Станислав Близнюк (С.Б.): Несколько слов о Владимире Илларионове из Ленинграда.
Марк Тальянский (М.Т.): В предыдущем интервью я говорил, что это был выдающийся специалист, Мастер с большой буквы. Ещё раз повторюсь, что Владимир в те годы был сильнейшим в СССР.
В один из приездов, когда его пребывание в Киеве подошло к концу, он предложил мне съездить в Донецк к его друзьям: Владимира там прекрасно знали и часто приглашали. И я впервые увидел, что такое прекрасные условия для тренировок, великолепный зал, оборудованный всем необходимым – поверьте, в то время это было достаточно сложно. Я увидел развитую и прекрасно организованную структуру. Как раз в это время у ребят проходила аттестация, в которой я, по совету Ларина, принял участие. Успешно пройдя все её фазы, я допустил осечку в тамешивари – с первого раза не смог разбить доску. А членом комиссии, выводящим спортсменов на татами, был тогда ещё незнакомый мне Станислав Близнюк. Слава посмотрел на меня взглядом, в котором читалось сочувствие, некоторое недоумение и требовательность – короче, вторая попытка была успешной.
Очень интересный штрих, характеризующий В. Ларина и иллюстрирующий его способность брать полезную информацию. После аттестации мы сели с донецкими ребятами и решили немного расслабиться. Как правило, в компаниях расслабляющихся друзей идёт шумное обсуждение, говорится всё и обо всем. Был там дончанин Саша Гончаров, занимавшийся вьет-во-дао, он что-то рассказывал о принципах единоборств, но внимательно слушал его только Владимир, умудряясь при этом поддерживать общую беседу. А на следующий день он сказал мне: «Саша говорил очень полезные и интересные вещи, тебе нужно развивать такое качество, как избирательность внимания, и всегда помнить, что полезной информации вокруг нас море».
Кроме успехов в условиях спортивного единоборства, Ларин умел побеждать и в реальных ситуациях, когда промедление и нерешительность могли закончиться большой бедой.
Отдыхая на одном из горнолыжных курортов Кавказа, он и его ученик подверглись нападению со стороны местных джигитов. Один из нападавших попытался ударить Владимира в лицо остриём лыжной палки, ответная реакция была молниеносной и очень жёсткой – у копьеносца была сломана рука. А второй нападавший, бросившийся на Владимира, покатился вниз по крутому заснеженному склону. Прецедент не из приятных, тем более, как говорится, на территории противника. Но окончание было неожиданным – вечером, после стука в дверь, вошли друзья пострадавших и принесли извинения за поведение своих горячих соплеменников, а также попросили принять дары Кавказа.
С.Б.: Были ли у тебя группы в других городах?
М.Т.: Да, однажды с подачи одного из моих киевских учеников ко мне приехал парень из Лиепая. Немного потренировались, и он попросил меня стать куратором их группы. В то время я работал недалеко от аэропорта Жуляны, и с периодичностью, о которой мы договорились (2 – 3 раза в месяц), я к ним летал на выходные дни.
Вспоминается интересный эпизод – в один из моих приездов зимой мы обнаружили, что входная дверь не открывается, и трудно понять, что было причиной этому, но я, прилетевший из Киева, и группа ребят топтались по снегу перед закрытой дверью.
Поскольку Клеман не раз говорил, что практически нет такой ситуации, когда нельзя потренироваться, решение пришло незамедлительно – я предложил позаниматься на улице, заодно и снег утоптать.
Никакого желания повыпендриваться у меня не было: во-первых, свой приезд необходимо отрабатывать в любых условиях, а во-вторых, я уверен (да и сейчас на этом стою, и часто напоминаю своим ученикам), что технику, отработанную в зале, необходимо попытаться повторить зимой, в условиях хорошего мороза и гололедицы, без предварительной разминки и, естественно, в повседневной зимней одежде. Могу с уверенностью сказать, что впечатления сильные, польза большая, коррекция техники неизбежна. К сожалению, не получилось – может быть, моё предложение и послужило причиной тому, что без видимых усилий дверь открылась, и мы провели тренировку в зале.
