Примечание от переводчика:
События последних двух лет заставили меня всерьез усомниться во многих общепринятых истинах и официальных версиях тех или иных исторических событий. И я знаю, что я такой не один. Рост интереса к тому, что называется ‘теориями заговоров’ в Англосфере растет как на дрожжах, и эта сцена кране сильно развивается сейчас там (ну или тут, в зависимости от того, где вы находись). В этой среде, люди себя нередко называют ‘truther’ или же ‘правдист’/‘истинист’. Предмет тем в этой сфере широк, и меня лично больше всего интересуют политические и корпоративные скандалы, и куда в меньшей степени вопросы НЛО и пришельцев или же плоской земли.
Материал, который я подготовил для вас, принадлежит к довольно спокойной теме. В недавней книге англичанина Джона Хеймера (John Hamer) под названием ‘The Falsification of Science’ (2021), я наткнулся на любопытную тему. Джон ставит под сомнение…атомную и ядерную бомбу в том виде, что мы себе представляем . Он считает, что это страшилки элит для народа и шарада для отвода глаз. Не буду спорить, это не важно. Важно, что Джон привел ссылку на несколько статей середины 1940-х годов известного русского американца Александра Прокофьева-Северского (1894, Тифлис/Тбилиси - 1974, Нью-Йорк), знаменитого летчика и бизнесмена (владевшего собственным авиаконцерном в США), и американского инспектора бомбардировок Японии. Александр, лично проводивший ревизию Хиросимы и Нагасаки, публично заявлял тогда в прессе, что не может подтвердить того, что урон данным японским городам отличался чем-то от урона нанесенного в рамках серьезной ковровой бомбардировки.
Не буду пересказывать статью, а передаю слово самому Александру…
Оригинал статьи был найден здесь.
[] - комментарии добавленные переводчиком [мною], в целях лучшего понимания текста читателем.
Клемент Таралевич, Лондон.
ATOMIC BOMB HYSTERIA‘
(By Major Alexander P. de Seversky)
(READER’S DIGEST, February 1946, pages 121 to 126)
Атомнобомбная истерия
Майор [Вооруженных Сил США] Александр [Николаевич] Прокофьев-Северский
Опубликовано в выпуске журнала Ридерз Дайджест [США] за Февраль 1946 года, стр. 121 - 126
В качестве специального консультанта военного министра, судьи Роберта П. Паттерсона, я провел около восьми месяцев в Европе и Азии, интенсивно изучая разрушения нанесенные войной. Я досконально ознакомился со всеми видами повреждений — от взрывчатых веществ, зажигательных снарядов, артиллерийских снарядов, динамита и их комбинаций.
В рамках сего обследования я инспектировал Хиросиму и Нагасаки, цели нашей атомной бомбы, экзаминуя руины, допрашивая очевидцев и делая сотни снимков.
По моему взвешенному мнению, как я об этом сообщил журналистам в Токио, последствия от взрывов атомных бомб — не будущих, а этих двух — были сильно преувеличены. Если бы одна из этих бомб была сброшена на Нью-Йорк или Чикаго, она нанесла бы не больше ущерба, чем десятитонный фугасная бомба [blockbuster]; а результаты [разрушений] в Хиросиме и Нагасаки могли быть достигнуты [бомбежками совершенными] двухста [бомбардировщиками] B-29, загруженными зажигательными снарядами, за исключением того, что было бы убито меньше японцев. Я не «недооценил» атомные бомбы и не оспаривал их будущий потенциал. Я просто поделился своими профессиональными выводами о физических последствиях взрыва двух бомб, и они оказались разительным контрастом на фоне истеричных мнимых версий, распространившихся по всему миру.
На мои выводы с возмущенным гневом набросились самые разные люди, в печати, в эфире, на публичных форумах; а также ученые, которые не были и в пределах 5000 миль от Хиросимы. Однако жестокость этой реакции не может изменить фактов, наблюдаемых в этих двух японских городах.
Я начал свое обследование Японии с полетов над Иокогамой, Нагоей, Осакой, Кобе и нескольких десятков других мест. Позже я посетил их всех пешком.
