-летнюю разницу в возрасте и уже имеющийся опыт женитьбы Николая Максимыча, который по старой доброй еврейской традиции сочинил себе оригинальный псевдоним - Минский, поскольку сам был родом из тех мест.
Псевдоним был ему особенно необходим, поскольку по той же еврейской традиции, он - Минский-Виленкин - начал "плести кружева" с корешами из кружка социал-демократов, чего-то мутить в плане издания антигосударственных газетенок и т.п. Однако, поэт и где-то даже философ, сочинивший целое учение "мэонизм" (не путать с маоизмом!), получил "а-та-та" от бдительной жандармерии, которая доходчиво объяснила литератору, что ожидает его в "Крестах" или ссыльной сибирской деревушке, если он не образумится. Минский понял, что такие страсти-мордасти не по нему, и быстренько отчалил в загрантур, переходящий в ПМЖ.
Ты еврейка, я еврей. Обнимай меня скорей!
К этому времени у него уже был богатый опыт общения с дамами. Он и с первой женой писательницей Яковлевой (Безродной) пожил, и к Зине Венгеровой усиленно сватался, но та сделала тактический ход, предложив Максимычу свою племяшку Изабеллу, которая и умница, и красавица, и даже не совсем Изабелла, т.к., приняв православие, сделалась Людмилой.
"Ты, Максимыч, будешь ее Русланом. - расписала роли Зинаида.- А я, так и быть, попозже подключусь, буду вам дядькой Черномором теткой Венгерихой, и стану жить с вами, так сказать в роли второй жены, а там глядишь, может и "намбер ван" стану."
Такой расклад понравился нашему поэту, он исполнил па-де-де из балета "Семь-сорок" и позвал юную Людмилу (ну как юную, 23 годика ей было) жить с ним нерушимым гражданским браком. Пока не будет достигнут такой цимес в семейных отношениях, который позволит оформить все по букве закона. А тогда и тетю Зину пригласить на сожительство в этот веселый треугольник.
Николай, Николай, не забуду твой лали-лалай. Но и другие лалаи мне тоже весьма интересны.
Вполне возможно, что Руслан-Максимыч знать не знал и ведать не ведал, что его Людмила окажется сверх гулящей....общительной дамой, развернувшей такую активную культурно-эротическую деятельность, что "мама не горюй". Войдя в богемные круги Петербурга, мадам Вилькина открыла домашний художественно-поэтический салон со столь густым налетом эротики, что творческий люд поспешил туда, как на выставку сокровищ Тутанхамона, которая с аншлагом проходит в наши дни на ВДНХ.
Хотя в том салоне из сокровищ была лишь одна хозяйка, но она подавала себя, как главное и изысканное блюдо дня. По воспоминаниям Чуковского, красавица Людмила
"принимала гостей лёжа на кушетке, и руку каждого молодого мужчины прикладывала тыльной стороною к своему левому соску, держала там несколько секунд и отпускала"
Гербарий из пришпиленных "жучков"
На такое приветствие, понятное дело, слеталось немало жучков породы "соскоцелуйчики", из которых можно было отобрать великолепные экземпляры в личную коллекцию. Что Людмила Николаевна успешно и делала, пришпиливая наиболее понравившихся особей в свой "энтомологический гербарий", состоящий исключительно из особо одаренных и творческих личностей.
В эту суперколлекцию были пришпилены поэты Константин Бальмонт и Валерий Брюсов, писатели Дмитрий Мережковский и Василий Розанов, художники Лев Бакст и Константин Сомов, драматург и критик Сергей Рафалович - одним словом, богема Серебряного века. Это только часть мужского отделения вакхического кружка. Судя по всему, г-жа Вилькина была накоротке и с дамами, не случайно она себе выдумала "мужской" псевдоним "Никита Бобринский" и писала стихи-гимны женской однополой любви.
Бобринский с Мережковским, а Крайний с Минским.
В плане выбора мужского псевдонима, да и, в целом, в поведенческой линии, мадам Вилькина действовала в духе Зинаиды Гиппиус, которая любила перевоплощаться в Антона Крайнего.
Хотя, друг друга дамочки, мягко говоря, недолюбливали. Гиппиус даже ворчала на Вилькину, что ее муженек Минский
"утешался устройством у себя каких-то странных сборищ, где, в хитонах, водили, будто бы, хороводы, с песнями, а потом кололи палец невинной еврейке, каплю крови пускали в вино, которое потом и распивали...
...он недавно женился на молоденькой еврейке, Бэле Вилькиной. Она, претенциозная и любившая объявлять себя «декаденткой», вероятно, и толкнула его на это.."
