Московская филармония продолжает барочное просвещение столичной публики: к концу года приготовили встречу с искусством итальянца Николы Порпоры.
Каждый из нас читал в юности бессмертный роман Жорж Санд «Консуэло»: на первых же страницах мы встречаемся в нем с реальным историческим персонажем – Николой Порпорой, некогда знаменитым представителем неаполитанской оперной школы, учителем многих композиторов и певцов (в том числе и героини романа, взявшей в честь маэстро сценическое имя – Порпорина). Конечно, в советское время про Порпору можно было прочитать не только там, но и в каждой энциклопедии, поскольку личностью он был значительной для своего времени, оставившей заметный след в истории музыкального искусства. Но вот послушать музыку композитора было решительно негде. И в общем-то такая ситуация сохраняется и поныне.
На сегодняшний день оперы Порпоры очень мало известны в мире – их только-только начинают открывать. В России они не известны совсем, похоже, что они здесь вообще никогда не звучали, хотя композитор и планировал поработать при русском императорском дворе. Однако этого не произошло – его контракт перехватил предприимчивый конкурент Франческо Арайя (автор первой оперы на русский текст «Цефал и Прокрис», либретто Александра Сумарокова), а позже в России утвердились уже итальянцы более молодого поколения (Галуппи, Сарти, Паизиелло и др.) и искусство Порпоры так и осталось у нас terra incognita. Два года назад дирижер Театра Станиславского Мария Максимчук бросила пробный камень: несколько раз исполнила в Москве оперу «Узнанная Семирамида». И вот теперь новую встречу с искусством неаполитанца подарила Московская филармония, празднующая в этом сезоне свой столетний юбилей.
О колоссальной роли этой институции в деле прививания вкуса к барочной музыке сказано уже не раз: в последнее десятилетие МГАФ тут буквально горы свернула. Ставка была сделана на Генделя – как самого знаменитого композитора эпохи: многие его оперы и оратории уже прозвучали в Зале Чайковского. Но не только музыка «императора барокко» пропагандировалась в этих стенах – звучали оперы Пёрселла, Вивальди и даже совсем уж неведомого Хассе. И вот очередь дошла до Порпоры: исполнение его оперы «Полифем» состоялось в конце года, хотя первоначально планировалось в начале ноября, но было перенесено из-за сложностей текущего периода в организации концертной жизни.
Честь возрождения интереса именно к этой опере неаполитанца принадлежит австро-хорватскому контратенору Максу Эмануэлю Ценчичу: именно по его инициативе состоялась его венская премьера в театре «Ан-дер-Вин» в 2013-м, позже проект прокатили по всей Европе. Сам Ценчич неизменно участвовал во всех этих исполнениях – пел он и в Москве, где его уже очень хорошо знают по многочисленным сольным выступлениям и участию в концертных исполнениях опер и ораторий.
«Полифем» создавался Порпорой в Лондоне, куда его позвали в качестве противовеса Генделю, формировавшему вкусы и музыкальную афишу в английской столице и нажившему себе на этом поприще немало врагов. Премьера состоялась в феврале 1735 года с участием переманенных у Генделя суперзвезд барочного вокала – всеевропейской знаменитости кастрата Карло Броски Фаринелли (ученика Порпоры), примадонны со скандальным характером Франчески Куццони, не уступавшего Фаринелли в славе другого кастрата (но уже не сопраниста, а контральто) Франческо Бернарди Сенезино и других. Либретто Паоло Антонио Ролли переплетает несколько несвязанных между собой античных мифологических сюжетов – хитроумный обман Одиссеем (в опере он зовется на латинский манер Улиссом) циклопа Полифема лишь один из них. Благодаря этому опера оказывается щедро наполненной любовной лирикой и почти эротическим томлением, ведь кроме отважного мореплавателя и устрашающего чудовища в действии участвуют прекрасная нимфа Галатея, юный Акид, а также две другие нимфы – Калипсо и Нерея.
Совершенно непонятно, почему опера не имела успела когда-то в Лондоне, и все предприятие по «свержению музыкальной диктатуры» Генделя не удалось. Музыка Порпоры роскошна – многопланова, экспрессивна и виртуозна, удивляет его изощренная изобретательность, касаемо как мелодики, так и оркестрового сопровождения. Вокальные партии представляют собой сложнейшие кунштюки, под силу только вокалистам с крепкой школой бельканто. Талант композитора очевиден, мастерство – феноменально: его искусство ничуть не менее прекрасно, чем генделевское, возможно, что в вокальной эквилибристике и знании голосов Порпора даже превосходит британского немца. Нескончаемая череда красивейших арий, то бравурных, то печальных, лирико-меланхолических, идеально реализуют принцип контраста и умело обрисовывают образы, которые отнюдь не ходульны, а даже очень впечатляющи и захватывающи. Оперы очень длинна (для Москвы ее сократили на четыре арии), однако нет ощущения усталости от этой музыки: она чарует и заставляет собой восторгаться на протяжении долгих часов, не просто удерживает твое внимание, а дарит подлинное наслаждение.
