Убийство в 235 году н.э. легионерами императора Александра Севера со всей его роднёй стало настоящим шоком для Империи. Вероятно, шоком оно стало и для самих солдат, быстро осознавших всю глубину глубин их проступка. Кто бы ни стал новым императором, он, несомненно, жестоко покарает легионеров, чтобы остальные даже думать не думали о повторении перформанса. Поэтому для сохранности собственных тушек легионерам срочно нужно было выдвинуть своего императора. И такой человек нашёлся – Максимин Фракиец. Неизвестно, подстрекал ли он солдат к мятежу или же успел вовремя воспользоваться открывшимся окном возможностей, но солдаты провозгласили его императором, а он согласился.
Вообще на личности Максимина стоит остановиться чуть подробнее, чтобы понимать, с кем Империя столкнулась. Несложно заметить, что в историю он вошёл с прозвищем – Фракиец, обозначавшим его родину – римскую провинцию Фракия. И это очень важно, так как, по римским меркам, Фракия была задницей мира, населённой хоть и своими, но варварами. Родителями Максимина были, по всей вероятности, гот и аланка. Сам Максимин попал на службу в армию исключительно благодаря военным реформам Септимия Севера, запустившим интеграцию неримского населения государства в структуры армии. Имперская армия была одним из самых доступных и стабильных социальных лифтов империи, где принципы меритократии преобладали над происхождением. Поэтому одарённый воинскими талантами солдат-варвар быстро дослужился до командных позиций. Возможно, сложись история иначе — и Максимину за службу Александром Севером было бы пожаловано сенаторское звание. Но история распорядилась вот так, и Максимин сам стал императором.
Так как убийство Александра Севера было совершенно неожиданным, то ни одна из группировок внутри империи, способная выступить со своими претензиями на престол, попросту не успела среагировать. Когда в Рим прибыли посланники Максимина с сообщением о провозглашении его императором, из-за шока никто не посмел ничего предпринять против. Сенат утвердил Максимина и дежурно проклял предыдущего императора. Так как вся карьера Максимина была связана с армией и никаких связей с политиками или администраторами у новоявленного императора не было, ему пришлось оставить старую команду управленцев. И вообще, по первой, ничего в империи особо не менялось. При этом сам Максимин не спешил в Рим принимать бразды правления, так как понимал, что от гражданских, сидящих там, сейчас мало что зависит. Первыми же решениями Максимина стали объявление о повышении жалования всем легионерам вдвое и о старте кампании против германцев. Оба решения должны были привязать к императору армию и показать, что он их человек. Откуда брать на всё это деньги Максимина волновало мало. И только после успешного завершения войны с германцами и раздач бонусов солдатам Максимин отправится в Рим.
Будучи военным до мозга костей, Максимин воспринимал Империю совершенно иначе, чем прочие её правители: для него главным были легионы Рима, а вся остальная империя тылом, который должен был бесперебойно эти легионы снабжать. Поэтому Максимин, столкнувшись с тем, что его решение о повышении зарплат солдатам истощает казну, принялся закручивать гайки в налогообложении. Были резко повышены налоги по всей империи, особенно в городах. Из-за того, что решения Максимина лишь усугубляли экономический кризис, и денег больше не становилось, военный на троне пришёл к самому разумному для себя выводу: надо увеличивать нажим. Поэтому Максимин начал отнимать земельные владения у городских общин, репрессировать сенаторов и прочих крупных (и не очень) землевладельцев, с изъятием их имущества в казну. Естественно, что такое положение вещей не могло не раздражать широкие слои гражданских.
Но и в армии поддержка Максимина была не абсолютной, и находилось немало сторонников убитого Александра Севера. Разоблачение заговоров в легионах заставило Максимина ещё больше тратить деньги на покупку лояльности армии, что совершенно взбесило жителей империи. Варвар убил законного правителя (то, что это сделали солдаты, в массовом восприятии было совершенно неважно), душит налогами, попирает города, грабит храмы (тут не очень ясно, но, вероятно, Максимин изымал из владения храмов имущество)! Да чего уж там, он с большого ума отменил все траты государства на хлеб и зрелища (хлебные раздачи, проведение религиозных праздников), направив их на финансирование армии. То, что Максимин делал это всё ради формально благой цели – защиты империи от варваров – мало кого волновало. Пока император готовился к походу против варваров, живущих за Дунаем, тыл бурлил, и вопрос стоял лишь о том, где произойдёт первый взрыв.
Первыми не выдержали жители провинции Проконсульская Африка, восставшие весной 238 года и провозгласившие императором наместника провинции Марка Антония Гордиана Семпрониана. Не смотрите на его длинное имя, род Гордиана был мелкий провинциальный и в римской аристократической табели о рангах стоял довольно низко. Но к 3 веку н.э. это уже имело не столь много значения, так как даже самые родовитые аристократы были по отношению к той старой республиканской сенатской аристократии седьмой водой на киселе. Гордиану было 80 лет, поэтому он сделал своим соправителем 50-летнего сына (Гордиана II), состоявшего при нём легатом. Сообщение об этом было послано в Сенат, где оба Гордиана сразу же были признаны законными императорами, Максимин объявлен врагом народа, а по городу прокатились народные волнения, в ходе которых были убиты многие сторонники фракийца. В качестве доказательства верности новой династии Сенат даже провозгласил, что малолетний внук Гордиана назначается претором. Новых императоров признала значительная часть наместников и, что необычно, населения провинций Востока.