Все они представляли собой одну и ту же картину. Разбомбленные участки выглядели розоватыми — эффект от груд пепла и щебня, смешанных со ржавым металлом. Современные здания и фабрики продолжали стоять на месте. То, что многие здания были выпотрошены огнем, было незаметно с воздуха. Центр Иокогамы, к примеру, с самолета казался почти нетронутым. Длинный промышленный пояс, протянувшийся от Осаки до Кобе, был уничтожен огнем, но заводы и другие бетонные сооружения оставались стоять. В целом это была картина, совершенно отличная от той, что я наблюдал в немецких городах, подвергшихся ковровым бомбардировкам. Разница заключалась в том факте, что разрушения в Японии были преимущественно зажигательного характера, при том, что невоспламеняющимся целям был нанесен сравнительно небольшой уровень структурных повреждений.
В Хиросиме я был настроен увидеть совершенно другую картину. Однако, к моему удивлению, Хиросима выглядела точно так же, как и все другие сгоревшие города Японии. Было знакомое розовое пятно, около двух миль в диаметре. Оно было усеяно обугленными деревьями и телефонными столбами. Только один из двадцати городских мостов был разрушен. Ряды современных зданий Хиросимы в центре города стояли на своем месте.
Было очевидно, что взрыв не мог быть таким мощным, как нас в том убеждали. Это был экстенсивный взрыв, а не интенсивный.
Я слышал о зданиях, мгновенно сожженных беспрецедентной жарой. Но здесь я увидел здания в целости и сохранности, более того, увенчанные неповрежденными флагштоками, громоотводами, окрашенными перилами, знаками предупреждения о воздушном налете и другими сравнительно хрупкими предметами.
У Т-образного моста, точечной цели атомной бомбы, я искал «проплешину» [bald spot], где все предположительно испарилось в мгновение ока. Его не было ни там, ни где-либо еще. Я не мог найти никаких следов необычных явлений.
То, что я видел, было, по сути, копией Йокогамы, Осаки или пригородов Токио — знакомые остатки участка из деревянных и кирпичных домов, сожженных неконтролируемым огнем. Повсюду я видел стволы обгоревших и безлистных деревьев, сгоревшие и несгоревшие куски дерева. Огонь был достаточно сильным, что он согнул и искривил стальные балки и расплавил стекло, пока оно не потекло, как лава, — всё как и в других японских городах.
Ближайшие к центру взрыва бетонные здания, некоторые из которых находились всего в нескольких кварталах от очага атомного взрыва, не имели структурных повреждений. Уцелели даже карнизы, навесы и изящная наружная отделка. Оконные стекла, конечно, были разбиты, но одностворчатые рамы держались крепко; только оконные рамы из двух или более панелей были согнуты и погнуты. Таким образом, воздействие взрыва не могло быть чем-то необычным.
Затем, я опросил огромное количество людей, которые находились в этих зданиях, когда взорвалась бомба. Их описания совпадали с десятками рассказов, которые я слышал от людей, застигнутых в бетонных зданиях в районах, охваченных фугасными бомбами. Десятиэтажное здание прессы в Хиросиме, примерно в трех кварталах от центра взрыва, сильно было выпотрошено пожаром, последовавшим за взрывом, но в остальном не пострадало. Никаких необычных последствий люди, оказавшиеся в здании, не испытали. Большинство оконных панелей вылетело из здания больницы в Хиросиме, находившегося примерно в миле от очага взрыва. Однако из-за отсутствия поблизости деревянных построек оно избежал возгорания. Люди в больнице серьезно не пострадали от взрыва. В целом эффекты здесь были аналогичны эффектам удаленного взрыва тротиловой бомбы.
Общее количество смертей, разрушений и ужасов в Хиросиме было столь же велико, как сообщалось. Но характер повреждения ни в коем случае не был уникальным; ни взрыв, ни жар [от него] не были такими сильными, как принято считать.
В НАГАСАКИ бетонные здания были выпотрошены огнем, но по-прежнему стояли вертикально.
