Со своей болью справиться легче… А видеть, как плещется грусть в синеве дочкиных глаз, было невыносимо. Чтобы как-то удержать прошлое счастье, Маша и затеяла сегодня вареники. Хотелось Сашеньку обрадовать… И свою неясную надежду тоже хотелось удержать, – на самом краю…
Дочка и правда обрадовалась вареникам. Мама ещё и тарелки достала, – те, которые обычно по особому случаю ставили на стол. Сашенька заторопилась помочь маме. На минуту Маше даже показалось, что дочка повеселела… А когда сели за стол, Машино сердце оборвалось: Сашенька с застывшей улыбкой смотрела куда-то мимо красивых тарелок с такими красивыми варениками… А в синих-синих глазках уже вздрагивают слезинки… Маша прижала к себе дочку, и сама не удержалась, – так и вышло, что расплакались они вместе. Сашенька подняла горестный взгляд:
- Ему… папе, ему вареников хотелось, – я видела. – Дочка всхлипывала в своём безутешном горе: – Он с нами хотел… А мы!.. А я!.. Он же с нами хотел!
Вареники остывали, а Маша с Сашенькой плакали и улыбались, – вспоминали, как отец всегда радовался, если на ужин были вареники… Как, случалось, поднимал маму на руки, кружил её по кухне… Это он как-то серьёзно заметил, что мамины вареники очень похожи на полумесяцы…
Мама рассказала, как однажды отец захотел обрадовать её, – решил сам налепить вареников.
- Ты тогда совсем крошечной была… И у меня не хватало времени с тестом возиться. А он чуть свет поднялся, потихоньку на кухню пошёл… Что там было потом! Прямо не кухня, а мельница: всё мукой запорошено… И сам он – весь в муке. И, знаешь, точно, как в поговорке: видно, что кума пироги пекла,– все ворота в тесте! А вареники у него получились здоровенные такие! Ещё и пересоленные. Но он так гордился, что сам тесто сделал, сам вареников налепил…
Сашенька обняла маму, в глаза заглянула:
- Ты похвалила его?
Маша улыбнулась сквозь слёзы:
- А его невозможно было не похвалить, – он так ждал этого!
Сейчас Маша с удивлением призналась себе, что те вареники были самыми вкусными… А от дочкиного прерывистого вздоха сердце похолодело. Сашенька сказала:
- Я не хочу учиться в физико-математической школе. Я в своей школе буду учиться.
Маша замерла: она не находила себе места, – после того, как они с дочкой побывали в этой школе. Директор пригласила будущего классного руководителя Сашеньки, и в кабинет вошла Александра Андреевна… Маша не знала, как сказать дочке, что в этой школе работает её любимая учительница. А Саша тоже затаила дыхание: как объяснить маме, что в школьном коридоре она увидела Александру Андреевну… Но мама ни о чём не спросила, – Саше показалось, что она обрадовалась. Поэтому с облегчением повторила:
- Я буду учиться в своей школе.
… В ламповой Егорину улыбнулась соседка, Любаня:
- Вань! Зашёл бы. – Любаня протянула Ивану обычные перед спуском в забой самоспасатель и лампу-светильник.
Иван оглянулся через плечо:
- Вроде ж работала… духовка твоя.
- Так я и говорю, – заходи! Я пирогов напекла!
Люба смотрела с такой отчаянной надеждой… Улыбалась, а ресницы вздрагивали:
- Зайдёшь? После смены.
Хорошо, – мужики подвалили к ламповой, некогда было отвечать… А там, в забое, работал молча и угрюмо. Кум, Валерка, наверное, рассказывал что-то смешное, – то и дело в лаве раздавался гогот мужиков. Иван ничего не слышал, не отвечал куму, чем серьёзно озадачил Привалова. Потом – сквозь зубы – послал матом горного мастера Вадика Пасюгина, – Вадик вздумал щегольнуть знаниями, стал нести какую-то чушь, что звук Иванова комбайна превышает допустимый уровень шума… Знаток, твоою!.. Да Иван и во сне слышал звук своего комбайна, – чтобы кто-то с умным видом рассуждал здесь про допустимый уровень шума… Егорин воспринимал звук комбайна не как шум, а как его дыхание, и всегда слышал почти неуловимые оттенки этого ровного и сильного дыхания. Умничают здесь, твооою!.. А уже в конце смены стало вдруг легко: завтра аж в четвёртую… а с утра надо поехать в Луганск. Правда, расспросить Тимку про школу, в которой теперь работает Александра Андреевна, он постеснялся. Вспоминал, – сын в мальчишеской обиде и ревности что-то рассказывал о слишком умных учениках той школы:
- Маатематики! Прямо профессоров из себя строят.