Сложилась совершенно безумная ситуация: в руках Максимина находились наиболее боеспособные воинские подразделения империи, его люди контролировали большую часть воинских контингентов и, тем не менее, жители империи восстали. Гордианы спешно пытались собрать ополчение, чтобы выдержать натиск легата Нумидии Капеллана, который вместе со II Августовым легионом выступил для подавления мятежа. Довольно быстро ему удалось разбить ополчение Гордианов, младший из которых был убит в сражении, а старший, не выдержав известий о смерти сына, повесился. Казалось бы, мятеж подавлен. Но в Италии события развивались совершенно по непредвиденному сценарию: жребий был брошен ещё в момент признания Гордианов легитимными, и ни Сенату, ни горожанам отступать было уже некуда, так как в случае проигрыша их ждала резня. Сенат, оправившись от шока и осознав, что он теперь единственный орган власти, противостоящий варвару-узурпатору, срочно начал поиск того, кому можно по-быстрому отдать власть, так как легитимность самого Сената у солдат была не то чтобы высока. Внутри Сената было немало враждующих группировок, которые тут же вступили в борьбу. Так как на кону стояла жизнь всех участников этого действия, то в конце концов пришлось пойти на соломоново решение: избрать сразу двух принцепсов – Пупиена и Бальбина.
На первый взгляд могло показаться, что это возвращение к старым республиканским временам, так как тогда тоже было два консула. Но нюансы, как всегда, кроются в деталях. Полномочия новоизбранных императоров были идентичны тем, что имели и предыдущие обладатели этой должности. Да, два равных принцепса вынуждены были бы бороться за благосклонность Сената, тем самым повышая его роль в обществе. Но ни о каком возврате той самой Республики речи не шло. Положение Сената в такой системе было слишком шатким, так как, кроме как инструментом обеспечения превосходства одного принцепса над другим при принятии законодательных решений, никакими другими методами влияния на государственную машину он не обладал. Вряд ли, разобравшись с Максимином, Пупиен и Бальбин не вышли бы на финальную битву для выяснения: кто в доме хозяин.
Но даже в эту довольно своеобразную схему вмешался римский плебс, который устроил очередные волнения с требованием признать внука погибшего Гордиана – тоже Гордиана, вошедшего в историю под номером III, – цезарем, с перспективой стать августом, т.е. императором. Сенат вынужден был поддаться на это давление, тем самым создав довольно дурацкую ситуацию наличия в государстве сразу трёх (а с учётом Сената – четырёх) центров силы. Почему народ вообще оказался столь принципиальным сторонником Гордианов, которые и сделать-то ничего не успели? Вероятно, тут смешались два мотива. Первый – это агитация сторонников Гордианов, которые были в Риме и рассчитывали уже на новые назначения, когда узнали, что мятеж всё. Второе – это то, что их агитация упала на довольно благодатную почву: римский плебс никогда не был настроен положительно к Сенату, считая, что жирные коты, сидящие там, норовят всё время их обобрать, а потому видел в сильном императоре защитника их интересов, обеспечивающего хлебом и зрелищами.
Несмотря на странное положение Пупиена и Бальбина, они сразу же вынуждены были взяться за отражение похода Максимина на Рим. Тот факт, что вся Италия отказалась признать Максимина законным императором, оставлял надежду на успех: города на пути бывшего императора отказывались сдаваться ему. Вместо блицкрига и захвата столицы Максимин вынужден был ввязаться в муторную осаду Аквилеи. За это время на сторону Сената перешёл римский флот и часть наместников, причём некоторые со своими легионами. В этих условиях среди солдат Максимина начались брожения, и II Парфянский легион, набранный преимущественно из уроженцев Италии, поднял мятеж и убил Максимина, не желая более участвовать в войне. После смерти военачальника большая часть его войска предпочла сдаться. Пупиен и Бальбин, не приложив толком усилий, стали спасителями Рима и почти сразу же стали готовиться к замесу друг с дружкой, собирая вокруг себя воинские контингенты.
Сенат ничего не мог сделать, оказавшись безучастным наблюдателем разворачивающейся драмы. Но своё веское слово сказала сила, интересы которой солдатня умело вертела на причинном месте последние три года — преторианцы, считавшие усиление Сената и наличие двух равноправных глав государства совершенно вредным для них. В июле 238 года н.э. они подняли мятеж, убили Пупиена и Бальбина и провозгласили Гордина III императором. Псевдореспублика не дожила всего одного дня до стодневного гета. Принципат вернулся, но политико-экономический кризис и не думал останавливаться, раскручиваясь всё сильнее: последующее краткое правление Гордиана III запомнится лишь тем, что император был хорошим человеком, но слишком юным для взваленных на его плечи проблем…
Автор - Владимир Герасименко