2.
Уже два месяца на фронте было затишье и если бы не знать, что война, дни были вполне мирные.
Лукич с Лосевым не смотря на разницу в возрасте, сдружились крепко. Лукич уже и раньше Лосева ненароком опекал, а в полевом госпитале Лосеву совсем заместо отца стал, перед старшиной заступался, но и уму-разуму учил.
– Ты, Петруша, на старшину-то не серчай, брат ведь он тебе родной. А то, что попадает тебе порой от него, так это за дело. Добра он тебе желает, от пули бережёт.
Старшина на правах старшего брата строжил Лосева, спуску ему не давал. Лосев-то супротив него совсем мальцом был, только-только шестнадцать исполнилось.
Да и на фронт Лосев попал, прямо скажем, обманным путем. Мать, с её институтом, да и с Лосевым тоже, должны были эвакуировать в глубокий тыл. Вот Лосев и подсуетился. Явился в военкомат, и два года себе прибавил, а штабному некогда перепроверять было. И Лосев отправился на фронт добровольцем.
Каково же было удивление Лосева-старшего, когда более полугода назад он увидел у себя в роте родного братца, которому надлежало ещё за партой сидеть. Это, само собой, была полнейшая случайность, что младший попал в роту к старшему, но, тем не менее, случилось именно так.
Брат-старшина прекрасно знал истинный возраст Лосева, но не выдал. Он понимал: отправь сейчас Лосева в тыл, всё равно сбежит на фронт. Так что, остался Лосев в полку, но брат, конечно, как старший по званию и по возрасту песочил его почём свет, воспитывал одним словом.
Но, когда во время наступления началась рукопашная и старшина увидел, как на Лосева прёт с ножом огромный немец, он, не раздумывая, бросился и закрыл мальчишку собой. И угодил в полевой госпиталь.
Лосев тогда плакал и умолял Небеса, чтобы брат в живых остался. А через день в тот же госпиталь Лосева с Лукичом доставили, их взрывной волной накрыло.
Строгий был старшина. Братцу младшему спуску не давал, ни на передовой, ни в госпитале. А вот гляди-ка ж, разрешил котёнка с собой забрать.
Теперь у всех троих была общая тайна. Лосев для этой «тайны» выпросил на кухне сухого молока и вытаскивал из своей каши кусочки тушёнки. Старшина тоже всячески подкармливал малыша, но главной мамой-кормилицей был всё-таки Лукич. Именно у Лукича за пазухой спал котёнок большую часть времени.
Но малыш подрастал, теперь он постоянно норовил вырваться на свободу. Он не мог больше сидеть под шинелью Лукича. И в один прекрасный момент солдаты узнали о нём. Лукич не стал вдаваться в подробности, просто сказал:
– Да вот, покорменка нашёл, Васькой зовут.
– Не мог раньше сказать, – обиделись некоторые, – мы бы его тоже кормить стали.
– Да как-то не догадался. Да и подумал, а вдруг скажут: «старик совсем в детство впал».
– Да что ж ты, Лукич, о нас так плохо подумал. Что мы, не люди что ли? Понимаем поди-ко, что не забавы ради его подобрал. А вообще, ты молодец, Лукич, кот, он дом напоминает.
– Простите меня, мужики, не хотел вас обидеть. А не показывал его, так там и смотреть то ещё не на что было, комок шерсти.
Тогда Лосев сказал:
– Одно боязно, как бы начальство не узнало.
– Не боись, Петруша, не узнает. Да если лейтенант и узнает, что будет? Он понимающий.
Животное не обидит.
С этой поры Васька стал всеобщим любимцем. Рос он быстро, и к осени наверстал всё, что не добрал во младенчестве. Теперь это был крупный полосатый котёнок, серо-бежевого оттенка.
– Ну, у тебя Васька и масть! – смеялись солдаты, – военно-полевая раскраска! Защитная! Боевой кот растёт!
Васька и на самом деле был боевым. Лосев научил его некоторым командам. Солдаты только диву давались, когда кот по команде ложился и полз, припадая к земле, а потом по команде «пуф» вскакивал и молниеносно бросался на цель, выпуская при этом все свои когти.
Был у них и сигнал опасности, обыкновенное «кш», при этом звуке кот стремглав мчался к Лукичу и прятался старику за пазуху. А уж на «кс» котёнок со всех ног припускал к Лукичу или Лосеву, знал – перепадёт что-то вкусненькое.
Кот стал для солдат весёлым забавным товарищем и одновременно символом дома. Его можно было взять на руки, прижать к себе, погладить, почесать за ушком, посидеть, уткнувшись носом в его мягкую шерсть.
Кот был со всеми ласков, словно бы понимал, как нужен он этим людям. Но любил всё ж таки одного Лукича. Где бы ни бродил Васька, вечером всё равно появлялся около Лукича и забирался старику под бок. Когда шли куда-либо маршем, кот сидел у старика на плече, или забирался на своё привычное место – за пазуху. Так же он поступал и в случае опасности.
Командиры догадывались о существовании непоставленного на довольствие иждивенца, но делали вид, что ничего не замечают. А потом и вовсе удостоились чести его лицезреть.
Кот как к себе домой заходил в командирскую землянку и располагался в самом тёплом месте у печки или на топчане ротного. Он уже давно понял, что здесь ему может перепасть что-нибудь вкусненькое.
Ротный Климов относился к Ваське очень тепло, угощал консервами и частенько брал кота на руки. Лейтенант Зорин тоже к котёнку очень проникся и не упускал случая побаловать любимца. Однажды раздобыл где-то чеплашку настоящего молока, притащил и сунул её Лосеву с приказанием немедленно реализовать коту. Лосев поил кота молоком, потом представил, как лейтенант тайком доит чью-то заблудившуюся корову, и дико расхохотался.