Сколько себя помнил, всегда любил оружие, хотя свободного доступа у меня к нему не было. В школе были стрельбы из малокалиберной винтовки, старшеклассники стреляли из трёхлинейки, как же я им завидовал! Чтобы быть ближе к своему любимому занятию, напрашивался в помощники к преподавателю, что вёл военное дело. После каждых стрельб чистил винтовки, расспрашивал о них. Видимо пожилому учителю это нравилось, так как, когда я был ещё в седьмом классе, после стрельб старшеклассников, он протянул мне трёхлинейку и три патрона. Болело потом плечо, но я был доволен как никто! Школу я закончил уже во время войны, как и все рвался на фронт, но всё время что-то мешало, то возраст, то большое количество работы в колхозе. Из тех, кто работал на полях, мужчин было двое, не считая председателя, я и пятнадцатилетний Васька, остальные женщины. В конце 1942 года, к нам в дом пришёл председатель, угостившись чаем, спросил, пишет ли с фронта мой отец. Мать сказала, что получили три письма, и что других вестей нет. Грустно помолчав, колхозный начальник сказал, что был сегодня в районе, в райисполкоме слышал, что набирают молодёжь в артиллерийское училище, а у меня как раз возраст подходящий. Мама, закрыв руками лицо, расплакалась, утешали вдвоём, видел председатель, что глаза у меня загорелись. Уже на следующий день, я получил от председателя соответствующую бумагу и харчей дней на пять, всё что было, больше он помочь мне ничем не мог. Так закрутилась моя военная жизнь.
После окончания училища началась настоящая война. Меня распределили на южный фронт, где мы, то наступали, то отступали, пришлось даже на кладбище полежать. Немецкая контратака тогда была внезапной, наши бойцы дрогнули, отступили, но не все. Оказались мы на кладбище, куда идти – неизвестно, стемнело, а немец прёт. Оступившись, упал в небольшую яму, а может воронку, в лицо упёрлись кости, а сверху немецкая речь, замер. Враги прошли совсем рядом, а тут новая наша атака, те же немцы обратно мимо меня пробежали, оказалось, не я один там схоронился, поднялись ещё бойцы, присоединились к своим, и снова в бой. Был награждён – орден Отечественной Войны первой степени, ранен, контужен, но выкарабкался, спасибо медикам. Кубань освободили, немец на той стороне Керченского пролива, что-то подсказывало, что и мы скоро туда направимся. Слева Чёрное море, справа Азовское, готовились к десанту. Я командир расчёта сорокопятки, поступил приказ провести тренировки. Сколотили плот, из чего было, добротный получился, к чему-то нас прицепить должны были, не на вёслах же нам идти?! Тренировались возле берега, закатим пушку, прижмёмся к ней, а потом на берег выкатываем, два дня так катали родную. Под вражеским огнём переправились, повезло, без потерь, больше всех трусил я, хоть и виду не подавал, плавать-то я не умел. Раньше нас, на тот участок занятый врагом переправились другие, отбили небольшой плацдарм, нам предстояло его укрепить и расширить, вот только это была почти невыполнимая задача, мы не могли продвинуться ни на шаг, такое сильное было сопротивление немцев. Рядом были другие десанты, после ожесточённых боёв, их остатки выходили к нам, слышали, что мы ещё держимся, бывало, что своих чуть не постреляли.
Началась артподготовка, обработали немцев, как надо, поднялась пехота, а по ним пулемёт бьёт, приказ: уничтожить пулемётную точку! Короткое – есть, мы приступили к работе. Управились быстро, со второго снаряда, снова пехота вперёд! Наша задача держаться наступающих, если удастся отбить у немцев позицию, то жди контратаки, а вот тут без нас никак. Пушку вверх катить надо, силами расчёта не справимся, она хоть и маленькая, но тяжёлая. Сказали, что танк должен подъехать, он то и поможет на высотку орудие доставить, ждём, а танка нет. Взводный кричит, боится приказ не выполнить, мы подчиняемся, выкатили пушку на склон, стараемся, как можем, наконец, подъехал танк, пушку прицепили, сами на броню. Только сейчас заметил, что один из расчёта ранен. Заработал второй немецкий пулемёт, пули бьют по броне, укрываемся, а танкист, остановившись, согнал нас:
- Всё, приехали, а то мне из-за вас достанется.
