Национального героя горных марийцев Акпарса изображают в разных ипостасях. На трассе Чебоксары – Козьмодемьянск бронзовый Акпарс играет на гуслях. Это неслучайно, это своего рода указатель: недалеко от памятника поворот на село Еласы – один из центров нынешнего марийского гусельного искусства. Держится центр не на могучих плечах Акпарса. И вообще мужчины здесь ни при чем – в гусельном ансамбле Фаины Викторовны Эшмяковой только девушки.
Текст и фото: Алексей Макеев
Дорога в село Еласы крутым виражом уходит в горы – Горномарийским этот район зовут неспроста. На въезде – внушительный монумент с названием села и временем основания – 1702 год. Помещено зачем-то еще упоминание, что с 1937 по 1959 год Еласы было райцентром. Наследие районного центра видно невооруженным глазом: большой каменный храм, просторная рекреационная зона со святым источником, купальнями, детскими каруселями, тихим прудом; сюда, судя по арт-объекту на воде, принято являться молодоженам после ЗАГСа.
Гусельный ансамбль ютится в сельской школе. Не по годам энергичная и веселая Фаина Викторовна предусмотрительно встретила меня у ворот.
«Боюсь, как бы вы через забор не полезли, – улыбается гуслярша, – был у нас случай. Приехал во время предвыборной кампании кандидат с командой. Солидные мужчины в костюмах. Вышли из машин и не могут найти калитку – видите, как она у нас сварена в воротах незаметно. А мы их дожидаемся с концертом. И только в окно видим, что полезли кандидаты через забор…».
Для меня Фаина Викторовна также выступление организовала, созвала гуслярш из окрестных сел и Козьмодемьянска. Пока ждали артисток, сели поговорить в небольшом классе, где помещается музыкальная школа. На стеллажах почивали богатырских размеров гусли – не чета тем, что у бронзового Акпарса на дороге.
МАГИЯ ГУСЛЕЙ
Сейчас у марийцев на гуслях играют почти исключительно женщины. Фаина Викторовна утверждает, что марийским «кÿсле» около 5 тысяч лет. Основанием тому – лингвистика. В марийском, удмуртском и ханты-мансийском языках «гусли» происходят из однокоренных слов, что отсылает к временам единой финно-угорской общности. Долгое время гусли являлись инструментом ритуальным: гусляры исполняли религиозные напевы во время обрядов в священных рощах. Впрочем, грань между религией и хозяйством у древних мари была размыта. Например, «Песня пчелиного предводителя» считалась ритуальной. Гусляр исполнял ее, забравшись на березу – так проводилось своеобразное поклонение пчелам с молитвой о хорошем медосборе.
Связывали традиционную музыку и с магией. «Игра на пузыре, на барабане, на трубе, – писал в 1920 году этнограф Поволжья Николай Васильевич Никольский, – имеет силу большую, чем человеческая, невидимая сила этой игры сказывается на человеке <…> может «заворожить», «заколдовать». В полулегендарной хронике сообщается, что так действовал Акпарс во время осады Казани в 1552 году. Играя на гуслях у стен города, Акпарс «ворожил» татар, прикрывал осадные работы войск Ивана Грозного, мерил шагами расстояния, подкатил к укреплению бочку пороха...
Изначально гусли были мужским инструментом, женщины в совершении религиозных обрядов не участвовали. С искоренением язычества у марийцев гусли потеряли сакральную функцию, за струны сели женщины – играли на праздниках, скрашивали трудовые будни. А в конце XIX века марийским мужчинам приглянулась русская гармошка, так что за гусли они уже редко брались.
ОТ ПЛЯСОВЫХ ДО МОЛИТВ
«Родом я из деревни Сарлатово, – рассказывает Фаина Эшмякова, – это в Микряковской стороне, где традиционно было много гусляров. Мама моя, Зоя Михайловна, замечательно играла. Когда замуж выходила, пришла в дом мужа с приданым: сундук одежды, перина и гусли. Это считалось хорошим тоном, в доме гусли вешали на священное место – в угол рядом с божницей.
Как-то на конференции в Казани профессор Яковлев рассказывал: вот-де женщина подоила корову, вытерла руки и – за гусли. У нас такого никогда не было. К гуслям относились очень трепетно. Перед тем как взять инструмент, нужно хорошо вымыть руки. Мама прожила 89 лет и до конца жизни за гусли садилась только с чистыми руками, в нарядном платке.
