Старые, казалось, давно забытые, поблекшие и растворившиеся страхи. И сомнения. Вновь налились темными соками и мрачными медузами закопошились где-то на дне подвалов разума, всё активнее и энергичнее пытаясь пробиться наверх. Рука прошлого, долго-долго незряче шарившая наугад, получила точное целеуказание, вцепилась костистыми пальцами в загривок, и затрясла, как терьер крысу.
Без злобы, гнева и вообще, разумного умысла. Но от этого только ещё более жутко. Почти также тряско и страшно, было очень давно, когда случился первый и единственный случай морской болезни. В центре Атлантики, на борту суперконтейнеровоза-контрабандиста «Канаан Сунд», в крайне нехороший час встречи с почти идеальным штормом. Который явно воображал себя нападающим в американском футболе.
А в качестве мячика, выбрал каргошип из нескольких сотен тонн стали. И честно сказать, снаряд был вполне ему по руке. И тогда, и сейчас единственная действенная тактика – ждать. Ждать, пока безмерно превосходящая, непреодолимая сила наиграется в свою странную игру с непроизносимым названием. И надеяться. В Атлантике – что не слишком много сварных швов разойдется к энд гейму.
В принципе, сейчас тоже, только швы не снаружи головы, а внутри. И вечный вопрос: если после, то следствие или просто совпадение.
Ибо, параллельно, помогая занять руки и нейросвязи, над дугообразным укрепрайоном Таймыра-700 всё шире разливается инфрафиолетовое опасное сияние, не выдерживая которого, выкрашивается оргстекло неба, с визгом и скулежом тают не успевшие забиться в норы суперволки, оставляя лужицы липкой органики, а пси-детекторы пекутся, едва успевая мяукнуть, в общем – Радио ледяных пустошей, стандартный пакет.
И застигнутый этим светом, словно таракан на ночной кухне, метнувшись к спасительному терминалу, барабанит строку за строкой сливая ментальный перегруз, нефильтрованный гностик, мастер нескольких невообразимых, древних ремёсел, обладатель пачки абсолютных и бесполезных истин, самый бессовестный хорёк западного полушария – Джон-ледяные-яйца, здесь.
И этой облигатной ночью Джон настроен поговорить о духе времени, точнее о том, что у большинства времен есть максимум душок. А он хочет вспомнить об одном из тех, у которых имелся настоящий духан, как армейских портянок, хорошо настоявшихся после 50-км марш-броска в полной выкладке. О 90-х годах 20-го века.
Их возврат, «верните мне мой 1997-й», так сказать. Хотя, нет, нафиг нужно. Вот если бы в комплекте вернуть и молодость, чрезвычайную стойкость домкрата марки «Man special very big», одиночество и верную, быструю руку – возможно, самую быструю в <неважно каком> регионе родины. То Джон…а всё равно бы не хотел. Ибо, пустую башку, в которой одни рефлексы, возвращать неохота.
С такой головой будет много того самого драйва, но слишком нехилые шансы из этого повтора не выбраться. При всей немеряной удаче. И застрять там, под пафосным гранитным монументом, навечно. А без неё – страшновато. Нет уж, в одну реку, один раз. Но вот, что вызывает реально ностальгию, это свобода. Блокировать торренты и мессенджеры? Да «Лица Принимающие Решения» в душе не чаяли, что это вообще такое.
Законы о запрете оскорблять разные чувства?? И без высоких инстанций разруливались с чувствами своими. И нормально получалось. Катить бочку на прон??? Случалось, в центральное время, по центральным каналам. И ничего, небо на землю не упало. И огненная вода круглосуточно в ларьках. Сим карты и билеты без паспорта, официально.
Душа была у того времени, ну подумаешь, башка в любой момент, даже у Джона, могла отвернуться на два свиста. Душа Дикого Запада, лучшего места и времени в человеческой истории. Ну может за вычетом испанской La Conquista. При условии, что ты не индеец, конечно. Есть, о чем понастальгировать. Roger that.