Эта история произошла давно, ещё в те годы, когда мы не имели хороших дорог, хотя мы и сейчас их не имеем, но тогда они были ещё хуже. Зато тогда от Рыбинска до Пошехонья можно было доехать, а вернее, доплыть на «Метеоре». Но история эта не о дорогах, а о том, что в любые времена женщина отдаёт своё сердце тому, кто ради её может пойти на жертву.
Это было настоящее путешествие, хоть и длилось недолго. В этом пути самым главным было, конечно, водохранилище или, как любовно мы его называем, море.
Впечатлительным натурам, вроде Веры, было жутко представлять, что вот плывет она, а там, на глубине, под огромной толщей воды, лежат целые деревни, и что стоят там храмы с коваными оградами. И стоят около этих храмов высокие колокольни, такие высокие, что и водам моря не всегда удается их скрыть, поэтому временами ей казалось, что вот-вот и поплывёт над водой протяжный колокольный звон.
Вера пугалась самой мысли, что там, на дне моря остались кладбища с деревянными крестами, которые по представлению, почерпнутому в повести Распутина, должны всплыть и плавать тут, на поверхности.
Она рисовала в своём воображении леса, которые когда-то были полны грибов и ягод. Из детства, из бабушкиных рассказов, она запомнила волшебное название ягоды – гонобобель, который она никогда не видела, но при одной мысли о котором во рту появлялся такой кислый вкус, что сводило скулы. А ещё то, как перед войной гоняли мать и её подруг, молодых, пилить лес на дне будущего моря.
Пока Вера вертела головой и бегала от одного окошка к другому, «Метеор» уже причаливал к деревянной, скрипучей пристани и весёлый матросик бросал чалку.
Едва Вера ступала на трап, как тут же оказывалась в крепких объятиях отца. Он у неё работал председателем в соседнем с городом колхозе и потому старенький председательский газик был в полном его распоряжении. Он вёз её домой, а дом к её приезду обычно уже весь пропах пирогами, вился дымок над крышей баньки, и даже, казалось, собаки со всей округи приветствовали её радостным лаем.
Едва переступив порог и обнявшись с матерью, Вера спрашивала:
- Мам, парни приходили?
- Да приходили, приходили твои парни, куда они денутся, с утра уже интересовались, приедешь ты сегодня или нет?
- Что, оба вместе так и приходили? – смеялась Вера. И смех этот был какой-то зыбкий, доселе матери совсем не знакомый. «Что с дочкой?» - пугалась она и отвечала:
- Да нет, по отдельности приходили… Сначала Вовка, важный такой. Спрашиваю: «Что, соскучиться успел?», а он: «Ностальгия меня замучила тётка Маня… Болею я…». И что за болезнь такая, а, Верушка? Ты-то, поди, все болезни теперь знаешь…
- Знаю, знаю, мама, извёл он меня со своей ностальгией, ждёт не дождётся, когда я закончу учёбу, замуж взять меня хочет. Представляешь? Вовка и жених…
- А ты?
- А что я? Куда мне деться? Придётся выходить!
И она опять весело хохотала, становясь неотразимо похожей на свою бабку Симу, у той никогда было не понять, шутит она или говорит правду, засмеётся, бывало так, что все морщинки в бугристый кулачок соберутся. И Верушка такая же шутница, что вот сказала? Навела только мать на сомнение. Жених для неё Вовка или нет?
- Мам, а Витька приходил?
- Приходил, как же без него, этот никогда не проспит Христосскую заутреню, шумел там, под окошком, в дом-то не заходил. Только это не жених тебе, Верка, баламут он… И работяга, ничего не скажу, и добрый, но взбалмошный какой-то, отмочит другой раз такое, что и представить невозможно.
- Так он и не жених, мама, так, друг детства… Уж такой, мама, друг, что недолго и женихом стать…
И она опять хохотала, чем приводила мать в полную растерянность и недоумение. Мать понимала, что и Витька, и Вовка – оба парни хорошие, свои деревенские, выйдет, если Верушка за которого, никуда на чужую сторону не уедет, так и будет жить здесь, на глазах у родителей. К тому же оба парня выученные, один – агроном, а другой хоть и тракторист, но такой, что и агроному фору даст, что ни премия – всё его, хвалят не нахвалятся и начальство, и колхозники, да и семья у него хорошая, только вот шутник, балаболит и балаболит.