Похоже, надо будет найти математическую школу, – догадался сейчас Иван. А после смены еле отделался от Валерки, – пришлось на ходу придумать что-то про запчасти к мотоциклу, про то, что ему срочно надо в Михайловку. Тимка вчера сказал, что по склонам Мельниковой балки уже расцветают пролески, и сердце у Ивана сжалось в какой-то счастливой боли: он, как мальчишка, ждал весну, чтобы встретить Сашу у школы и подарить ей букетик пролесков. Представлял в её ладонях эту самую смелую, чистую такую синеву, замирал в своём тайном счастье, – пролески шли ей больше, чем розы…
А Саша уехала из посёлка ещё в декабре, – как ошибку в школьной тетради, зачеркнула его мечту…
Пролески и правда уже расцветали. И не было никакой причины, – не поехать завтра в Луганск, не разыскать Сашу, не подарить ей светло-синюю нежность Мельниковой балки…
Любаня в окно увидела Ивана, заулыбалась: в руках у Егорина – пролески. И когда успел в балку сбегать!
Ждала Ивана до самой ночи. На крыльцо выходила. А он так и не пришёл…
… Юные математики, над которыми так откровенно насмехался Тимка, оказались удивительно понятливыми: сначала, будто совсем невзначай, их с Сашей прикрыл рослый серьёзный старшеклассник, – от малышни, что бегала по школьному двору. Мальчишка стал спиной к учительнице и незнакомому парню, а потом к нему подошли другие ребята, полукольцом стали рядом с ним, – потому что их строгая учительница обнимала этого незнакомого парня и плакала:
- Ты нашёл меня! Как хорошо, что ты меня нашёл, – я так хотела, чтобы ты нашёл меня! Я так хотела, чтобы ты меня нашёл!
Иван достал из нагрудного кармана чуть примятые пролески. Александра Андреевна прижалась к ним губами, а рослый мальчишка вздохнул, негромко сказал одноклассникам:
- Поняли, пацаны?.. Уйдёт она от нас.
Иван сидел в школьном дворе, ждал, когда прозвенит звонок с последнего урока. Потом они с Сашей ходили по берегу Луганки, и слов не надо было, – потому что ещё осенью, у костра в Мельниковой балке, их глаза уже всё сказали друг другу… Но она, кареглазая девчонка, оказалась не новенькой в 9-Б, где учился сын Ивана, а учительницей математики и строгим классным руководителем… А у него, хулиганистого сероглазого мальчишки, оказалось, был сын-девятиклассник и маленькая Танюшка… И его мать – в своей прямой и суровой простоте – объяснила учительнице, что не здесь её счастье. И совсем не туда повела узкая поселковая тропинка, густо заросшая спорышом. Увела от надежды на счастье, в котором их глаза признались друг другу в ту первую, такую неожиданную встречу…
…Тимохин остановил машину у парка Первого Мая. Хотелось побродить по берегу Луганки, – целый день вспоминал, как они с Машей любили ранней весной гулять в этом парке, что напоминал и лес, и сад… Собрался спуститься к речке, – уже счастливо вдыхал её робкую свежесть, ещё хранившую запах льдинок и снега… Замер: Саша?.. Сашенька! Александра… И – Егорин?.. Иван, машинист комбайна с третьей лавы… Обожгло: вот кому Иван так счастливо выбирал тогда, перед классным родительским собранием, розовые бутоны… Выходит, он, директор шахты, встал на пути у этого мальчишки, – со своим огромным букетом таких же розовых бутонов, со своей запоздалой любовью… Или – со своим желанием удержать уходящую молодость?..
Иван и Саша не заметили Тимохина. Потому что целовались на скамейке под ивой, у самой воды. Сергей рассмотрел на рассыпавшиеся по скамейке синие пролески, узнал их: из Мельниковой балки! Синие-синие, как дочкины глазки… И Тимохин просто и счастливо подумал, что бесконечно благодарен этой девчонке-учительнице ,– за то, что она помогла ему понять… Понять, что он любит и всегда любил единственную в мире женщину, свою жену…
В Зарничный Иван вернулся вечером. Торопился, – знал, что Танюшка ни за что не уснёт, будет отца ждать. Да и Тимке завтра в школу…
Навстречу ему шагнула Люба.
- Люб!.. – В виноватом голосе Ивана расслышала Любаня сбывшееся счастье.
Хорошо, что уже темнело, – Любаня незаметно смахнула слёзы, улыбнулась:
- Нашёл, значит… Отыскал. Пролески-то довёз, не поломал? Хрупкие они… Понравились ей?..
А дома Тимка, когда уложили Танюшку, серьёзно спросил:
- Бать!.. А она вернётся?
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15