ЧАСТЬ 1-я
Заканчивается международное десятилетие сближения культур, которое проходило под эгидой ООН в 2013–2022 гг., но было смазано пандемией, разрывом культурных и человеческих связей. Но я успел накануне всех карантинов слетать в Польшу.
ЧАСТЬ 1-я
ВИДИМОСТЬ СВОБОДЫ
Январь – месяц полного освобождения Польши. На пятый день грандиозной Висло-Одерской операции, 17 января 1945 года, советские войска вместе с 1-й армией Войска Польского освободили Варшаву. Честь первыми войти в столицу Польши была предоставлена новоявленным братьям по оружию.
Взорам открылась страшная картина: в городе были взорваны почти все памятники истории и культуры, в том числе памятники Копернику, Шопену, Мицкевичу, Неизвестному солдату, колонна короля Сигизмунда Третьего. За пять с лишним лет оккупанты уничтожили сотни тысяч жителей Варшавы в концлагерях и застенках гестапо. В момент освобождения польской столицы там находилось лишь несколько сотен человек, которые скрывались в подвалах и канализационных трубах. Все остальное население Варшавы оккупанты выселили из города еще осенью 1944 г после подавления Варшавского восстания. Командующий 1 й армией Войска Польского генерал лейтенант Поплавский писал: «Удручающее зрелище представляла собой варварски разрушенная немецко-фашистскими войсками Варшава… Не знаю, где женщины взяли цветы (ведь Варшава была разрушена и объята пламенем) и преподнесли их мне и подполковнику Ярошевичу…».
Я побывал в Варшаве накануне пандемии, на Рождество – всё закрыто, цветов – не достать. А тогда население Польши с ликованием встречало своих освободителей. Всюду были вывешены советские и польские флаги, возникали стихийные демонстрации, митинги, манифестации. На митинге в честь освобождения Варшавы композитор Тадеуш Сигединский взволнованно говорил: «Как ждали мы вас, дорогие товарищи! С какой надеждой мы смотрели на Восток в тяжелые, мрачные годы этой страшной оккупации. Даже в самые трагические минуты нас не оставляла вера в то, что вы придете и вместе с вами придет возможность трудиться на благо своего народа, творить, жить в мире, демократии, прогрессе. Лично я и моя жена Мира связываем приход Красной Армии с возвратом к активной, кипучей деятельности в наиболее нам близкой области — области искусства, которое находилось взаперти в течение почти шести лет немецкой оккупации». Теперь некоторые тщатся доказать, что взаперти искусство и литература находились в течение как раз десятилетий социалистической Польши. Не верю: по поэзии – этого не чувствовалось!
* * *
С первых шагов в литературе я отчётливо понял, что о других странах, недоступных порой для поездки, о национальной их сути ярче всего могут рассказать не пространные статьи, даже не документальные фильмы, а стихи. Особенно – хорошо переведённые стихи, а таких в ту пору было немало. Наверное, это убедительней всего осознавалось на примере Польши – самой непонятной славянской страны, с её бесконечными разделами, трагедиями, претензиями: то она с нами в истории, то резко против нас. Всё сумбурно, клочковато, загадочно, а образ страны – вставал. Его творила поэзия! У меня на полке до сих пор стоят и антологии польской поэзии, и сборники Тувима, Стаффа, Броневского. Про классику не говорю...
Из-за того, что польскую поэзию переводили такие мастера как Брюсов и Бальмонт, Мартынов и Слуцкий, Самойлов и Бродский русский читатель не замечает, что польский язык по своей фонетике для поэзии весьма «неудачен»: переизбыток шипящих, сгустки согласных. Например, слово źdźbło выглядит ужасающе, хотя здесь всего четыре согласных звука подряд, а не пять: Ź, DŹ, B, Ł. Но означает это страшное слово всего лишь «стебель, былинка». Чехи вообще уверены, что польский язык звучит как чешский в исполнении людей, страдающих дефектом речи. В польском языке ударение фиксированное - на предпоследнем слоге. Поэтому, многие филологи утверждают, что польский язык не годится для гибкого силлабо-тонического стихосложения, иными словами, поляки должны писать ритмизированные стихи так же, как Симон Полоцкий. Или искать другие формы выразительного стихосложения, поэтому многие польские стихи это или ритмизированная проза, или среднеевропейские верлибры, или словесная эквилибристика в духе Юлиана Тувима. Но для поэзии нет «плохих» языков. Каков же характер польской поэзии? Ясно, что не в пушкинской лёгкости, не в блоковских пронзительных ямбах и не в есенинской забубённой интонации. Наверное, в оригинальности и весомости содержания, особом поэтическом взгляде на мир, польской гордыни, желчности, раскованности, переходящей в распущенность. Наконец, в противоречивости сродни польской судьбе.
