Памяти моего деда Лалаева
Сергея Артемовича, фронтового
сапожника.
1.
Как говорится – хуже нет ждать да догонять, но догонять всё-таки лучше. Старшина, его младший брат Лосев и старик Лукич возвращались после госпиталя в свою часть, а проще сказать – догоняли своих.
Они шли по деревне, вернее, по тому, что от неё осталось.Жителей нигде не было. Справа и слева виднелись остовы сгоревших изб да почерневшие обугленные печи. На фоне закатного неба эти чёрные силуэты казались особенно зловещими и жуткими. В воздухе до сих пор стоял тяжёлый запах гари.
По всему было видно, что фашисты покинули это место в спешке: кое-где валялись брошенные автоматы и ящики с боеприпасами.
У околицы скособочился подбитый танк. На его башне выделялся черный с белой обводкой крест. В одном из полусгоревших дворов стояла оставленная фашистами полевая кухня. На пунктуальных немцев это не походило. Видать, пришлось драпать в спешном порядке!
Они обошли деревню, но так никого и не встретили.
– Вот что сволочи наделали, фашисты проклятые! Пропади они пропадом, ироды, – в сердцах сказал старик-солдат.
– Привал, – скомандовал старшина, – дальше не пойдём.
– А ночевать – то здесь что ли?
– А что, боязно?
– Да не, просто как-то… – пожал плечами Лосев.
– Да чо уж, заночуем, всё едино сегодня своих уже не догнать, – ответил старик Лукич и скинул вещмешок.
–Да-а-а – протянул старшина, оглядевшись, – хорошо же их наши шандарахнули. Теперь здесь фрицев за десять верст не сыскать.
– А слышь, старшой, вон сараюшка. Какая-никакая, всё ж крыша, – кивнул головой Лукич на уцелевшую чудом приземистую хибарку.
– Проверь, – скомандовал Лосеву старшина.
Лосев прошёлся вокруг сараюшки, заглянул вовнутрь и махнул рукой.
– Чисто! Идите сюда!
Они расположились на полуистлевшем сене, развязали вещмешки, достали консервы и хлеб, и стали перекусывать.
– Да уж, верно сказано, ждать да догонять – хуже нет. Да что поделаешь, приказ у них видно вышел, вот и снялись с позиций. Ну, ничего, я эти места знаю, нагоним. Утром не по дороге пойдем, по леску срежем.
– А откуда знаешь, Лукич?
– А я бывал здесь, Петруша. В восемнадцатом в этих местах наша дивизия бандитов била. А потом, сестрица моя замуж за местного вышла. Ничего мужик такой, работящий, председателем здесь был. Ребятишки у них. Меня племяши-то, страсть как любят. Гостил я у них здесь как-то. Они меня всё в лес да на рыбалку таскали.
Старик замолчал.
– А дальше, а дальше-то что?
– А дальше сам видишь что. Вот топаем, своих нагоняем.
– Ты, Лукич, пока погоди плохое думать, может, живы ещё. Говоришь, муж у неё председателем был? Наверняка фрицев дожидаться не стали, партизанить ушли. Я слышал, отряд здесь хваткий, – ответил старшина.
– Дай ты Бог, – вздохнул Лукич и стал укладываться на ночлег.
– Ты, Лосев, тоже ложись, а я подежурю пока, – сказал старшина.
Примерно с полчаса старшина прислушивался к тишине, потом откинулся спиной на сено. Зато Лосев сел и сидел, обхватив колени.
–Ты чего?
– Не спится. Своих поскорее хочу увидеть. Завтра много ещё топать?
– Да откуда я знаю. По карте близко.
– К полудню дойдём, Петруша, – откликнулся Лукич.
– Что, тоже не спится, Лука Лукич? – спросил старшина.
– Да-а, ночь-то какая, словно и не война вовсе. Вон звёзды сквозь крышу видны, – вздохнул старик, – сейчас бы на рыбалку или в ночное. Я в детстве любил в ночное ездить. Ты давай, поспи, товарищ старшина, а я подежурю.
– Дядя Лука, ты меня, когда не в строю, можешь и не называть товарищем старшиной. Зови как в госпитале звал, просто по имени.
– Ладно, договорились.
– Ночь конечно чудная. Конец мая, а жара, как в июле. Только я думаю, скорее бы до своих добраться. Вот ведь, всего-то на чуть-чуть не поспели, – вздохнул старшина, – догоняй теперь! А всё ты, Лосев! Приспичило тебя, с медсестричками попрощаться, стоял сколько, лясы точил.
– А сам-то, – буркнул Лосев, – кто с фельдшером да механиком спирт всю ночь глушил, а утром его не добудиться было.
– А это тактический ход был! Я уже с механиком договорился, с ветерком бы на полуторке до своих домчались! А не шлёпали бы пёхом, пехота.
– А что ж тогда шлёпаем-то? Конечно, договариваться-то не с механиком и фельдшером надо было, им-то что! Они сегодня по закону после смены дрыхнут, и в ус не дуют. Умные люди с шофёром договариваются!
– Вот сам бы и договорился, раз такой умный, – проворчал старшина, – и вообще, разговорчики не по уставу. Как со старшим по званию разговариваешь! Под трибунал захотел?
– Ага, «старшим по званию», – снова буркнул Лосев, – как сто грамм фронтовых отдать, так братишка, а как правду сказал, так со «старшим по званию».
– Ох, ты у меня сейчас договоришься, ох, договоришься, я не в трибунал, я… матери всё напишу!
– Пиши, пиши, так она тебе и поверит!
– Вот ведь вляпался! Ладно бы только в один госпиталь, так ещё и в роту одну с братцем угодил, – вздохнул старшина, – никакой, даже маломальской субординации.
– Это я вляпался! – тут же парировал Лосев.
– Да ладно вам, – примирительно сказал Лукич, – хватит. Спать давайте, а то ведь я завтра ни свет, ни заря подниму. А вставать не будете, вицей отхожу как старший по возрасту, по-отечески, стало быть, и на звания не посмотрю.
– Да-а, ты Лукич можешь, тебе по возрасту положено. Ладно, спать. Если с рассветом выйдем, своих нагоним. Времени у нас ещё сутки в запасе.
В сарае повисла непривычная тишина. В ночи стрекотали кузнечики и назойливо звенели комары, но бойцы спали, сморённые долгим жарким днём.
На рассвете Лукич проснулся от непонятного скрипучего звука, он прислушался. Звук смолк, но через некоторое время возобновился. Это был надсадный требовательный крик, точнее писк, переходящий в скрипение. Лукич снова прислушался, крик не прекращался.
И тут он услышал шёпот старшины
– Лукич, а Лукич. Слышишь, животное какое-то ревёт.
Продолжение следует