Я рожала свою дочку в Перинатальном медицинском центре в 2017 году. Мы лежали с ней всего три дня. А потом ещё год периодически ездили к педиатрам на осмотры. А душераздирающую историю девочки С. я узнала только в 2019 году, когда об этом написала Гордеева. Сразу начала лихорадочно вспоминать тот самый этаж, где расположен стационар, тот самый детский уголок. Страшно было поверить, что в тот самый момент, когда я была так счастлива рядом со своей Варей, в окружении цветов, подарков, любви мужа, который с нами был и на родах, и потом все три дня, в тот самый момент совсем рядом в этом же детском раю жила девочка, для которой эти приветливые стены, удобные диванчики, улыбающийся персонал, всё это для неё было тюрьмой.
Не знаю, как вы, а я последние два года следила за историей девочки С., которая пять лет жила в частном перинатальном центре. Специально для этого подписалась на Елену Альшанскую, именно она взялась за это дело два года назад. Это был тот редкий случай, когда я искренне хотела лишения родительских прав. На днях Елена у себя в Facebook объявила, что вопрос закрыт, наконец, биологических родителей лишили прав.
Если вы не в курсе, ситуация была такой. В 2014 году в Перинатальном медицинском центре «Мать и дитя», которым руководит известнейший врач Марк Курцер, очень богатая семья родила девочку С. Она родилась немного раньше срока, довольно быстро их с мамой выписали. Но мама сразу вернула ребёнка в клинику. По её словам, у девочки случилась остановка дыхания во сне. Впрочем, это были не единственные слова матери. Тогда же и далее в ходе семи лет она (по словам адвокатов семьи родственников) утверждала, что ребёнок нежизнеспособен, у девочки нет почки и ствола мозга (без этого не живут, совсем), что ребёнок нуждается в пребывании в медицинском утверждении и подключении к аппаратам.
Девочку взяли в клинику. Месячное пребывание ребёнка в сопровождении взрослого стоило на тот момент один миллион рублей. С девочкой осталась не мама, я няня.
Дальше начался дикий «сюр». Мама приезжала сначала редко, потом совсем перестала приезжать. Забирать девочку она отказывалась, ссылаясь на то, что ребёнок болен. Клиника никаких болезней не обнаружила. С ребёнком была няня, также иногда приходил назначенный мамой духовный отец. Надо отметить, что про маму известно, что она очень набожная женщина, регулярно посещает церковь, воспитывает очень строго ещё троих сыновей. Все трое на домашнем обучении во избежание заразы и болезней, ежегодно подвергаются полной диспансеризации, включая МРТ. Это всё по словам родственников.
За пребывание в клинике деньги перечислялись бесперебойно, одна проблема — ребёнка забирать никто не собирался. Клиника в какой-то момент, видимо, всё же осознала, что крутой контракт — это, конечно, хорошо, но ребёнку вот уже пять лет. До пяти лет девочка видела мир только в пределах этажа стационара, на улице доходила максимум до шлагбаума. Ни одного близкого человека! Даже в детском доме дети успевают прикипеть к няне или воспитателям. Даже в детском доме у детей есть игрушки, двигательная активность, развитие. А тут ничего из этого. Палата. Детский уголок с несколькими игрушками, которыми до вечера играют дети-клиенты, несколько книжек. Постоянно сменяющиеся взрослые. Иногда приходящий батюшка.
По заявлениям клиники, они вроде бы пытались судиться с семьёй, вроде бы предлагали компромисс — оборудовать дома для С. Комнату любыми аппаратами, какие захочет мама. В какой-то момент на сцене появились бабушки и дедушки, которые удивились, что ребёнок здоров, изъявили желание её забрать, но далее вроде бы последовал резкий отпор мамы, угроза разрыва отношений и т. д. Желание ребёнка забирать пропало. Журналистам удавалось дозаниваться до отца, который, по их словам, кидал трубку со словами: «Не лезьте в нашу личную жизнь!» Родителей вроде бы пытались привлечь за нарушение права ребёнка воспитываться в семье, но правозащитники не нашли, к чему прицепиться, так как формально ребёнок содержался в хороших условиях. Ещё известно, что к истории пытались привлечь ряд журналистов, но все, кроме Гордеевой, отказывались, намекая на угрозы и нажим со стороны адвокатов семьи.