А в один из приездов ребята предложили мне проехаться в Ригу и познакомиться с одним тренером, у которого (говоря нынешним языком) был высокий рейтинг в этом регионе. Встреча была не в спортзале, а на квартире у этого тренера, назовём его N. Но квартира не простая: большая комната была превращена в настоящий зал с зеркальной стеной и прекрасным паркетным полом. После процедуры знакомства N заговорил о дзен-буддизме, различных его версиях, о скрытом, сакральном смысле настоящего следования Истинному Пути. Может, это не делает мне чести, но после пятнадцатиминутного разговора я ощутил, что разговор поддерживать не в состоянии, единственный путь к спасению был очевиден, и вклинившись в паузу в монологе N, я предложил поработать в спарринге. Эта часть нашего общения прошла для меня совершенно удовлетворительно, в голове прояснилось, да и мои лиепайские ученики остались очень довольны. Когда мы прощались, то N сказал, что мой учитель Клеман настоящий дзен-буддист. Естественно, я не осмелился возразить, так как в этих дискуссиях и определениях был гораздо слабее моего нового знакомого.
Небольшое отступление: я не был настолько невежествен, чтобы не понимать и ничего не знать о роли и значения дзен-буддизма для человека, который занимается восточными единоборствами. Просто у меня и моих друзей бытовала фраза: «Кто говорит о дзен-буддизме, тот его не знает, а кто знает, тот не говорит». Не берусь судить, насколько это утверждение близко к истине, но что-то в нём есть.
Кроме того, именно в 70-е годы среди так называемой интеллигенции пошла мода на дзен-буддизм – восторженные дамы бальзаковского возраста и упитанные молодые люди бойко и уверенно рассуждали о способах достичь просветления, перебрасывались цитатами и т.п. Меня страшно раздражали эти разговоры, из которых я вынес одну, бесспорную для себя, немного шутливую истину: «Чем дальше от таких знатоков, тем ближе к дзен-буддизму».
Нас, учеников Клемана, очень интересовали эти моменты, но мы не считали себя сведущими в дзен-буддизме, во всяком случае, понимали, что это очень серьёзные вещи, далекие от болтологии. Хотя со времени описываемых событий прошло около 35 лет, моё мнение не изменилось – я по-прежнему считаю, что усвоение высоких истин должно быть неразрывно связано не только с интенсивной умственной деятельностью, но и с постоянными, напряжёнными тренировками, с акцентом на последние именно в молодые годы.
Скорей всего N говорил о важных и нужных вещах в плане духовного развития, но для молодых, здоровых ребят такой разговор более естественно и лучше воспринимается после совместной работы в зале, на татами. Меня всегда смущали и вызывали смутное недоверие снисходительные, велеречивые и менторские интонации в сочетании с плавными жестами записных ораторов (это замечание как раз не об N, у него я этого не было, но подобных личностей я встречал достаточно), больше по душе и более полезны для собственного роста общение с теми, кто дышит в затылок и наступает на пятки в условиях совместных тренировок.
В качестве наглядного примера я с удовольствием вспоминаю двух своих коллег и друзей из нашей средней группы (у Клемана были старшая, средняя и младшая группы), которые позже перешли к старшим: это Боря Шпиц и Миша Король. У Бори занятиям каратэ у нас предшествовала армейская школа разведгруппы, занятия боевым самбо, солидный опыт уличных ситуаций. Миша был КМС по боксу и с контролем у него были проблемы (когда просили бить полегче, у меня складывалось впечатление, что Миша не совсем понимает, чего от него хотят). Общение с такими партнёрами мне приносило огромную пользу, для подтверждения своего, более высокого уровня, необходимо было постоянно работать и общаться на языке спарринга. Дело в том, что Боря и Миша были представителями той части адептов восточных единоборств, которые понимали, что реальность – это неотъемлемая часть каратэ. Только техника, пусть очень красивая, не была для них фетишем и показателем уровня оппонента.
С.Б.: Кого из представителей того периода ты знаешь?