Весь центр Нагасаки, хотя и был в основном деревянным, сохранился практически неповрежденным. Это было объяснено тем, что, якобы, он был защищен от взрыва холмистой местностью. Но и другая часть Нагасаки, находящаяся на прямой, беспрепятственной линии от центра взрыва и не защищенная холмами, также избежала серьезных повреждений. Взрыв [от бомбардировки] Нагасаки практически рассеялся к тому времени, когда он достиг этого района. Несколько домов рухнули, и ни один не загорелся.
Все разрушения в Нагасаки обычно приписывают атомной бомбе. На самом же деле за шесть дней город сильно бомбили. Знаменитый завод Mitsubishi был жестоко наказан восемью прямыми попаданиями фугасов.
Что же на самом деле произошло в Хиросиме и Нагасаки? Свидетельств первичного возгорания мало; то есть огня, зажженного теплом самого взрывчатого вещества. Предположительно, бомба взорвалась слишком высоко над землей. Если температура в зоне взрыва атомной бомбы очень высока (и эффекты в Нью-Мексико, как правило, указывают на это), то тепло должно было рассеяться в космосе. Хиросиму поразил взрыв.
Это было похоже на огромную мухобойку шириной в две мили, брошенную на город из хлипких, полусгнивших деревянных домов и покосившихся кирпичных зданий. Она раздавила их одним ударом, похоронив под обломками около 200 000 человек. Ее эффективность была усилена за счет невероятной хрупкости большинства японских построек, построенных из двух на четыре, изъеденных термитами и cгнивших, с тяжелыми крышами из толстой черепицы.
Деревянные планки рухнувших домов были свалены в кучу, как дрова в вашем камине. Пожары вспыхнули одновременно в тысячах мест от коротких замыканий, перевернутых печей, керосиновых ламп и прорванных газопроводов. Вся площадь превратилась в один фантастически [гигантский] костер.
При зажигательных [incendiary] атаках у людей есть шанс спастись. Они бегут из своих домов на улицы, на открытые места, к рекам. В Хиросиме у большинства такого шанса не было. Тысячи из них, должно быть, погибли от обрушившихся стен и крыш; остальные были прижаты к земле горящим адом. По оценкам, около 60 000 человек были сожжены заживо.
Те, кому удалось выбраться, бросились к мостам. Есть основания полагать, что один из мостов рухнул под тяжестью разъяренной толпы, хотя некоторые утверждают, что он был обрушен взрывом бомбы. На других мостах давка истеричного скопления народа выбила перила, катапультировав тысячи людей и отправила их под воду. Отсутствующие перила не были вырваны взрывом бомбы, как об этом широко тиражировалось.
В огромном и ужасающем масштабе это был огонь, просто огонь, который унес столько человеческих жизней и уничтожил столько имущества в Хиросиме и Нагасаки.
Жертвы не умирали мгновенно в своего рода атомном растворении. Они погибли так, как умирают люди при пожаре. Вполне возможно, что взрыв был достаточно сильным, чтобы нанести внутренние повреждения многим из тех, кто оказался в центре взрыва; особенно ранения легких - знакомый эффект обычного осколочно-фугасной бомбёжки.
Возможно, были какие-то смерти от радиоактивности. Я встречал людей, которые слышали о жертвах радиоожогов и радиозаражений. Однако прямых подтверждений мне получить не удалось. У врачей и медсестер в больницах, которые я посетил, таких случаев не было, хотя некоторые из них слышали о таких случаях. Я также допросил пожарных и работников Красного Креста, которые примчались к месту происшествия в первые же минуты. Все они отрицали личное знание какой-либо сохраняющейся радиоактивности.
