Стараясь остаться незамеченной, она проскользнула в комнату сына и, закрыв за собой дверь, невольно вскрикнула. Почудилось, что не сын за столом сидит, а муж ее покойный… За один день сдал Азамат, словно лет двадцать накинул.
«Не выдержу», - мелькнула было мысль, и почувствовав, что сила духа вот-вот оставит ее, Амиде поднесла перстень к губам.
- Помоги, - прошептала она, поцеловав кровавый камень.
- Мама? - увидев на пальце матери знакомое украшение, сын изумлено вскинул брови. – Откуда у тебя это кольцо?
- Азамат, прошу, выслушай меня! Одной мне не справиться. Просто выслушай!
Долгая вышла у них беседа.
- Значит, только мы с тобой будем знать про то место? – уточнил сын.
- Поверил мне? – облегченно выдохнула мать. – Ты мне поверил…
- Хорошо придумала моя Янэт, - словно не слыша вопроса, проговорил Азамат. – Помню, поцеловал ее там, а она взглядом так стриганула, что оступился я и рукой на камень оперся. Тут плита эта и отъехала… От такого зрелища забыли мы сразу про поцелуи. Прямо ниша такая в скале. Кто ее сделал? Вот и решили мы с Янэт, будет это нашей тайной. На отпирающем камне имена наши выцарапали; а вдруг пригодится? Вот и пригодилось…
От кого же дочь мою прячем?
- Если бы я знала…
Было уже далеко за полночь, когда уходя, Амиде посоветовала сыну хоть немного поспать.
- А вы, мама? – грустно усмехнулся он. – Вы уснете?
- Нет, - твердо ответила та. – Я всю ночь просижу с нашей девочкой и буду читать молитвы. А ты засыпай, завтра твоя сила понадобится. Не забывай, кроме нас это сделать некому.
Из меня какой помощник? Я только рядом буду….
- Не усну я… не смогу, - признался сын.
- Как знала, - достав из кармана пучок травы и подпалив его от свечи, Амиде принялась окуривать комнату.
Через пять минут Азамат крепко спал.
- Вот так вот, - дотронувшись до седых кудрей сына, прошептала мать. – Спи, милый… Жаль, нет у нас такой травы, что мертвых оживляет. Очень жаль…
Амиде в точности сделала так, как и наказала невестка; украсила гребнем волосы покойной и надела ей на руку перстень с рубином.
С самого утра потянулся народ для прощания с усопшей; заходили тихо и произносили слова соболезнования. Одни потом выходили во двор, другие, оставшись в комнате, устраивались на лавках или прямо на полу и читали Коран.
Застыв, Амиде из-за полуприкрытых век следила за входящими, не забывая и про изумруды на гребне, что светили зеленым из под тонкого кружева, накинутого на лицо покойной.
Время уже перевалило за час, но камни все не меняли цвет, а бессонная ночь дала о себе знать. Амиде вдруг почувствовала, что летит куда-то быстро-быстро так… и гул в ушах стоит…
… Будто шепот тысячи губ, рокот тысячи рек… Стон ветра, что ломает и корежит деревья в горах. Тысяча капель дождя по крыше, по старой крыше, которую нужно подлатать, ведь прольется вода на ее девочку, на лепесточек любимый, а ей замуж сегодня выходить…
За кого выходить? Сначала за землю-матушку, а потом за валун-камень…
Крепок и хорош дом из серого камня, что стоит среди зарослей кизила, барбариса, ирги и лещины. Кавказский плющ укроет от ненужных и любопытных глаз, а вечнозеленая иглица разорвет шипами всякого, кто с темными помыслами приблизится к твоему последнему пристанищу, моя драгоценная….
Вздрогнула Амиде и поняла; отключилась на секунду и будто в забытье впала. Встряхнула головой, чтобы прогнать туман, а тот засочился прямо из глаз ее, из ноздрей, изо рта, да и укрыл комнату белой марью. Вот уже не видно гостей, но хорошо проглядывается открытая дверь, и стоит кто-то в проеме, словно зайти не решается.
- Кто ты? – тихо выдохнула Амиде и, колыхнув туман, слова проторили дорожку к неподвижному силуэту незнакомца, или незнакомки.
Незнакомки… то была женщина. Отлепившись от порога, новая гостья приблизилась и склонилась над усопшей. Склонилась так низко, будто унюхать что-то пыталась.
- Кто ты? – уже громче повторила Амиде, пытаясь разглядеть незнакомку.
- Не признаешь? – медленно развернувшись к хозяйке дома, молвила та.
Напрасно щурила Амиде усталые от слез глаза; что-то знакомое было в облике пришедшей, но колыхалась она, размазываясь по воздуху, ни углядеть, ни угадать.
- Не признала, значит, - догадалась гостья. – Вот пришла со своей внучкой проститься…
Вскочив на ноги, сухонькая хозяйка дома схватила наглую самозванку за плечи.
- Говори, да не заговаривайся! – забывшись, громко произнесла она. – Я ее единственная бабушка! Я, отец, да сестра-вот и вся ее семья. Никого больше не осталось!
Удивительно, но незнакомка совсем не растерялась и не обиделась на такие речи.
- Эх, сватьюшка моя, - вздохнула она печально. – Не довелось нам свидеться при жизни… Думала, узнаешь меня по чертам знакомым, что из поколения в поколение передаются.
Пришла сказать тебе спасибо, за то, что любила мою Янэт. За то, что называла ее драгоценной и медовой и относилась как к дочери. За то, что после ее смерти взяла на себя заботу о внучках.
- Ох, всемилостивый! – охнула Амиде, догадавшись, что пред ней мать ее ненаглядной Янэт.
