Уже стемнело. Мороз усиливался. Колючая ледяная крупа, гонимая восточным ветром, больно секла по замерзающим щекам. Подпрыгивать, и тереть немеющие руки, сил больше не было. Он сел в свою старенькую машину, и захлопнул дверь. За стеклами уже ничего не было видно. Ему было очень холодно. Совсем недалеко, по трассе проносились теплые, уютные стальные мирки, везущие своих хозяев, кого к семье, кого по неведомым ему неотложным делам. Одеревеневшими пальцами повернул ключ зажигания. Чуда не произошло. Бензонасос молчал. «Ну, вот, кажется ,и мое время пришло»,– мелькнула мысль. Всплыла в памяти старинная песня: «А в степи глухой замерзал ямщик».
Он тоже, совсем еще недавно был «ямщиком» стального коня. Долгих полвека колесил по городам и весям своей большой страны. Много чего повидал. Доброту, великодушие, щедрость, подлость и предательство. Испил полную чашу. А главное, понял, что такое верность и крепкий домашний тыл. А теперь одиночество и нищая пенсия. Жизнь, в общем, прожил обыкновенную. Не богатую, но и с протянутой рукой не ходил. Жена, дочь, внук. Жильё имеется. С женой сорок пять годков были вместе. И бранились, конечно, иногда. Всяко бывало. Дочь выросла, квартиру ей отдали. Где им, молодежи, сейчас жилье взять? Себе домик в селе купили. Садик, огород. Ну, что ещё человеку надо? Да вот, беда постигла. Умерла жена.
Ездил он на кладбище почти каждый вечер. «Ну, здравствуй, родная! Вот видишь, приехал новостями поделиться, поговорить. Не с кем вечером и словом перемолвиться. А тебе поди, интересно послушать, что новенького дома приключилось», – говорил он, обметая снег с плиты. « Доча сегодня звонила. Говорит, развелась со своим. Быт заел, работа, а зять попивать стал последнее время. Да бог с ним, ты не переживай. Пока живой, помогу ей, чем смогу. Внучок здоров! Растет потихоньку! Поступать в военное училище собрался. Некогда им раскатываться, с бирюком старым лясы тачать. Да я не в обиде, понимаю все.
«Москвичок» наш капризничать стал. Тоже старик. Все «подлатать» собираюсь, да с деньжатами туговато. Да ты ж помнишь, умница он нас, не подводил! Вот, оградку тебе справлю, тогда и «подлатаю».
Спать плохо стал. Тишина давит. Кошка наша совсем одичала, домой не ходит. Сегодня снег со двора убирал, думаю, чего это ты в окно не кричишь: "Обедать пора!"- совсем забылся, старый.
Что ем? Даа! Много мне надо? С голоду не умираю. Да, устаю один, немного. Может бросить все? Зачем оно мне одному? Как думаешь? Пришла бы хоть на пару деньков, подсобила чего, да поболтали бы. А то бывает, говорю, говорю, а потом, глядь, а никого то и нет.
Сад в снегу стоит, весной придется воду отводить, иначе абрикос и черешня могут погибнуть. Такие вот у нас с тобой дела. Ну, ладно. Чего это я скуксился? Темнеет уже, поеду я. Ты отдыхай. Не скучай тут.
Он ещё раз очистил снег с плиты, протер фотографию, с которой на него смотрела молодая, улыбающаяся жена. «Ну, вот! Порядок! Все тебе рассказал. Завтра, если не занесет, приеду. Метель начинается. Поеду». Машина завелась плохо. Старый бензонасос гудел и подвывал. Отъехав от кладбища совсем немного, машина, дернувшись, остановилась. «Это уже хуже. Здесь ничего не сделаешь». И он пошел к трассе, надеясь на людскую доброту и взаимопомощь. Он помнил, как в старые времена одолжил запасное колесо незнакомому человеку, и через неделю получил его в целости и сохранности. Помнил, как зимой валялся в снегу под чужим автомобилем, помогая своему коллеге. Он свято верил – сидящий за рулем в беде не оставит. Так он поступал и сейчас, твердо усвоив с юности – с дорогой не шутят.
Он стоял уже два часа. Он понимал, что сегодня не надо было ехать на кладбище. Погода портилась на глазах. Но какая - то неведомая сила его тянула.
Мимо проносились большегрузные фуры, джипы, и разномастные легковушки, сверкая фарами, и обдавая его тучами снежной пыли. Никому до одиноко стоящего на обочине, и машущего рукой человека не было никакого дела. Идти пешком по сугробам не было никакого желания, да и сил не хватит одолеть столько километров. Стал замерзать. И что -то так нехорошо ему стало от такого равнодушия проезжающих. И он вернулся к своему «умершему» «Москвичу».
«Скоро встретимся» - была его последняя мысль.