* * *
Поэзия – слепок мирочувствования, но далеко не всем доступный. Как писала нобелевский лауреат Вислава Шимборская в стихотворении «Кто-нибудь любит поэзию»:
Кто-нибудь, —
значит: не каждый.
Даже не многие, а меньшинство.
За исключеньем учащихся школ
и поэтов,
выйдет любителей этих на тысячу, может быть, двое.
Пер. Владимира Луцкера
Сегодня, наверное, и того меньше. Причём, виновата в этом и сама современная поэзия, ответственность - взаимна. Впрочем, и в России так же. Об этом написал ещё выдающийся литературовед Михаил Бахтин: «Три области человеческой культуры — наука, искусство и жизнь — обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему единству. Но связь эта может стать механической, внешней… Что же гарантирует внутреннюю связь элементов личности? Только единство ответственности. За то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней». А это такое ответственное требование, что сегодняшним поэтам и читателям – просто не по плечу, не по духовным силам.
Недаром классик ХХ века Леопольд Стафф, который родился во Львове, писал в стихотворении «Мелочи жизни»:
Эти мелочи жадны и злющи,
В гвалте, в грохоте, в гомоне, в гуще
Каждодневны, сильны, всемогущи.
И томлюсь я в молчанье убогом,
Нищий, топчущийся за порогом,
А ведь должен беседовать с Богом!
Шёл по улице Новы Свят, и увидел на угловом доме мемориальную доску: здесь жил Леопольд Стафф – сразу вспомнил самое любимое ироническое четверостишие ещё со студенческих пор, с первых северных дорог и жадного постижения фольклора:
Не люблю я мужицкой пляски
с разудалым её припевом -
ритм смущает меня крестьянский:
я боюсь, что стану Шопеном…
Часто повторяю его молодым подопечным и призываю постигать русский фольклор, подлинную песню, оговариваясь: не бойтесь – не станете вы ни Шопеном, ни Глинкой, ни Пушкиным, который без народной поэтики – вообще не мыслим.
Поляки очень любят ироничные строки Константы Ильдефонса Галчинского - мистификатора, шутника, поклонника Бахуса, но больше – Блока. Его лирическая героиня вспоминала, как они шли по ночной Варшаве, Галчинский смотрел на небо, задумался и попросту, обращаясь к звезде, как к человеку, сказал по-русски:
— Теперь я понял ваш секрет, Александр Александрович... — И сразу к спутнику, по-польски: — Вот бы стать таким, как он…
Он стал другим, но тоже – истинным. «Он осознавал себя художником новой Польши, и твёрдо писал позднее в краткой автобиографии: «Началом своей творческой зрелости считаю год 1946... Я беспартийный, но стремлюсь к тому, чтобы моя лирика и драматургия заслужили себе имя литературы партийной. Так учит Ленин». Во как! Не верю, что отказавшийся от немецкого гражданства в плену - писал это под чью-то диктовку! Незадолго до ранней смерти он написал стихи про варшавского голубя, уцелевшего в руинах:
Советские люди спасли весь свет
от черной фашистской ночи,
глянь: над Старувкой ветер летит,
вместе со стаей хлопочет…
Пер. Давида Самойлова, 1953
Но, конечно, наиболее характерны для него такие стихи, как «Скромность», где он упоминает всех знаменитых поэтов Польши ХХ века.
На почту письмо однажды пришло:
«Первейшему в Польше поэту».
Вертели, смотрели и так и в стекло —
фамилии нету.
Приносили его Стаффу, Тувиму – они отказывались. Тогда начальник почты дал объявление в газету: приходите, мол, кому надо, ребята.
Тааак!
Толпою идут и идут, как на пост,
питомцы бесславной гордыни,
и вырос у зданья почтового хвост
ну, скажем, как отсюда до Гдыни.
Пер. М. Живова
Но желающие и тогда нашлись, а сегодня их – не счесть!
(продолжение следует)