- Так ты же… - запнулась хозяйка, тщетно пытаясь подыскать подходящее слово.
- Верно, умерла я давно, - помогла гостья. – Как сгинула моя старшенькая в том тумане, слегла я, да и больше не встала.
Не зная, что и сказать, Амиде молча разглядывала сватью, и нашла, что та очень схожа с Аксеной, вот только глаза светло-рыжие, как у Тлетенай.
- А ты, значит, хочешь сделать нашу старшую внучку хранительницей этой вещицы? – показала сватья на гребень.
- Знаешь что-нибудь о нем? – Амиде почувствовала; всколыхнулось сердце в надежде узнать правду.
Гостья лишь головой мотнула.
- В детстве слышала байки про проклятый гребешок. Как оказалось; вовсе не байки…
Еще его называют, подброшенным, - помолчав, молвила она. – Ненароком, но он вдруг оказывается в украшениях, вот прямо как там и был! И никто не может вспомнить; откуда взялся. Так и у нас было, а потом у вас. Приманивает эта вещица определенного человека, и разъедает душу злобой и завистью. Вот Янэт даже взгляда в его сторону не бросила, когда как старшая дочь, будто прикипела к нему.
С того самого дня, как этот гребень в нашем доме оказался, странные вещи происходить стали. Янэт то в колодец упадет, то с крыши свалится, то кипяток на себя опрокинет.
А однажды подозвала меня к плетню соседка и, озираясь, поведала, что не единожды замечала, как моя старшая дочь подталкивала Янэт к краю крыши. Засели ее слова в душу, не выковырять…
Не хотелось верить, но в день исчезновения девочек сама видела; старшая насильно тянула Янэт в спустившийся с гор туман. Поняла тогда, хочет она избавиться от младшей сестренки. Поняла, но опоздала; пропали девочки.
Все дни и ночи таскалась я в горы и молила туман, чтобы вернул мне дочерей. И вот на третью ночь вышел из леса высокий старик. Высокий и белый как лунь.
Не приминая травы, легко шагал он ко мне, оставляя позади себя клубы тумана. Замерла я от страха и все слова напрочь позабыла.
Приблизился ко мне старик и говорит; «Одну дочь только вернуть смогу! Выбирай какую…»
Я в слезы, но делать нечего, кто же будет перечить хозяину леса, гор и тумана?
«Младшую верни», - испытывая жгучий стыд за предательство старшей дочки, прошептала я.
Старик обратился в филина и громко ухнув, улетел обратно в лес, а я поплелась домой…
Через два дня объявилась Янэт, а старшую так и не нашли…
- Так зачем же тогда эту погань с зоренькой моей ясной хоронить? – всплеснула руками Амиде.
- Да потому что проклятье на гребне сроком во много лет. Сколько он уже по свету помыкался, отравляя людские судьбы, одному Аллаху известно. Если бы не он, то живы были бы и Янэт и Аксена.
Теперь наша внучка до урочного часа будет охранять гребень, а на исходе его силы история заново закрутится, а вот в какую сторону повернет неизвестно. Все будет зависеть от душ человеческих…
- От душ человеческих… зависеть… - пробормотала Амиде, не совсем понимая смысл сказанных слов.
А сватья тем временем вытащила из волос покойной украшение и сжала его. Из изумрудов брызнула темная кровь. Брызнула и полилась, затопляя все вокруг.
«Почему никто не кричит!?» - недоумевала Амиде, оглядываясь и видя неподвижные силуэты гостей.
Но и сама она от ужаса не могла выдавить из себя и звука. Кровь подобралась уже к груди, и стало трудно дышать.
- Пора, прощайтесь, - раздался чей-то голос.
«С кем прощаться, со мной?»
- Мама, мама… - будто издалека звал ее сын.
Все-таки глотнула крови Амиде… Глотнула и захрипела, закашлялась и тут увидела перед собой испуганные глаза Азамата.
- Мама, что с вами? Прощаемся, пора выносить…
Гости уже вышли во двор, готовясь сопровождать процессию на кладбище. С покойной остались самые близкие; Азамат, что встревоженно поглядывал на мать. Остин, которого было не узнать, до того осунулся и подурнел парень и старшие братья Амиде. Не было лишь Тлетенай.
- Закрылась в спальне и не выходит, - нехотя произнес сын, ответив на молчаливый вопрос матери. – Плачет.
- Вели ей прийти, - приказала хозяйка дома, отметив, как сжались у Остина кулаки, и заходили желваки на скулах.
Младшая внучка проскользнула в комнату и, встретившись взглядом с бабушкой, нерешительно остановилась.
- Ну что же ты? – холодно произнесла Амиде. – Проходи. Не по-людски это, с сестрой не попрощаться.
Зная правду, сердце мучительно сжималось от горя, а внутри все трусилось так, будто вместо внутренностей запихнули огромный кусок студня.
Вот Тлетенай сделала шаг, еще один и брызнули изумруды кровавым цветом.
Все так, как и предсказывала Янэт.
Конечно же, никто, кроме Амиде, не увидел кровавых отблесков, лишь стоявший рядом Остин вроде как вздрогнул и зашептал молитву, а потом попросил оставить его один на один с любимой. Выходя, Амиде обернулась и показалось ей, что парень, откинув тонкое кружево, удивленно разглядывал гребень и будто бы вложил что-то в ледяные ладошки усопшей.
«Неужели он тоже заметил, что камни поменяли цвет?»
Продолжение следует
Полная версия на сайте Ридеро
https://ridero.ru/books/widget/goraksena/
Начало здесь