В деревне мама играла на свадьбах и посиделках, под гусли плясали и пели протяжные песни. Мама петь не могла, только насвистывала. Свекровь у нее глухая оказалась, приходилось постоянно кричать – так она голосовые связки еще в молодости сорвала.
А бабушка моя, как рассказывали, на свадьбах играла и плясала одновременно – гусли держала зубами за специальную тесемку. У бабушки было четыре брата и четыре сестры – все также играли на гуслях. Дядя Иван еще и прекрасно пел. Служил он при церкви, перекладывал на гусли молитвы, пел псалмы – почти как библейский царь Давид. В 1930-х годах Ивана репрессировали. В лагере гусли для него стали средством «спустить пар». Играл и пел на марийском языке, откровенно высказываясь о том, что он думает о тамошних вертухаях. А как вернулся домой, то за гусли больше не брался, понатерпелся в лагере.
Впоследствии традиция пения молитв на гуслях была полностью утеряна. Вот совсем недавно из Марийского научно-исследовательского института языка, литературы и истории имени Васильева мне сообщили, что нашли нотную запись гусельных молитвословий, сделанную Анной Романовной Сидушкиной. Хорошо бы их восстановить, других подобных примеров больше нигде нет».
В ТРИ РУКИ
«Не удивительно, что в такой семье меня с малолетства приучили к гуслям, – продолжает Фаина Викторовна. – Подыгрывала сначала взрослым одной рукой. Есть такая традиция игры в три руки. Взрослая гуслярша играет левой рукой аккомпанемент, правой – мелодию, а девочка стоит с правой стороны и одной рукой играет подголоски. Это особенно распространено в домашнем музицировании, такая передача опыта из поколения в поколение. Я была «третьей рукой» у маминой тети, Анны Романовны Сидушкиной – самой известной нашей гуслярши, первой марийской женщины, окончившей консерваторию. Потом я училась у нее в музыкальном училище в Йошкар-Оле. Тетя была строгим преподавателем, ругала нас, что не по нотам играем – все на слух. Как в 1962 году Анна Романовна открыла класс гуслей в селе Микряково, так все стали на ноты переучиваться. С тех пор старинную манеру игры мы утратили. Как-то странно получается: мы не говорим, что возрождаем марийские гусли – забвения у нас не было, исполнительское искусство развивалось, но по-старинному сейчас уже никто играть не может».
Фаина Викторовна подошла к стеллажам, чтобы показать разные варианты гуслей. Инструменты непривычно широкие, самые большие метра по полтора в ширину.
«В старину каких-то стандартов гуслей не было, – говорит Фаина Эшмякова. – У разных марийцев – горных, луговых – инструменты довольно сильно отличались. К тому же в каждой деревне свой мастер, которому никто не указ – он делал, как считал правильным. В деке отверстие вырезали, кто круглое, кто сердечком, кто лучами украшал. Наши горномарийские мастера славились гуслями, выставляли свои работы на Нижегородской и Казанской ярмарках, получали дипломы и медали. Сейчас во всем Поволжье хорошие гусли делают буквально два-три мастера.
Гусли, кстати, стоят существенно дороже гитары. Работа мастера из Йошкар-Олы Гарая Магсумьянова – около 50 тысяч рублей, если с немецкой фурнитурой – еще дороже.
Вот гусли в 22 струны. Сейчас в основном используют 36 струн, раньше встречались и восьмиструнные. Строй гуслей также менялся. В старину была пентатоника, еще мама так настраивала. Потом перешли на диатонический строй в ля-мажоре. Диезов и бемолей у нас нет, и если классику нужно играть, то приходится выкручиваться, как-то перестраивать инструмент…
Это черниговские гусли – самый дорогой для меня инструмент, принадлежавший Анне Романовне и завещанный мне. Тетя отдала гуслям жизнь, создала целую систему обучения игры на гуслях, переложила на ноты массу старинных напевов, в том числе «Марш Акпарса» – неофициальный гимн Горномарийского района. Жизнь ее была сплошь подвиги и трагедии».