В Москве опера была достойно представлена. На мужские партии, которые когда-то пели кастраты, ангажировали контратеноров – помимо уже упомянутого Ценчича (он исполнил контральтовую партию Улисса) также хорошо известного в российской столице украинца Юрия Миненко (сопрановая партия Акида). В известной степени это – компромисс: конечно, никто из нас не слышал как звучали кастраты эпохи расцвета той эстетики (аудиозаписи Алессандро Морески, последнего представителя этого амплуа, скорее всего, не дают полноценного представления об искусстве кастратов, кроме того, они технически несовершенны), но судя по описаниям – совсем иначе, чем сегодняшние контратенора. Вот, например, свидетельство о пении Фаринелли, принадлежащее перу флейтиста и композитора Иоганна Иоахима Кванца: «Полетное, объемное, богатое, яркое и ровное сопрано с диапазоном от ля малой октавы до ре третьей; позднее диапазон расширился на несколько тонов вниз, так что в одних и тех же операх певец мог получить и арии с контральтовой тесситурой (обычно это были адажио), и виртуозные сопрановые номера».
Можно ли что-то подобное сказать о голосе Миненко, исполнившего предназначавшуюся Фаринелли партию Акида? Едва ли: особенно по части богатства тембра и ровности регистров. Там, где Фаринелли переходил с сопрано на контральто (именно в партии Акида как раз есть такие фрагменты), Миненко переходит с фальцета на свой природный баритон, и этот регистровый «шов» очень заметен, равно как и различия в звучании голоса как такового и в однородности эмиссии. Равно как и не очень хороши предельные сопрановые верха – они недостаточно округлы, откровенно крикливы, едва ли эстетичны. Конечно, у Миненко немало достоинств – голос свежий и достаточно сильный, кроме того, в барочном репертуаре он воспринимается гораздо органичнее, чем в неподходящих операх 19 века (каковые он тоже исполняет – предназначенные для женского контральто партии Ратмира, Леля, Нежаты и пр.), поет он выразительно. Но его в целом интересное исполнение все же в очередной раз напомнило – контратенора явно претендуют не на свою корону: возможностями кастратов они в полном смысле слова не обладают.
Что касается Ценчича, то его голос сегодня звучит заметно более тускло и устало, чем это было еще несколько сезонов назад. Впрочем, тут ничего удивительного: как правило, век контратеноров недолог. Кроме него к аутсайдерам исполнения стоит отнести и сербского баса-баритона Сретена Манойловича (Полифем): импозантный певец всего неделю назад участвовал в исполнении генделевской оратории в том же зале (с коллективами Уильяма Кристи), но результат в обоих случаях один – прекрасно натренированный голос серба от природы беден и скромен по объему, поэтому устрашающий циклоп в его версии получился уж слишком каким-то стерильным.
А вот женский вокал порадовал невероятно. Героиней вечера, конечно, стала Юлия Лежнева (Галатея): ее яркое и ясное, сочное сопрано красивого тембра царило в зале, сверхсложные колоратуры она выпевала играючи, в ламентозных фрагментах сумела пленить проникновенностью исполнения. Диляра Идрисова (Нерея) – певица иного плана: ее голос более камерный, но артистка берет тонкостью нюансировки, кроме того, ее колоратурная техника не уступает Лежневой. Прекрасно показалась хорватское меццо Соня Рунье (Калипсо): природный голос выгодно отличался звонкостью, полетностью и благородством тембра от несколько искусственного звучания контратеноров (что особенно заметно из-за их в целом тесситурной идентичности).
В «Полифеме» приняли участие вокальный ансамбль «Квеста музика», который из-за своей малочисленности совершенно был лишен настоящего хорового звучания, а также камерный оркестр «Музика вива» (худрук – Александр Рудин), который в очередной раз оказался на высоте, что не удивительно, зная, сколько труда музыканты вкладывают в освоение барочных премудростей. Абсолютно заворожила дуэль Галатеи и теорбы (на ней солировала Ася Гречищева) – невероятно сложный и захватывающий номер, исполненный дамами с блеском. Управлял оперой греческий маэстро Маркеллос Хриссикос: энергичная манера в сочетании с экстравагантной внешностью (в своей черной шевелюре дирижер выкрасил ярко красную «дорожку», «сверкая» этим «шрамом» весь долгий концерт), безусловно, привлекала внимание публики, равно как и молниеносное переключение с дирижирования на аккомпанирование речитативов-секко на клавесине, которые у Хриссикоса выходили изящными и очень внимательными к нуждам певцов.
17 января 2022 г., "Играем с начала"