Таковы факты, собранные мною лично – они кажутся мне достаточно трагичными без псевдонаучных довесок. Я не одинок в своем мнении. Ученые-наблюдатели на местах, с которыми я разговаривал, в целом разделяли мою точку зрения. Ничего официального из военного ведомства, оправдывающего это дикое преувеличение, не поступало. То что материя испарилась при сильном жаре это попросту ложь. Если бы сталь испарилась, то конечно же, с деревом произошло бы то же самое, а неповрежденная древесина изобилует повсюду в щебне. Ни в одном из подвергшихся бомбардировке городов не было проплешины, подобной той, которая образовалась в ходе эксперимента [тест атомной бомбы - прим. перевод.] в Нью-Мексико, и в обоих районах, подвергшихся атомной бомбардировке, были найдены стволы деревьев и стены с растущими лианами, что опровергает утверждения о сверхжаре.
Чем тщательнее я анализирую свои наблюдения, тем больше я убеждаюсь в том, что одни и те же бомбы, сброшенные на Нью-Йорк или Чикаго, Питтсбург или Детройт, унесли бы не больше жизней, чем одна из наших больших фугасных бомб, а материальный ущерб мог бы быть ограничен разбитым оконным стеклом на большом участке территории. Таким образом, атомные бомбы, видимо, были сброшены слишком высоко для достижения максимального эффекта. Взорвись ближе к земле, результаты сильного жара могли бы быть впечатляющими. Но в этом случае взрыв мог оказаться локализованным, резко сократив площадь поражения.
Трое ученых из Чикагского университета строго упрекнули меня за то, что я сказал, что 200 бомбардировщиков B-29 с зажигательными снарядами могли нанести такой же ущерб. Они указали, что «если 200 «Суперфортов» с обычными бомбами могут стереть с лица земли Хиросиму, как это сделала одна атомная бомба, такое же количество самолетов может стереть с лица земли 200 городов атомными бомбами».
Эти эксперты просто забыли упомянуть одну деталь — 200 городов должны быть такими же хлипкими, как Хиросима. В городе из стали и бетона к данной задаче пришлось бы добавить бризантные взрывчатые вещества. Одна атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, равнялась 200 «Суперфортам»[B-29 Superfort - самолет-бомбардировщик - прим. перевод.]; но в Нью-Йорке или Чикаго потребуется атомная бомба другого типа, взрывающаяся по-другому, прежде чем она сможет сравниться с одним Cуперфортом, начиненным взрывчаткой.
Мне кажется совершенно неверным утверждение, что атомная бомба, примененная против Японии, была «в 20000 раз мощнее» тротиловой фугасной бомбы. С точки зрения общей генерируемой энергии это может быть правильным. Но нас не интересует энергия, выбрасываемая в космос. Что нас интересует, так это часть, которая вызывает урон. С этой точки зрения показатель 20000 немедленно сокращается до 200 для такой цели, как Хиросима. Для такой цели, как Нью-Йорк, цифра 20000 падает до единицы или меньше.
Однако сравнивать атомную бомбу с тротиловой бомбой на данном этапе разработки все равно, что сравнивать пылающий факел с пневматической дрелью. Все зависит от того, пытаетесь ли вы сжечь деревянный забор или снести бетонную стену. Все, что мы можем сказать с уверенностью, это то, что атомная бомба оказалась чрезвычайно эффективной в разрушении очень хрупкого и легковоспламеняющегося города. Это был один из тех случаев, когда нужная сила применялась против нужной цели в нужное время для достижения максимального эффекта. Те, кто принял тактическое решение использовать его в этих случаях, должны быть высоко оценены.
Говорят, что бомба, сброшенная на Нагасаки, во много раз мощнее, чем бомба, сброшенная на Хиросиму. И все же ущерб в Нагасаки был намного меньше. В Хиросиме 4,1 квадратных мили были сровнены с землей; в Нагасаки всего одна квадратная миля. Другими словами, эффект усовершенствованной атомной бомбы составлял лишь четверть [от ‘обычной’ атомной бомбы]!
Почему? Существуют различные теории, но никто не знает наверняка. Это подчеркивает тот факт, что для достижения больших результатов в достижении цели потребуется что-то помимо дополнительной массы. В конце концов, конечно, проблема получения максимального результата от атомной ракеты будет решена. Наверняка будут найдены способы рассеивать меньше выделяющейся энергии в космосе и направлять большую ее часть на эффект разрушения.