ЭНТУЗИАЗМ И ОТЧАЯНИЕ
С малых лет Анна Сидушкина играла на гуслях, участвовала в конкурсах. Однажды в качестве приза ей вручили… серп. Орудие пришлось очень кстати, на родных полях она им работала до 19 лет, пока не поехала учиться в Йошкар-Олинский техникум искусств. В 1938 году, после окончания техникума, талантливую девушку направили в Московскую консерваторию, куда она успешно поступила на дирижерско-хоровой факультет. Во время Великой Отечественной войны Анна Романовна вернулась в родную деревню Яшмолкино. Здесь же оказался молодой композитор, студент Ленинградской консерватории Кузьма Смирнов – давний друг Анны, однокурсник по Йошкар-Олинскому техникуму. За годы эвакуации Анна и Кузьма объездили весь Горномарийский район, собирая традиционные песни.
«Тогда же в военные годы они поженились, – рассказывает Фаина Викторовна, – у них родился сын. Судьба первенца была трагичной. Семья ехала на грузовике. На ухабистой дороге машину тряхануло, дверь открылась, ребенок выпал на дорогу. «Мерцен» – потом говорила она, то есть жизнь в сыне угасала на глазах.
В 1946 году супруги окончили каждый свою консерваторию: Анна – Московскую, Кузьма – Ленинградскую. Переехали жить в Йошкар-Олу, где тетя до конца дней вела кипучую деятельность по превращению марийских гуслей в профессиональный инструмент. Писала учебные пособия по игре на гуслях, перекладывала на ноты традиционные песни, сама много играла, изъездила с ансамблем всю страну. Работала в Маргосфилармонии, Педагогическом институте, Республиканском музыкальном училище, ездила в экспедиции с фольклористами. Не сказать чтоб ее инициативы развивать марийскую музыку в Йошкар-Оле поддерживали. Муж от нее ушел. Один из гусельных ансамблей Анна Романовна создала в Йошкар-Оле при Доме культуры профтехобразования. Талантливых девочек собирала по деревням, с трудом добилась закупки качественных гуслей для ансамбля.
В 1980 году на 65-летний юбилей Анне Сидушкиной вроде бы оказали много внимания и почета: республиканская пресса брала у нее интервью, ее гусли запросили в качестве экспоната в Республиканский национальный музей. А на следующий день рождения о ней никто не вспомнил. В Министерстве культуры от нее отбрыкивались, в Марийском обкоме партии за глаза называли «сумасшедшей бабкой». В общем, она впала в уныние, написала завещание и повесилась.
Мне, кажется, понятно ее состояние. Мы ютимся в этой комнатке сорок лет, на костюмы денег нет. Я только притворяюсь, что ничего не понимаю… Хотя тогда мы и не думали, что у тети отчаянное положение...
Учиться нам было интересно, я в разных ансамблях играла, колесила по гастролям – возможности были разные. Подумать только, из Микрякова в Йошкар-Олу мы летали на самолетах! Небольших 12-местных кукурузниках. В понедельник на первый рейс садились и успевали к началу занятий в училище».
ГУСЛЯРШИ-СЕСТРИЧКИ
В самом деле, гусельный ансамбль Фаины Эшмяковой, родившийся в 1981 году – какое-то дежавю коллектива Анны Сидушкиной. После окончания училища Фаина Викторовна вышла замуж, переехала к мужу в село Картуково, затем в Еласы, где и собрала ансамбль девочек. Так же, как и тетя, все тащила на собственном энтузиазме. С той разницей, что еще сама концертные костюмы шила. Отец гуслярши был портной, на его старинной машинке «Зингер» она и взялась за пошив марийского костюма. Да так удачно получилось, что ансамбль пригласили на межрегиональный конкурс национального костюма в Йошкар-Олу. С того времени и до сего дня к Фаине Викторовне приходят заказы на костюмы для других марийских коллективов.
«Все-таки работать было очень трудно, – вспоминает Фаина Викторовна, – инструментов нет, струн нет, костюмы шью сама, все гусли настраиваю сама. Поэтому в 1984 году я поступила на исторический факультет Марийского государственного университета – думала уйти из гуслей. Но уже на втором курсе поняла, что бросать нельзя, что это – мое. Если не я буду заниматься гуслями, то кто же? Дипломную работу писала о марийских гуслях, их прошлом и настоящем. И отклик в итоге получила. Нас стали приглашать на гастроли и фестивали. В 1987 году мы участвовали во Всесоюзном смотре самодеятельности профтехобразования в Москве, выступали в Кремлевском Дворце съездов. Два года спустя нас пригласили на крупнейший фестиваль на ВДНХ. Участники фестиваля полтора месяца жили в гостиницах на ВДНХ, много репетировали, мы познакомились с другими коллективами, с культурными традициями всего Советского Союза – то был бесценный опыт. После нас взяли в круиз по Дунаю, где вечерами на стоянках в городах Европы мы давали концерты».
