Серая коробка ЦУМа уже тонула в сумерках, оставив на поверхности оранжевые маркизы и яркие экраны рекламы, когда прямо на Петровке матовый чёрный бентли чуть не врезался в цыганку, метнувшуюся на пешеходный переход возле служебного входа в Большой театр. Чудом увернувшаяся от хромированной махины старая цыганка, грязная цветастая юбка, седые пряди ещё дрожат от резкого движения, размахивая руками разразилась гневной и, наверное, справедливой тирадой в адрес остолопов, сидящих в машине.
Первый остолоп – стильная и короткостриженая девица, скулы, носик, губки, яркий маникюр и шпильки, вжавшаяся от резкого торможения в кресло сердито оборачивается к водителю.
– Борюсик, чего этой карге надо? Двигай давай, опаздываем.
Борюсик, второй остолоп – холёный мужик, лет под сорок, ранняя лысина заботливо скрыта под наращенными волосами, с раздражением нажимает на клаксон.
– Ты, Светка, копалась бы меньше, не опаздывали. Вечно тебе и то надо померять, и это, чего ты вообще от меня хочешь, мне на неё наехать?
– Ну, конечно, от тебя помощи дождёшься, – заводится девица, открывает окно и кричит – давай с дороги, дура припадочная, не видишь куда прёшься?
Цыганка поудобнее упирает руки в бока.
– Ой, поглядите на них люди добрые. Несутся будто за чёртом гонятся, людей не видят, себя не помнят. Постеснялась бы орать, побереглась – усмехается злющими глазами, – вредно тебе орать, ребёночка пожалела бы
– Какого ребёночка, что ты несёшь?
– Это не я несу, это ты несёшь, вот будет ещё одна мамаша тупоголовая, чтоб тебе ни дна ни покрышки.
Светка трясущимися руками нажимает кнопку, прикрывает окно, растерянно таращит глаза.
– Это какого такого ребёночка, что это дура говорит? – Борюсик заинтересованно поворачивается к бледной Светке.
– Да никакого не ребёночка, Борюсик, нашёл кого слушать, – глаза Светки воровато бегают.
– Ты что, беременна? И мне ничего не сказала? Давно скрываешь?
– Да я сама ничего ещё не поняла, ну чего ты, ну успокойся, не заводись.
– Паразиты, ворюги, – доносится сквозь неплотно закрытое окно, – накрадут машин, а потом на людей кидаются, детей им ещё подавай.
– Иди отсюда, попрошайка, – взбудораженный новостью Борюсик, высовывается в своё окно.
– Чего встала? Дай проехать, сейчас выйду, ноги повыдираю.
– Посмотрите на него, грозный то какой, ты сначала рога свои повыдирай, потом уже на людей кидайся, думаешь ребёнок от тебя? У своей проститутки спроси от кого нагуляла, мне он ещё будет угрожать.
– Это что она сейчас сказала, – медленно наливаясь бордовым цветом цедит сквозь зубы Борюсик, поворачиваясь к Светке. – Это какой такой не мой ребёнок?
– Ты кого вообще слушаешь, ты почему ей веришь, а не мне? Ты всегда так делаешь, никогда меня не спрашиваешь, только кричишь и угрожаешь.
Разъярённая Светка выпрыгивает из машины, бросается к цыганке, та проворно, как молодая отскакивает, дьявольски хохочет и скрывается в дверях магазина.
Светка по инерции бежит пару шагов вслед, потом одумавшись резко оборачивается, чтобы увидеть, как мигнув красными фарами, красивая и дорогая машина резко стартует по освободившемуся пути.
– Борюсик, ты куда? Ты что поверил этой гадине? Стой, сволочь, подожди меня, – бежит вслед за машиной, модный каблук не выдерживает, и Светка падет, впечатываясь гладким лбом в серый асфальт.
Подскочив на кровати, Светка испуганно оглядывается по сторонам. В начинающемся рассвете проступают очертания знакомой комнаты, сквозь бешеный стук сердца слышно уютное сопение спящего рядом мужа. Вот, муж завозился, разбудила.
– Свет, ты чего? Рано же ещё.
Шарит рукой по тумбочке в поисках очков.
– Да представляешь, сон такой ужасный приснился, как будто прямо под нашу машину, она такая шикарная во сне была, чёрная, старуха какая-то ужасная бросилась. То ли цыганка, то ли просто ряженая. Накричала на меня, будто я не от тебя беременная …
– Погоди, отдышись, чего ты так всполошилась?
Нашарил очки, смотрит на Светку внимательно, даже с сочувствием.
– Что за машина то? С чего ты взяла, что она шикарная?
– Борь, да ты вообще меня слышишь? Нормальная такая машина, бентли. Эта ужасная старуха мне сказала, что я беременна и не от тебя, это же ужас какой-то!
– Ну, Свет, это же сон, ну какой ребёнок? Ну какой не от меня? Ты мне изменяешь что ли? Мы же про ребёнка всё решили с тобой, вот назначат меня завкафедрой, тогда и будем про ребёнка думать. Ты лучше скажи, что ещё во сне важного было, у вас у женщин бывают же сны вещие. Вдруг, нам наследство светит? Вдруг, сон к деньгам?
– Тебе бы только к деньгам, – вздыхает Светка, торопливо что-то прикидывая в уме. – Нет Борь, не к беременности сон, точно не к беременности, не может её быть, улыбается успокоено.
– Тогда точно к повышению, радостно соглашается Боря, мне декан на днях подтвердил, что как только рабочую группу в новом институтском гранте утвердят, наш заведующий туда руководителем и уйдёт, а я на его место. Кому кроме меня, столько лет институту отдал. Наконец-то меня оценят по достоинству.
Со вкусом потягивается, смешно шмыгает носом и идёт на кухню.
– Борь, а ты во сне такой симпатичный был и волосы все на месте, и без очков, и наглый такой, сразу видно – завкафедрой на бентли, – хохочет Светка.
– Свет, тебе водички принести попить? – Кричит с кухни Боря, – или лучше молочка?
– Лучше молочка, – звонко соглашается Светка, – и селёдки с бородинским.