Дмитрыч встречал своего закадычного друга и собутыльника в центре города с новомодной, недавно пришедшей в город забавы под название "психотерапия", да еще и групповая. Когда он прокручивал в голове слово "групповая", то непременно про себя хихикал — такое уж это смешное слово. Его кореша, Палыча, туда законопатила бывшая жена, угрожая, в случае отказа лишить так нужных ему по утрам сторублевок и встреч с дочкой. Без оных он не видел своего дальнейшего будущего, поэтому нехотя согласился.
Палыч появился на крыльце нового бизнес-центра весь красный, прилизанный, в поглаженном вельветовом пиджаке и даже начищенных туфлях-гробах. Осмотрелся, увидел Дмитрыча и быстро зашагал к нему навстречу и ударил своими словами Дмитричу в душу и печень:
— Я больше не пью.
В этот момент разверзлись хляби небесные, произошло затмение (и солнечное, и лунное одновременно), замолчали птицы, усилился ветер, а люди, судорожно вжав голову в плечи ускорили шаг — настолько наэлектризован стал воздух — запахло грандиозной сценой, не виданной со времен предательства Брута.
— Что эти Ироды с тобой сделали? — закричал Дмитрыч, не сдерживая слез, уголки его губ предательски дрожали. — Погубили! Заморили! Заколдовали!
Палыч смотрел в асфальт, тяжело и ему давался этот разговор.
— Дмитрыч, я больше не в ресурсе, это квазипотребность на уровне подсознательного.
— Что ты несешь? Что они там с тобой сделали, родной? — трёс он его за плечи.
— Пошли, покажу.
Молча они отправились в магазин, Палыч купил бутылку водки, расплатился, Дмитрыч за этой стандартной процедурой наблюдал с явной тревогой, но надежда от увиденных привычных жестов затеплилась в его раненом братском сердце. Вышли из магазина (Дмитрыч начал что-то подозревать, т.к. не были куплены стаканы, лимонад), и тут Палыч со всего размаха швырнул бутыль об стену, как моряк бутылку шампанского об спускаемый на воду корабль. Сцена, достойная экранизации, драматизм события покрывал своей мощью все мелкое и тщетное в этом мире.
Дмитрыч взревел как лев, поднял кулаки к небу, затряс ими как булавами богатыри над головами печенегов и обрушил их на смеренную фигуру Палыча. Вскричал, завопил:
— Это же обесценивание, катарсис, концептуализация всех страхов, мой незакрытый гештальт, твою мать. Молитвой Перлза клянусь, ты ответишь за эту деструкцию!
Так Палыч узнал, что его бывшая жена спит с его лучшим другом Дмитрычем.