В наше время ансамбль расцвел во всей красе. Постоянные приглашения поступают коллективу уже почти тридцать лет. Выступали гуслярши во многих регионах России, на фольклорных фестивалях в Эстонии, Финляндии, Венгрии. Однажды довелось им показать мастерство в Европарламенте в Страсбурге.
«Когда приглашают выступать ансамбль, я все остальное бросаю, – рассказывает Фаина Эшмякова. – А когда лично меня – бывает, отказываюсь. Особенно летом. Вот сейчас не поехала в Псков. Нашу деревенскую жизнь ведь никто не отменял. Встаешь в четыре-пять часов утра, идешь в огород, затем в школу на работу; вечером, если силы остались, опять в огород. А если я буду по приглашениям ездить, у меня все сорняком зарастет».
Беседу нашу то и дело стали прерывать юные артистки, являвшиеся в класс за гуслями.
«Катя, бери номерной – десятый или четырнадцатый, все настроены, занимайтесь, – говорит руководительница ученицам, – передай девочкам, что уже пора малышей одевать».
МЕЛОДИЯ СВЯЩЕННОЙ РОЩИ
Сейчас у Фаины Эшмяковой два состава – детский и взрослый. Название у ансамбля одно «Шыжарвлä», то есть «Сестрички». В прошлом году в очередной раз гуслярши после окончания девятого класса разъехались по городам учиться. Погоревала руководительница ансамбля лето и набрала новый состав, из детей 8 лет. Оставаться до одиннадцатого класса в сельской школе не многие хотят и могут. Выражение «ходить в школу» здесь означает совсем не то, что в городе. Некоторые ученицы из соседних деревень порой ходят в школу через поля и овраги по нескольку километров – школьный автобус не везде и не всегда ездит.
Три девушки, оставшиеся учиться до одиннадцатого класса, перешли во взрослый ансамбль. Основной же костяк взрослых – те, кто всей душой полюбил гусли еще в детском составе ансамбля и не смог расстаться с инструментом. Они приезжают на репетиции из окрестных сел и Козьмодемьянска.
Гуслярши сами оделись и одели малышей в концертные костюмы. Гуслей на стеллажах не осталось. Концертного зала в школе нет. Единственное место, где помещается ансамбль – школьный коридор. Под портретами заслуженных учителей школы и начался концерт. Сначала играли «Мелодию священной рощи», которая исполнялась во время языческих молений в рощах, затем «Марш Акпарса». Акустика в коридоре, кстати, очень хорошая – звуки струн носятся в узком пространстве какими-то волнами, переливаются эхом и даже несколько секунд звенят в воздухе после того, как гуслярши уже перестали играть. Такого эффекта в священной роще точно не получишь.
Малыши долго играть пока не могут – им еще предстоит набить мозоли на пальцах, чтобы не замечать жестких металлических струн. Играли мало, но в театрализованном духе. Мало того что подпевали, так еще и с куклами игрались. Привязали к безымянному пальцу веревочку, перекинули ее через условную прялку, а на конце привязали тряпичную куколку. Получается, во время игры кукла как бы пританцовывает.
«Впервые я увидела такую забаву с куклой в 2012 году в Таллине на фестивале финно-угорских народов, – рассказывает Фаина Викторовна. – А затем неожиданно услышала от мамы, что раньше в наших деревнях так же делали. Играли во время молодежных посиделок на завалинках и для большего веселья перекидывали такую куклу через удобную ветку. Мне захотелось возродить традицию. А у нас же на сцене над плечом нет ни березы, ни сирени. Пробовали через микрофон перекинуть – не понравилось. Придумали такие веретенца.
Последние восемь лет жизни мамы мы жили с ней вместе – то было время откровений, я многое от нее узнала, что-то переняла. В сознательном возрасте я ведь с мамой мало общалась. После школы уехала в училище, потом замужество, работа, университет. А здесь мы провели столько времени вдвоем. Она много вспоминала, я записывала. Мой интерес побуждал ее предаваться воспоминаниям все больше и больше. Темы были семейные и музыкальные. Мое чувство гуслей в те годы обогатилось бесценно. Ведь гусли – это моя жизнь, гусли меня лечат, спасают от депрессии и тяжелых переживаний».
