Не ведаю, научили ли вороны летать своих воронят, а вот нас разбудили окончательно. Жена срезает кабачок, который посадил я в старой бочке. Эх, и мощнецкими лопухами радует кабачок, говорю ему: «Да не лопух ты! А кабачок! А листья-то твои лопуху не уступают, ничего, брат, расти, радовай, именно радовай нас, мало подчас радости-то». Ирина готовит оладушки, но раньше она добавляла больше муки, теперь больше кабачков, а муки совсем немного. Вкусно поели кабачковые оладьи с клубничным вареньем, попили чай из листа смородины.
Не успел я и глазом моргнуть, а жена уж разговаривает через небольшой забор с соседкой Татьяной. Хорошо, что забор невысокий, рейчатый. Ныне ставят такие высоченные заборы, что не поговоришь с соседом-то. Я наблюдал одну картину: у двух соседей огромные заборы, и каждый забирается на второй этаж, и так они разговаривают друг с другом. Приходится им громко говорить, грустно от этого, а ведь раньше люди были ближе друг к другу. Иной раз хочется крикнуть на весь мир: «Ну все же помрём, так давайте, пока живы, соблюдать традиции наших стариков».
Но у нас с соседями, слава Богу, забор маленький, а стало быть, дружим и общаемся. Соседка бает Ирине: «У меня ныне капуста не завязывается в вилки, Сергеевна посоветовала ложку подсолнечного масла сверху на вилок вылить – и ведь стали завязываться». Я же говорю Татьяне, что на остановке от одной женщины услыхал, что она в картофельную лунку добавляет комбикорм, твердит, что ботва от этого мощная. Татьяна улыбается.
Как-то пошёл на дачную автобусную остановку: сидит бабушка и рассуждает: «У меня пенсия двадцать пять тысяч, мне не хватает». Я говорю ей, что моя жена получает десять. Та, ещё совсем не старая бабушка заявила: «Как это так? Я получаю двадцать пять, а ваша – десять, такого не может быть». После таких слов не хотелось разговаривать с этим человеком, но выручил дед – Белорус, ответив ей за меня: «Ты когда выходила на пенсию, чо сравнивашь? Те, кто сейчас выходит, мало получают, знать надо».
Смотрел я на бабушку, которой не хватает двадцать пять тысяч и думал: «Милая моя Ирина, кормишь меня на свою десятитысячную пенсию, спасибо тебе, родная. Не ведал я, что, отработав с шестнадцати лет в северном регионе до пятидесяти пяти, останусь без пенсии. На бирже сказали потерпеть ещё три года, мол, пенсионная реформа, а так, ежели по-старому, то с января этого двадцать первого года получал бы пенсию. А после сложной операции на глаза вижу плохо и нельзя работать – запретили врачи. Инвалидность не дают, говорят, такие законы. Спасибо, дорогая моя Иринушка, что не бросаешь меня…
Но мужик есть мужик. Потихоньку удобно обустроил поливочные шланги, по утрам открывал, вечером закрывал теплицу. Дров напилил, пока был здоров, и теперь топил баню. Дровишки ношу по одной, две штуке – тяжёлое поднимать нельзя, иначе, врач сказал, глаз снова может ослепнуть. Ходил в лес, заготовлял берёзовые веники, а по мелочам сколько всего наберётся.
Словом, был я хоть и никудышным, но всё же помощником у жены. Хотя из-за плохого зрения побил немало посуды – стал часто спотыкаться, сильно падать. Огромная линза на глазу спасает, но глаз быстро устаёт. Ирина, побыв выходные на даче, уезжала, а я оставался. Известно, когда живёшь на даче, то и лучше всё растёт. В прошлом году посадили яблоньку, старший сын заказал в питомнике, называется «президент», и действительно похожа она на нашего президента: небольшого роста, но коренастая, живчик такой, поливаю, разговариваю с «президентом»:
– Президент, президент! Хоть и кинул ты нас с пенсией-то, а вот я, горемыка, тебя поливаю, чтобы не засох. Я, слава Богу, не один живу, а ежели кто одинокий, да ситуация как у меня? Вот о чём надобно подумать. Только ведь тогда – подыхай.
Деревце это без веток. Сын говорит, что прямо на стволе яблоки должны быть через сколько-то лет. Одно слово – Сибирь»…
***
Утром поливаю капусту, вдруг слышу встревоженный голос соседки Татьяны:
– Толик! Толик! Иди скорей, Володе плохо.
