Я продолжаю рассуждать о том, что то, как мы говорим о литературе и кино, в большей степени говорит что-то о нас самих, нежели о произведениях, которые мы обсуждаем (первая часть рассуждений здесь: https://zen.yandex.ru/media/id/61c5bdb4fe63cf6d49842229/chto-zritelskie-otzyvy-na-brata-govoriat-o-nas-samih-chast-1-atmosfernost-pravdivost-realizm-61f6a5f9597cff493b29b7d5).
В 96 из 152 отзывов на «Брата» на "Кинопоиске" зрители пытаются вынести некое нравственное суждение о Даниле Багрове (хороший; плохой; неоднозначный, но скорее хороший и т. д.). Самое смешное, меня это нисколько не удивляет. Кажется, в нашу культуру просто въелась потребность делить героев на положительных и отрицательных. А как же? Нам же со школы твердят, что текст должен чему-то учить. А как это сделать? Конечно, проще всего – с помощью героев. Вот мы и делим их всех на примеры для подражания и на «антипримеры». Помню, в одном из новых классов вкратце что-то объяснял про «Героя нашего времени», про то, как Лермонтов решал сложную художественную задачу: как поместить романтического героя в как бы реалистический мир? Вроде все рассказал, вроде все понятно, и в конце одна прилежная девочка поднимают руку: «Так я не поняла, Печорин все же хороший или плохой?»
Откуда это берется? Удивительно, но мало кто понимает, насколько это неестественно. Искусство и манера говорения об искусстве взаимообусловлены, и для нас такой «оценочный подход» привычен, нам бывает сложно выйти за его пределы. Между тем, далеко не для всех культурных систем характерен дидактизм как обязательный элемент эстетической сферы – даже если говорить о русскоязычном искусстве. Конечно, была древнерусская литература, которая, в силу своей религиозности, не могла не быть дидактической. Был классицизм XVIII века, для которого краеугольной была идея воспитания правильного человека. Там – пожалуйста – и четкое деление на хороших и плохих персонажей, и система амплуа, своя сюжетная функция у каждого типа героя. Но эта эпоха давно ушла. Мы же знакомы с русской литературой XIX века – весь мир с ней знаком!
Конечно, и там можно было встретить такие примитивные структуры, но лишь в произведениях второго-третьего ряда. Скажем, в так называемой бытовой драме конца XIX века было то же самое деление на плохих и хороших, на носителей пороков и их разоблачителей, там был тот же прямолинейный дидактизм. Но именно на этом фоне Чехов и воспринимался как автор первого ряда. Авторы уровня Чехова занимались постановкой «вечных проблем», если уж пользоваться школьным жаргоном, а не предлагали простые пути их решения (кстати, видно, не такие уж неразрешимые эти вечные проблемы, если их легко решают авторы школьных учебников). Так почему же так получилось, что после Пушкина, Гончарова, Тургенева, Достоевского мы все еще делим всех героев литературы на хороших и плохих?
Ответ, конечно, очевиден: на смену литературе XIX века в конце концов пришел соцреализм, который представлял собой тот же классицизм с другого ракурса – вспомним знаменитую статью Терца 1957 года. Литература, как и в эпоху классицизма, была взята под контроль государства как эффективный инструмент пропаганды, воспитания правильного человека. Классицистическая риторика повлекла за собой развитие классицистического искусства (или наоборот?). Причем я говорю сейчас не только о литературных традициях в узком смысле слова. Для советской культуры в целом была характерна следующая логика: враги – это не только те, кто выступает против нас, но и те, кто недостаточно активно выступает «за».
Понятно, что началось это давно. Подобный подход окончательно сформировался в 30-е годы. Ну, помните с уроков литературы и истории про «борьбу с попутчиками»? Когда громили уже не тех авторов, что ругают советскую власть, но тех, которые недостаточно ее хвалят. Ведь даже Маяковский под конец попал в «попутчики», из-за чего очень переживал. Так вот, именно в 30-е годы происходит и официальное переосмысление героев литературы XIX века. Именно тогда всех героев (как и авторов) начинают поголовно делить на хороших и плохих – с точки зрения советской идеологии. Тогда начинается борьба с «лишними людьми», которые объявляются отрицательными персонажами, которых авторы выводят качестве «антипримера». В XIX веке их так не воспринимали. Точнее, их воспринимали очень по-разному. В целом все эти Онегин, Обломов, Рудин и иже с ними считались сложными, неоднозначными героями – а в 30-е годы XXвека они вдруг сильно «упростились»…
И привычка делить всех на своих и чужих – хороших и плохих – так сильно проникла в школьный подход, что мы до сих пор не можем от нее избавиться. Черт, да я, помнится, зачем-то посмотрел какой-то выпуск Бэдкомедиана (речь сейчас не о том, что он примитивен, но о том, каков его подход, какова манера), так в этом выпуске он, издеваясь над персонажами какого-то отечественного трэша, ругает их не столько за картонность и нелепость, сколько за аморальность, за то, что зрителю предлагается безнравственная модель поведения, фильм учит плохому! Почему? Потому что даже если мы ругаем культурную систему, в которой живем... мы все равно выросли в ней, и потому во многом ей определяемся. Выступая против, мы нередко воспроизводим логику и риторику общепринятого подхода. В общем-то, примерно к той же мысли я пришел в прошлом посте. Нужно уметь выйти за рамки привычного подхода к восприятию искусства и к разговорам о нем – подхода, который обычно навязывается в школе.
Данила Багров – сложный персонаж, причем по целому ряду причин: он противоречив, разные его поступки продиктованы разными побуждениями, он меняется по ходу фильма (о том, как мотивная система фильма работает на создание особого образа главного героя, см. последний выпуск: https://youtu.be/pYTJ3kH1FFc), в конце концов, его образ строится с оглядкой на традиции романтизма начала 19 века, что делает героя совершенно нереалистичным, но многоплановым. Если мы замечаем все это, мы получаем больше смысла от фильма, испытываем более сильное эстетическое удовольствие. Но если мы с самого начала озабочены тем, чтобы вынести оценку, а не понять, тем, чтобы разложить героев на хороших и плохих и сформулировать дидактический посыл автора – то мы всю жизнь обречены прожить в культуре унылого дидактизма, среди фильмов и книг, красоты которых мы просто на замечаем, потому что не считываем большую часть смысла. Не знаю как вам, а мне в таком мире было бы жить скучно и грустно…