Поведением Вилькиной недовольны были и некоторые мужчины из ее коллекционного списка - прежде всего тем, что она козыряет перепиской с ними, великими и афиширует тексты их писем, ловя на эту приманку все новых клиентов гостей Ее Эротического Сада, раскинувшегося на Английской набережной блистательного Санкт-Петербурга.
Вечная угроза порядку
"Мой Сад" - так назывался единственный сборник Людмилы Вилькиной, изданный в 1906 году с необычным предисловием Василия Розанова, который вместо призывов к прочтению книги прошелся по личности автора. Позже стало известно, что Василий Васильевич сердился на Людмилу за то, что она чуть ли не опубликовала его интимные письма к ней.
Интересно, что уже после выхода книги с его предисловием, Розанов утверждал, что написал свой текст, не читая сам сборник и будучи якобы уверенным, что книга называется «Мой зад».
Вот одна лишь фраза из розановского предисловия:
Я люблю порядок, не терплю беспорядка и никак не могу рекомендовать эту книгу… Удивляюсь, как родители и муж (единственные «законные» обстоятельства её жизни) не переселили на чердак или в мезонин эту вечную угрозу своему порядку…
Весельчак был дядька!
"Сhange" мужьями
Впрочем, в плане веселья и неординарности своего поведения, Людмила Вилькина могла дать фору любому. Она делает "сhange" мужьями с "заклятой подружкой" Гиппиус, пользуя ее Мережковского взамен отданного Зинаиде Николаевне своего Минского.
Реальный пацан Колян (а ему в те годы - 1905-1906 - уже полтинничек нарисовался) и другую Зинаиду (ту самую тетю жены Зинаиду Афанасьевну Венгерову) с дозволения супруги оприходует, в то время как сама Вилькина-Виленкина (после регистрации в 1905 года она берет "девичью" фамилию мужа) барагозит по полной программе.
На митингах (время-то было первой русской революции) она разогревает ораторов обещанием отдаться каждому, кто связно скажет речь с трибуны, позже ее видят с Блоком и Сологубом в одном из публичных домов (не иначе, как литературные зарисовки с натуры пришли делать), катается в Европу и обратно, как в булочную за свежим батоном, одним словом, живет в удовольствие.
Злое слово и кошке неприятно
Но, был один человек, который не мог смотреть спокойно, как наслаждается жизнью другой, точнее другая. Это символист-морфинист Брюсов, припадавший в свое время к людочкиному левому соску, стал жестоко гнобить шальную поэтессу и отличную переводчицу, которая всего Мориса Метерлинка перевела!
И очень хорошо перевела. А Брюсов, который ранее ассистировал Людмиле в работе над переводом "Синей птицы", стал "бомбить" ее стихи из "Моего сада" столь жестко, что творческой женщине дурно стало.
Людочка расстроилась, начала копаться в себе, раздувать погасший фитилек:
Мне грустно, меня мучают мои годы, моя неплодотворная жизнь. Могло ли быть иначе? Как выразить реально тот огонь, который сжигает меня? Как найти себя?
Она надолго замолчала, и где-то даже подорвала здоровье, перечитывая брюсовские рецензии о своих "бездарных" сонетах.
Лучше бы Валерий Яковлевич вспоминал о том, как она зажигала в Финляндии, куда они выезжали потрах развеяться, или как эффектно она выступала в роли египетской жрицы в своем питерском салоне, или еще что-нибудь хорошее.
Я - то, что не сбылось
Вилькиной не станет в 1920-ом году в Париже. Во Франции (Париж и Лазурный берег - любимые места Людмилы Николаевны) она окончательно осела и встречала там эмигрантов первой волны, поскольку сама-то уехала раньше их всех, еще до Первой мировой.
Да что там говорить, жаль. Очень жаль.
Еще бы и попереводила, и коллекцию "жучков" обновила, и сонеты новые сочинила.
Вот, как этот, например.
Я небом рождена на свет вакханкой,
Здесь стала бледной, верною рабой.
Была б я людям счастьем и судьбой —
И тесной дорожить должна землянкой.
Вослед за мной — победной куртизанкой —
Народ бы шёл, прикован красотой,
Гордился б храм моею наготой, —
И вот средь вас блуждаю чужестранкой.
К необычайному привыкли все,
Я ж и обычное считаю чудом,
Я — цвет, заглохший в житной полосе,
Я — свет в плену, томящийся под спудом,
Я — мир, в котором солнце не зажглось.
Я — то, что быть должно и не сбылось.
Хорошо же написано. Правда?