Матерясь, отцепили пушку, развернули в сторону немцев, пытаюсь сориентироваться, вижу нашего миномётчика, он в каменоломне спрятался. Выскочит из-за укрытия, две, три мины бросит, и прячется, хорошо ему, а мы на открытой местности. Над головой пролетели снаряды, поддержала наша дальнобойная артиллерия, десантники пошли вперёд, с трудом, но выбили немцев из первой траншеи. Нам приказ занять позицию на новом рубеже, командиры опасались, что немцы быстро очухаются, захотят вернуть своё.
Боевое охранение уничтожили, даже пленных взяли, а дальше что? До основной позиции немцев метров триста, их артиллерия постреливает, три танка наших подбили. Решил лично провести разведку, найти хорошее место для пушки, пошёл вдоль бывшей немецкой траншеи. Немного пройдя, смотрю, вроде как раненый наш лежит, но что-то в нём не то – поёт он, тихо так, себе под нос.
- Ты чего здесь разлёгся, ползи в укрытие!
- Провод видишь, это связь, порвало его, сейчас восстановлю, тогда и уползу!
Я пошёл дальше, а связист всё песню напевает, впечатлило это меня! Присмотрел место, вернулся, доложил, покатили мы свою малютку, а вокруг снаряды рвутся, не успокоился немец. К вечеру его артиллерия затихла, пехота же пошла в атаку, вот тут нам работы хватило, хорошо постреляли, убедительно, не подпустили врага близко, только вот наводчик мой погиб. Ночь прошла тихо, обе стороны изредка стреляли, но ничего не предпринимали, наступило утро. Слева догорали три наших танка, им бы ранее укрыться, или вперёд пройти, а они стояли на открытом месте, ожидаемо было, что подобьют их. Днём снова редкая перестрелка с обеих сторон, у нас сил наступать нет, тем более, сколько там немцев никто не знает. Одна радость, ночью боеприпасы переправили, да мой расчёт от разбитой пушки остатки принёс. Ожидали подкрепление, но его почему-то не было, в то, что нас бросили верить не хотелось.
Вечером, со стороны немецких позиций, в небо взлетела ракета, много я их видел, но эта была самая красивая, оказалось, что это сигнал к немецкой артподготовке. Длилась она недолго, может минут пять, к её концу прилетели два самолёта, сбросили на нас несколько бомб. Немец ударил всеми силами, запасся видимо за передышку, дрогнули бойцы, стали отходить, мы же стреляли раз за разом. Командиров рядом никого, что делать, стоять или отходить?! Выхватив наган, подобрал его как-то, закричал на отступавших, может за командира примут. Вернулось человек пятнадцать, вместе с оставшимися организовали оборону. ПТР, ручной пулемёт, пушка, стрелковое оружие – вот вся наша сила. Немцы кричат, а мы им осколочные, туго без пушки пришлось бы! С наступлением темноты бой прекратился, в этот раз никто не стрелял, перевязали раненых, как и чем смогли, организовал посты, зря что ли оборону держали? Утром солдатик молодой в окоп свалился, запыхался, еле смог сказать:
- Скоро наши пушки стрелять начнут, прячьтесь!
И, правда, послышался грохот с нашей стороны, на высотку полетели снаряды, ох, что там творилось. Вторая волна десанта сделала своё дело, захватили эту высоту, мы помогали, устали за это время так, что когда к нам подошёл кто-то из командиров, даже встать не могли, глупо моргали глазами, а ещё есть сильно хотелось.
- Ты Орищенко? Говорят, тебя к Герою представили, наслышаны в штабе про твой бой.
Бой длился почти весь день, сил и сноровки уже не было, может, поэтому и ранило, не сообразил вовремя укрыться, переправили, долго лечился, а потом снова воевал.
P.S.
Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 4044) гвардии младшему сержанту Орищенко Николаю Николаевичу присвоено 16 мая 1944 года.