К счастью, для девочки всё закончилось. Она уже два года (с пяти до семи лет) живёт с женщиной, которую называет мамой, дома, в нормальных условиях, в сентябре пошла в школу. А пару дней назад точка была поставлена и в юридической стороне вопроса.
Однако для меня до сих пор остаются открытыми несколько вопросов:
1. Клиника. При всей моей благодарности к Перинатальному центру, врачи которого спасли моего первого ребёнка и помогли очень комфортно встретиться со вторым, при всём уважении к руководству, насколько оперативно клиника отреагировала на ситуацию? Ну хорошо, привезли ребёнка после апноэ. Положили с няней. Но дальше же готовится выписка, заключение о том, что ребёнок здоров. Разве можно клинику обязать постоянно продлевать контракт? Почему клинике сразу эта ситуация не показалась странной? Почему они начали бить в колокола только через пару лет? Нигде не нашла официального заявления клиники по этому поводу, а хотелось бы.
2. Отец. Он тоже странный? Или он в домике? Ему совсем всё равно? К матери нет вопросов. Или, наоборот, море вопросов. Просто есть ощущение, что разумных ответов от неё ждать не стоит.
3. Другие родственники, те же бабушки и дедушки. Допустим, все они первое время жили с информацией от мамы о том, что ребёнок страшно болен. Каким-то неведомым образом через два года после её рождения они увидели ребёнка, узнали от врачей о том, что она здорова. Даже изъявили желание забрать. Дальше, по их словам, все их желание было убито новыми нападками мамы, угрозой разрыва отношений и т. д. И всё? Этого было достаточно, чтобы оставить живого ребёнка в больнице? Что-то мне подсказывает, что и тут тоже вопрос в деньгах. Это была угроза разрыва отношений или угроза снять стариков с содержания?
4. Духовник. Годами ходил в клинику. Он совсем не видел, что вся ситуация недопустима? Это ли не соучастие?
5. Наконец, медиа и экспертное сообщество. Все эти толпы журналистов, представителей разных обществ и институтов, которые сейчас пасут семью Тепляковых, разносят из статьи в статью вырванные из контекста слова Асмолова про эксперимент, где они были пять лет? Вот вы, мой читатель, вообще слышали про эту историю? Мне даже интересно было бы узнать, многие ли слышали. Я сама узнала о ней только два года назад, когда за дело взялся хоть кто-то, ПЯТЬ лет спустя, было потеряно уже ПЯТЬ лет жизни ребёнка. Почему этим чудовищным экспериментом никто заниматься не хотел? Юристы семьи страшны на столько? Мне кажется, девочка С. заслуживает журналистского расследования. Приемная мама, кстати, заявила, что все два года не скрывала от девочки её историю.
Если вам понравилась статья, подписывайтесь на мой канал. Здесь я пишу о детях, о школе, о травле, делюсь лайфхаками и историями из жизни.
Без привязки к теме статьи, напоминаю своим читателям, что 29 января и 5 февраля приглашаю вас на практический интенсив для осознанных педагогов и родителей «Буллинг и антибуллинг». В первый день будем учиться различать травлю и лечить коллектив, во второй - работать с классом. Узнаем, как выстраивать групповую работу на уроке. Педагоги получат техники групповой работы на уроке, которыми можно сплотить класс, не отходя от темы и ФГОС, значительно повысить эффективность урока, получать отдачу и хорошее настроение. Родители приоткроют завесу того, что должно происходить в стенах школы, чтобы дети шли на уроки с удовольствием.
Если вы неравнодушный педагог или осознанный родитель, который хочет знать больше о школе, приглашаю вас в нашу Телеграмм-группу «Учимся учить иначе» и в привязанную к каналу Группу.
Книгу «Травля: со взрослыми согласовано» можно заказать тут.