А у Верушки профессия для деревни тоже нужная, нынче вот медицинское окончила, Афанасьевну на медпункте заменит, той давно на пенсию пора, да только старухи каждый год в ноги валятся, ещё и ещё поработать уговаривают, а теперь вот и уговаривать не надо, из Верушки хорошая фельдшерица выйдет…
И мать с грустью глядела в сторону Веры, понимая, что выросла пташка, и немного ей осталось ворковать в родительском гнезде.
На другой день в городе было большое районное собрание, на котором обоих парней должны были награждать Почётными грамотами и вручать подарки, потому что колхоз на посевной занял первое место, в чём и того, и другого была несомненная заслуга.
С утра парни тормошили Веру, чтобы она собиралась быстрее, а она будто нарочно неспешно утюжила свой синий сарафан и укладывала шикарную косу в высокий пучок…
Внезапно ойкнув, она высунулась в окно и прокричала:
- Поезжайте без меня, у меня колготки порвались, а новых нет… поезжайте!
- Как это без тебя? – сразу заерепенился Витька.- Никуда мы без тебя не поедем. Подумаешь, колготки, да там такая толпа будет, что и не заметит никто, а мы тебя прикроем, как в броню оденем. Выходи, давай!
Но Вера замотала головой и, скрывшись в окошке, крепко закрыла обе створки.
Вовка, понимая, что все уговоры бесполезны, ничего не говорил, а только остервенело ковырял кочку на дороге.
Вдруг окошко опять распахнулось, и Вера с обидой прокричала им:
- Ни фига себе, поедем! Сами-то вон как вырядились, костюмчики-то специально по такому случаю справили? Вижу, что специально! Женихи! А слабо вам не ездить в этот город? Оставайтесь, подумаешь, какие-то бумажки, папа получит и привезёт…
Она заметила, как Вовка ударил ладонью по бабки Паниному огороду, ударил так сильно, что рейка переломилась и улетела прямо в гряды. В это самое время резко просигналила машина, и Витька, показав ей кулак, первым побежал в ту сторону, Вовка вразвалочку двинулся следом.
Посмотрев на Верушку, мать, к большому своему удивлению, не заметила и тени сожаления на её лице, обратила только внимание, что она, раздевшись, не убрала сарафан в шкаф, а повесила его на стул, будто собиралась в скорости надевать его снова.
Парни же, прибыв в город, первым делом отправились в буфет и оба купили по «Алёнке», чтобы вечером искупать перед Верушкой своё отсутствие.
Потом началась торжественная часть, Вовка заметно волновался перед выходом на сцену, у него даже ладони вспотели. В этом волнительном состоянии он как-то упустил тот момент, когда друг его покинул зал и заметил Витькино отсутствие лишь тогда, когда объявили его фамилию, а на сцену никто не вышел.
Он начал оглядываться по сторонам, предполагая, что друг заболтался с какой-нибудь симпатичной соседкой и всё прослушал. Но дальше со сцены зазвучали другие фамилии, а Витька так и не появился. Вовке это показалось странным: зачем тогда было и ехать?
Когда и собрание, и концерт закончились, Вовка спустился вниз с намерением найти свою машину, чтобы поскорее уехать домой.
Ещё на подходе он увидел Витьку и… Верушку.
- И ты приехала? С кем? – устремился он к девушке.
- Да вот с ним, - кивнула она на Витьку, который сверкал, как начищенный самовар. – Купил он мне колготки не моего, правда, размера, уговорил Васильича и приехал за мной… Грамоту получить он, конечно, не успел, но я его сама наградила…
Вовка почувствовал, как кровь приливает к лицу, как поднимается в душе детское желание повернуться и бежать от того места, где могут обидеть. А Верушка, подхватив Витьку под ручку, как бы между прочим, сказала:
- Мы сейчас заявление в ЗАГС подали. Свидетелем на нашей свадьбе будешь? Всё-таки друг детства…
Дорогие читатели! Благодарю за лайки, отзывы и комментарии!