Продолжение 2. Продолжение. Начало.
«Им не стыдно, а я, прям, весь в краске, от стыда сгораю, пурпуром светюсь». Светится он! Ничего ему не стыдно, нам-то бы не заливал, все его похождения знаем, сами участвовали…
Занесло каким-то таёжным ветром с гор бравого Писа в город, не так чтобы уж занесло, сам добровольно приехал, на побывку к Леди Гамильтон в лучшем свете явиться хотел, а сам чуть не преставился архангелу Михаилу прямо в рай, хорошо тут его здешний военком поджидал, цап-царап и схватил за солидное место галоши окучивать. Пис себя же всю жизнь в спецназе ГРУ видел, на худой конец, в ВДВ, усердно готовился, неистово тренировался: как ниндзя из ниоткуда в ночи вскрывался, по потолку пауком лазил, гадюкой шипел, а военком его словил и в стройбат на цемент с лопатой метит. У Писа расстройство, паника, в жилах кровь рубцы и шрамы рвёт, сам зверем вопит и стонет, вот как в армию в Афган хотце глотки моджахедам сапёрными лопатками рвать, а военком, как Ляпис Трубецкой, стоит на своём, ни разу в глаза не глянул, моргает куда-то в сторону Новой земли и лопатой с цементом грозит, на Малую землю снежные торосы прямить и ровнять предрекает. Никак его неброская «тельная» комплекция новобранца на атлета с парашютом в глазах комбата-военкома не тянет. Пис и так к парашютному делу подойдёт и этак, нет, не получается убедить медицинскую комиссию, что после выброски с самолёта парашют не унесёт его в открытый космос или, ещё хужее, на сопредельную территорию вражьего государства не утянет. Так что, говорит военком, для тебя штыковая лопата, вогнанная по черенок в землю неприятеля – лучшая ударная установка по врагу в таких условиях и при таких обстоятельствах мировой повестки всемирного кризиса доверия и оптимизма мировых глав государств. А Пису с таким огромным накопленным авторитетом на родине служить в стройбате хуже зоны на реке Калыме, обратно домой не пустят, засмеют и унизят ниже скатной крыши блочного барака до матицы пятистенного рубленого дома на пинежской земле…
Взмолился Пис, не дайте, вопит не своим голосом, кудрявой голове в омуте мянуть, понапрасну в землице родниной сгнить, деточек не рожденных тяти лишить, и заговорил непонятными военкому речами на выйском старославянском наречии, словно третий глаз и темечко в небо открыл: «В этот весенний день оттепели перед Новым годом в канун Рождества и Крещенских морозов приветствую вас, други моя, на Куликовом поле баталий Бородина и Вязьмы незабываемых в веках побед и доблести русского оружия, духа и смелости самопожертвования во благо матушки Руси с любовью и ненавистью к ворогам Россеи под знамёнами небесных полков и защитников русичей со покровОм иконы Божьей Матери Казанской во силе народной по благословению Господнему…» Военком чуть не уделался, чуть ли не на колени плюхнулся и, перекрестившись трёхкратным знамением, выпалил: Аминь!
Тут-то вот и образовалось взятие Пентагона. Военком был строг и прямолинеен, как генерал, но с хитрецой, как прапорщик. Покори, говорит, мне Пентагон в одиночку и, чтобы нигде не засветился! Сделаешь, отпущу на все четыре стороны до следующего призыва. Попадёшься – на «острове» Диксон будешь камушки в пролив Лаперуза бросать и белых медведЕй от полевой кухни в море Лаптевых отгонять. Так и порешили: царевну Несмеяну рассмешить, Варвару-красу – длинную косу покорить, Марью-царевну расцеловать и кого-то там ещё по пути от чуда-юда освободить и из темниц замка извлечь… Пису деваться некуда, пришлось согласиться с выдвинутыми условиями в полцарства с приданным. Поначалу-то всё шло хорошо, банька, пивко, корюшка с сушёной воблой. Пока то, пока сё, военком сам на разливе прислуживает, наливает-угощает-потчует; дело уж к ночи, полногрудая луна в зенит поползла светить, звёзды расталкивать; снег на колхозные поля и долины выпал, бриллиантиками до самого горизонта искрится; делать нечего надо идти в неволю – Пентагон покорять. Пошёл, в соседнюю комнату. Кстати, говорит Пис, ночь хорошо прошла, в мире и согласии, обоюдно. Утром хмель прошёл, а опохмел остался, а он у него жуткий, коробить и мутить начало, а как на Пентагон при дневном свете взглянет, так ему овсё худо, овсё не хочет больше зятем военкома становиться, хоть снова пей. А чё пить?! пей не пей, а утром всё равно просыпаться надо и с открытыми глазами мимо Фионы Шрека шмыгать, нет уж, лучше в стройбат. Военком всё понял, настаивать не стал, не первый раз свою невесту с олигархическим приданным, с заводами и пароходами пристроить не может. И Пис потащился на призывной пункт повинность отбывать…