Чикагские ученые напомнили мне в своем заявлении, что «бомбы, сброшенные на Японию, были первыми атомными бомбами, когда-либо созданными. Они просто петарды по сравнению с тем, что будет разработано через десять или двадцать лет».
Именно это я и пытаюсь подчеркнуть: они все еще находятся на примитивной стадии. Человечество впало в состояние близкое к истерии при первых проявлениях атомного разрушения. Фантазия разыгралась. Есть те, кто думает, что мы должны отказаться от всех других средств национальной обороны. Говорят о дюжине самоубийц, которые наденут накладные бакенбарды, возьмут в чемоданах компактные атомные бомбы и взорвут эту страну в клочья. Такая гипербола конечно захватывает, но является опасной основой для национального мышления.
О размерах бомб, кстати, было много неосведомленной риторики. Откуда так много людей знают, что атомные бомбы весили всего «несколько унций» или «несколько фунтов»? В конце концов, для его перевозки был выбран наш самый большой бомбардировщик, а не самолет-истребитель.
Заговор обстоятельств подстегнул атомную истерию. У японцев были все основания распространять экстремальные версии. Атомная бомба дала идеальное оправдание для спасения лица, чтобы сдаться. Теперь они могли притвориться, что вмешался почти сверхъестественный элемент, чтобы заставить их потерпеть поражение.
БОМБА также спасла лицо лидера. Наши лидеры были глубоко настроены на вторжение, настаивая на том, что не может быть победы без встречи с японскими армиями традиционным способом. Мы одерживали победу над Японией с помощью авиации, но я лично убежден, что мы все равно довели бы вторжение до конца и заплатили бы трагическую и ненужную цену жизнями [наших солдат]. Импульс старых предположений был слишком велик, чтобы его можно было остановить.
Атомная бомба мгновенно освободила всех от прошлых обязательств. Кошмар вторжения был отменен, чудо спасло, возможно, полмиллиона американцев и несколько миллионов японцев. Хотя события в Хиросиме и Нагасаки добавили менее трех процентов к материальным разрушениям, уже нанесенным Японии авиацией, их психологическая ценность была неисчислима — как для побежденных, так и для победителей.
Атомная бомба подходила для пропагандистских целей. Изоляционистам это казалось окончательным доказательством того, что мы можем позволить остальному миру вариться в собственном соку — с нашим преимуществом в атомной энергии и нашим превосходным ноу-хау мы были в безопасности. Интернационалисты же пытались запугать нас, напоминая, что у нас нет монополии на науку. Каждый может изготовить атомную бомбу, говорили они, и если мы не будем играть в мяч, нас уничтожат.
Я один из тех, кто боролся с инерцией в сфере авиации. Поэтому я удовлетворен тем, что в отношении атомной энергии общественность насторожена, что мы планируем далеко вперед. Но я не призываю к тому безумию, которое парализует понимание. Наша единственная безопасность заключается в спокойном столкновении взаимодействии с истиной [Our only safety is in a calm confrontation of the truth].
Я искренне призываю к периоду охлаждения атомных спекуляций.
Я буду последним из тех, кто отрицает, что атомная энергия привносит жизненно важный и, возможно, революционный новый фактор в военную науку и мировые отношения. Но я не верю, что революция уже произошла и что мы должны подчинить все наши обычные способности некоему атомному безумию. Что бы мы ни решили сделать, давайте делать это спокойно, логично и, главное, не насилуя установленные факты.
Перевод выполнил Клемент Таралевич из Лондона
Ссылки на проекты Клемента:
Тг-канал ‘Записки Космополита с корнями’https://t.me/rootedcosmopolitan
Тг-канал ‘Чужбина’ https://t.me/chuzhbina
Блог ‘Переводы Космополита’: https://zen.yandex.ru/id/60e8b8e0ad19d87603221541
Личный блог посвященный русской и украинской эмиграции и прозе собственного сочинения: https://zen.yandex.ru/id/5eb07be879cddb12c5301a02