Равнодушный голос за кадром, принадлежавший невидимой нам женщине, монотонно задавал одни и те же вопросы по кругу. Периодические вспышки моего буйного поведения приводили к жёсткому обрыву видео, к счастью или несчастью лишая нас возможности предположить, в чём именно заключался процесс утихомиривания, и не оказывали на допрашивающую даму особенного впечатления — только пару раз отчётливо был слышен недовольный вздох человека, давно желающего прерваться на обед.
начало рассказа-триллера: "Семейный секрет Горюновых" (20) ... (назад к 19)
Следующая запись обычно начиналась ровно с того вопроса, которым заканчивалась предыдущая, только вид у меня был всё более и более затравленный.
— Что вас беспокоит?
— Ребёнок… Он притворяется человеком. Вы его проверяли? С ним что-то не так!
— Почему вы так решили?
— Он приползает… Обычно ночью. Всё время такой голодный и слабый. Я не хочу кормить его. Пожалуйста, скажите им больше не впускать его.
— Охрану предупредили никого к вам не приводить.
— Но он забирается в мою палату по ночам!
— И вчера приходил?
— Да.
— Я сейчас проверила по журналу… Дежурная по этажу не оставила никаких записей о ночных посетителях.
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
— Но он точно был! Вы спрашивали её сами? Пожалуйста, проверьте ещё раз!
— Полина, я сама разговаривала с ней полчаса назад. Никого не было. Вы это понимаете?
— Хорошо, — удивительно, но мой голос становится ещё более печальным, — тогда дайте мне хоть щепотку соли. Почему вы отняли у меня соль? Обещаю, я больше не буду мусорить или швыряться в людей. Еда у вас несолёная, а я не могу такое есть.
— Хорошо, я попрошу сильнее подсаливать вашу еду. Полина, расскажите мне, зачем вам на самом деле соль? Если вы убедите меня, я дам вам немного. Это можно устроить, только будьте честны со мной.
— На самом деле они не могут перешагнуть через неё, понимаете? — мой взгляд стал хитрым. — Если я сделаю дорожку вокруг кровати, то смогу нормально поспать и мне не придётся кормить его.
— Кто такие «они»? О ком вы говорите сейчас?
— Ребёнок и остальные. Они все заняты кормёжкой. Заботятся о нём. Изображают семью.
— А почему вы не хотите заботиться о семье, как другие? Почему отгораживаетесь?
— Это не мой ребёнок!
— Но ведь он, как вы говорите, посещает именно вас? Как думаете, почему?
— Откуда я знаю! — мой голос сорвался, но я демонстративно прикрыла рот и не взорвалась. Впрочем, мою мучительницу это не впечатлило и она продолжила гнуть свою линию.
— Но вы должны это знать. Подумайте как следует.
— Спросите лучше его родителей!
— Но кто же они? Чей это ребёнок?
— А это даже смешной вопрос, — впалые щёки разъехались в стороны от жуткого оскала, призванного изобразить довольную улыбку, — полагаю, настоящих родителей у него нет.
— И куда они делись?
— Наверняка отправились прямиком в ад, или куда там отсылают предков вот таких жутких и вечно голодных существ.
— Разговоры об аде? То есть вы признаёте, что испытываете чувство вины? Уже заметный прогресс, Полина. Вы молодец. Осталось чуть-чуть и вы позволите себе признать реальность. Сосредоточьтесь и вспомните, что именно вы сделали? Важна каждая деталь. И, Полина, у меня к вам просьба, очень хорошо подумайте над ответом.
— Оно заслужило, — моё лицо привычно превращается в надменную маску. Каждый раз на всех чёртовых записях я жду этого конкретного вопроса и каждый раз торжествую.
— Сосредоточьтесь на мысли о раскаянии, Полина. Вам так будет легче, намного легче. Это же был совсем маленький ребёнок? Где он сейчас? Что вы с ним сделали? Его ещё можно спасти?
— Надеюсь, что нет, — демонстративно шлёпнула ладонями по коленям, — хотя вы меня всё равно не слушаете, да? Вдолбили себе в башку, что я кого-то укокошила или бог знает что ещё, и не верите, когда говорю, как обстоят дела в действительности. Не нравится? Не моя проблема. А хотите знать, почему оно ко мне прицепилось? Наверное, мстит за обиду. Ну, я же лишила его доступа к правильному телу, вот оно и бесится. И где теперь моё хвалёное раскаяние? Засунь его…
Картинка сменилась мельтешением линий и я потёрла глаза от усталости. Мы уже несколько часов не выходили из комнаты и бессмысленно терзали архив, а я всё ещё надеюсь на что-то.
— Но почему она так настойчиво твердит, что я что-то сделала? Должна же быть причина, по которой она подозревает?
— Я тысячу раз задавал этот вопрос твоему отцу, он же прокурор. Он всегда отрицал, что была хоть какая-то подоплёка со стороны следственных органов, и советовал не лезть в это болото.