М.Т.: Очень яркой личностью был Евгений Поданев из Севастополя. Он занимался киокушинкай, его коллектив перерос понятие группы – у Жени был настоящий клуб с жёсткой дисциплиной, структурой, многочисленными и сильными учениками, к нему приезжали заниматься ребята из других городов, и не только из Крыма.
Это был очень сильный боец, худощавый, выносливый, волевой, всегда настроенный на победу, умный, техничный, работа ног просто потрясающая – он мог не бить, а хлестать ногами, как бичом, молниеносно поражая избранную точку, а мог буквально «общупать» партнёра ногами, едва касаясь его, и у Жени не было, как это зачастую бывает, дисбаланса между ногами и руками. Но самое главное, это была не гимнастика, а совершенно реальная и эффективная техника. Кроме того, Женя был прекрасным дзюдоистом, что тоже не было лишним во встречах с самыми различными соперниками.
Впервые мы увидели друг друга в 1979 году в Донецке на первых всеукраинских соревнованиях, где он рассказал о своём знакомстве с Клеманом, а уже поближе мы познакомились в том же году на сборах на Олимпийской базе в Конче-Заспе, где нам удалось вместе немного потренироваться.
Женя хорошо отозвался о моей технике рук, а меня очень интересовала его работа ногами, поэтому нам было чем заняться в свободное время. Сразу оговорюсь, его уровень был гораздо выше, чем у меня – образно выражаясь, больше, чем на голову, поэтому Женино одобрение и желание вместе позаниматься были для меня особенно ценны и значимы. В каком-то смысле Е. Поданев опережал своё время, он говорил о важности взаимных контактов и обмене опытом, проведении семинаров, совместных сборах, контактах с зарубежными мастерами. В 1979 году эти идеи для советского каратэ были новаторскими.
Но у Жени это были не просто разговоры, он тут же предложил мне по окончании сборов съездить на несколько дней в Ялту и провести там своеобразный обмен опытом с участием очень сильных ребят из Прибалтики – Валерия Каялы и Казимира Борткявичуса. Ученик Жени, Саша Сивцов, нас встретил и поселил в гостинице «Ялта».
Настроение было прекрасное, польза очевидная, после тренировок мы забывались в здоровом сне. Вспоминается забавный случай – родная милиция, которая нас всегда бережёт, уберегла и от упомянутого здорового сна. Около 3-х часов ночи нас разбудил настойчивый стук в дверь, мы продираем глаза, открываем дверь и видим наряд милиции, которым было интересно взглянуть на наши документы и узнать, чем мы занимаемся в зимней Ялте. Дескать, что-то тут не то, один с Эстонии, двое с Украины, один из Литвы. В итоге всё обошлось, и стражи порядка ретировались, не размениваясь на такие мелочи как извинения.
Женя избрал такой стиль каратэ, как киокушинкай, но ему был интересны мастера и других направлений. В сибирской глубинке жил человек, к которому он периодически ездил, предлагал поехать вместе, но, к сожалению, у меня не сложилось. По словам Жени, это был наш человек, не иностранец, работал егерем, лет под 50. Когда я спросил об уровне этого мастера, то Женя сказал: «Он своими ногами может мне руки связать». Естественно, речь шла о нейтрализации Жениных атак, а не о буквальном связывании рук.
Когда Евгений приезжал в Киев, то жил у меня, а я жил напротив зала на Севастопольской площади, где мы могли тренироваться сколько душе угодно. Он научил меня некоторым китайским формам и познакомил с методикой запоминания, которую я и предлагаю своим ученикам при разучивании ката – это поэтапное повторение небольших коротких частей по 5 раз с суммирующим добавлением следующей части. Также показал прекрасную систему подготовки ног, очень интересные отработки ногами с партнёром.
Я же познакомил его с методикой Мануэля в работе с нунчаками. Жене понравилось и в следующий приезд он подарил мне прекрасно изготовленные нунчаки и значок с эмблемой киокушин-карате. При этом Женя сказал, что это не просто красивый сувенир: «Если ты оказался в чужом городе, что-то случилось, нужна помощь, то в любой секции киокушин ты её получишь». Становится ясно, какое направление каратэ на то время было наиболее организованно и структурировано.