Володя сидит на крыльце, но заваливается, смотрит отрешёнными глазами. Мы спрашиваем, что с ним, но он ничего не отвечает, лишь мычит. Я держу его, Татьяна измеряет давление, оно оказалось страшно высоким. Жена даёт мужу таблетку от давления, но он выплёвывает, тогда она пихает её вновь ему под язык. Выносит подушку, и мы потихоньку кладём Володю, заносить в дом побоялись. Скорую Татьяна вызвала сразу, позвонила сыновьям, и вскоре один из сыновей приехал с другом. Погрузили в машину соседа и увезли. Потом узнали, что по пути встретили скорую, пересадили Володю туда.
Дорогой мой сосед Володя! Всегда участливый, совестливый: давал мне плуг, сам показывал, как удобнее пахать, попросишь инструмент какой, тут же бежит и приносит. Всю жизнь отработал токарем, и лишь когда стали сильно болеть ноги, бросил работать.
Татьяна ходила по даче потерянной, словно мать ребёнка потеряла. Едва уговорил её выпить таблетку феназепама, которая у меня имелась в запасе. Татьяна через какое-то время немного успокоилась, я же, понимая, что в такие сложные часы жизни крайне необходимо быть рядом с человеком, слушаю слова соседки:
– Сколько раз говорила: пойдём в больницу. А он, мол, я умру, как отец, и годы жизни отца называет. Я ему: что ты такое говоришь?! Вот дочка на отдыхе с семьёй, не знаю, сообщать ли.
Я посоветовал пока не сообщать. Ведь она с маленькими дочками, как бы не напугать детей, они всё чуют по матери-то. Несколько дней реанимации, и нет Володи на белом свете. Всё вокруг по-прежнему: так же шумит листва на деревьях, а человека, который много лет слушал этот замечательный шум листвы, нет. Любил кормить курочек, радовался, что у него такая дружная семья, даже курить бросил. Всё вспоминал, как лихо они играли в футбол, выступая в заводской команде. В прошлом году Володя долго лежал в больнице, и его врачи подлатали, теперь, глядя на Татьяну, невольно думал: хорошо, что у них два сына и дочка, и живут меж собой дружно. Господи! Как же это во все времена, сколько бы ни жило человечество на земле, важно.
И вот уже две внучки щебечут у Татьяны на даче, и веселее нам от этакого действа на душе: молодая поросль бегает своими махонькими ножонками по земле, и уж смотришь, друзьями обзавелись, стало быть, жизнь продолжается. Вышла у меня новая детская книжка «Спасилушка», и я уж скорее везу её на дачу, чтобы подарить Татьяниным внучкам. И вскоре слышу, как Татьяна говорит мне:
– Внучка спрашивает, почему дядя Толя пишет о себе, а имена меняет, мы же знаем, что кота их зовут Васькой. А я им отвечаю, что до этого был Бонифаций, отец этого Васьки.
Дети, услышав, что у меня вышло шесть детских книг, просят почитать. Вот где приходится расстраиваться, ведь раздал всё детям, но будем жить надеждой, во все века веселее так-то.
***
Совсем рядом – дача участницы нашего народного хора «Русское поле» Натальи. Бедная, сердешная женщина, потеряла от коронавируса мужа и сына. Пошёл в магазин, разговорились:
– Знаешь, Толик, муж-то в больнице инфекцию эту подхватил, он с печенью лежал, а сын быстро сгорел. Страшная эта болезнь, страшная.
Глядя, как ловко управляется Наташа на даче, подумал, может, даст Бог, легче ей горе перемогать будет, работая, а Наталья, словно услышав мои мысли, говорит:
– Работаю вот, и легче, домой приезжаю – вою, и снова на дачу, тут всегда работа, она спасает, да дочка с внучкой и зятем. Я тебе свёклы давала, взошла?
– Взошла. Спасибо.
***
Иду в магазин да вспоминаю, как сын мой старший на Севере в Мирном болел коронавирусом. А он, хоть самому было очень плохо, делился с болеющими людьми медикаментами, которые брал всегда с большим запасом. С медикаментами в Мирном было плохо, точнее, их не было вообще. Сын мой уж с жизнью прощался. За год до коронавируса, а может, и больше, среди моих знакомых стали умирать люди, внешне диагноз – воспаление лёгких. И умирали молодые, теперь думаю, может, и раньше эта страшная инфекция к нам пришла, а пока распознавали, люди погибали и продолжают гибнуть.
Всех очень жаль, именно всех… Боже! Спаси нашу забедованную Отчизну!..
Продолжение здесь Начало рассказа здесь
Project: Здравствуй, время! Author: Казаков Анатолий