В нашем мире почти всё можно купить и продать. Именно так я думал раньше.
Но сейчас я стоял перед входом в храм и боялся туда войти. Смогу ли я купить себе прощение? Наверное, нет, потому что я снова, по старой привычке, продолжаю всё мерить деньгами...
Да и зачем я вообще сюда пришёл?
Я смотрел на золотистого цвета купол храма, сияющий в солнечных лучах. Из-за болей в голове и плечах мне было тяжело смотреть вверх, но купол завораживал и я, с трудом распрямившись, невольно залюбовался им.
Мимо меня прошли улыбающиеся молодые родители, совсем ещё юноша и девушка. Юноша был одет в светло-серый костюм, а девушка в бежевое трикотажное платье. На её голову был накинут лёгкий шифоновый платок розового цвета. Юноша держал на руках нарядного румяного мальчика, примерно месяцев пяти от роду. Они улыбались, весело болтая о чём-то с сопровождающими их родственниками, среди которых можно было безошибочно определить таких же молодых, как и родители, будущих крёстных.
Крестить малыша пришли - догадался я. А я ведь своего никогда не покрещу... По крайней мере, этого, который теперь навечно со мной...
***
Не знаю, сколько я ещё простоял так, но наверное достаточно, потому что я наблюдал, как процессия, крестившая ребёнка, уже покинула храм, а золотой купол стал отражать багрянец заката.
Я вздрогнул, когда почувствовал, как мне на плечо опустилась чья-то тяжёлая рука.
- О чём печалишься, сын мой? - услышал я мягкий баритон за спиной, - Почему в храм не заходишь, на пороге стоишь?
Я обернулся и увидел достаточно молодого батюшку, высокого и полноватого, с короткой чёрной бородой и ясными голубыми глазами.
- Да я... я... Наверное, не надо мне сюда входить...
- Почему? - удивился батюшка.
- Я очень сильно согрешил, - вырвалось у меня, - Так сильно, что нет мне прощения...
- Господь милостив, - сказал батюшка, - Ты, сынок, покайся. Только искренне.
- Я не знаю, с чего начать... - замялся я.
- Хотя бы с того, что расскажешь мне, что ты такого сделал, что сам себя поедом ешь. Пойдём присядем на лавочку, - батюшка взял меня под руку и повёл к резной скамейке, расположившейся под сенью высокой берёзы.
Мы сели на скамейку и батюшка выжидающе посмотрел на меня. Я прятал глаза. Казалось, если я расскажу ему всё, то он плюнет мне в лицо.
- Не бойся. Как тебя зовут? Я отец Владимир.
- Тимофей.
- Ты, Тимофей, начни, - мягко подтолкнул меня отец Владимир, - Самому ведь легче станет, сбросишь с себя груз совести...
Хм, груз совести. Я с трудом повёл плечами, которые с определённого времени у меня всегда затекали и болели. А всё потому, что на них неизменно висел тот самый груз.
Я покосился на батюшку, вздохнул, собрался с силами и начал свой рассказ.
***
Я родился в конце восьмидесятых, в обычной семье, и так вышло, что был у родителей единственным сыном. В девяностых всё изменилось: папа работал охранником у одного из многочисленных тогда авторитетов и так вышло, что этот авторитет с барского плеча подарил папе бизнес, вроде как за то, что папа спас ему жизнь. Точно не помню уже.
Моё детство и юность проходили при наличии больших денег. Мама баловала меня и позволяла мне буквально всё, и по этой причине я вырос инфантильным, избалованным, не терпящим отказов ни в чём. Я считал, что всё и всех можно купить, можно делать то, что хочется, что любую свою оплошность можно исправить за деньги. Я чувствовал себя хозяином жизни, и не только своей...
С Вероникой я познакомился в клубе. Златовласая, стройная, симпатичная, со смешным вздёрнутым носиком, она сразу мне приглянулась. Но уже тогда было видно, что в этом клубе она случайный гость - не была она типичной тусовщицей. Я решил с ней "замутить" и к моему удивлению, она мне отказала. Это задело моё самолюбие, ведь до этого момента мне никто и никогда не отказывал! Как так, какая-то сопливая девка и отказала мне?!
Но я решил не действовать напором. Мне стало интересно завоевать её, это было для меня игрой, в которой я либо одержу победу, либо проиграю.
Я создал себе образ этакого "настоящего мужчины", принца для Золушки, коей Вероника, как оказалось, и являлась. Она была студенткой педагогического колледжа из деревни, из бедной семьи. Я встречал её на пороге вуза с цветами, мы подолгу гуляли, ходили в кино, в кафе. Наконец я завоевал её сердце. Она поверила мне.
Но с этого момента для меня игра была выиграна, и Вероника перестала быть мне интересной. Трофей завоёван, очередная награда легла в мою копилку. Я послал её достаточно грубо и дерзко. Её голубые глаза наполнились слезами, она не понимала, что случилось, а меня её слезы только раззадорили. Через месяц Вероника вышла на меня через знакомых и сообщила, что ждёт ребёнка. Мой отец к тому времени избирался в областную думу, и такой скандал нам был не нужен. Я хотел заставить её избавиться от беременности, но она, поняв, что мне ребёнок не нужен, сказала:
- Давай так, Тима. Я не побеспокою тебя никогда, будь уверен. Но ребёнок родится.
Наивная деревенская девушка на деле оказалась упрямой и гордой. Видимо, она в конце концов догадалась, что была для меня очередной игрушкой. Избавляться от ребёнка она не захотела.
А я испугался. Я ходил к ней, угрожал, умолял прервать беременность, но она была непреклонна.
Страх свёл меня с ума, хотя теперь я сам не понимаю, почему. Ну родила бы она и жила своей жизнью, мне то что? Но нет. Меня снова одолела ярость. Как она смеет идти поперёк моей воли?! Я сказал избавиться - значит она должна подчиниться!
Я выловил её возле общежития поздним вечером. Она шла с занятий. Я сам ударил её по голове, мы с друзьями погрузили её в багажник и отвезли к одному моему приятелю, который был мне должен. Этот приятель работал фельдшером, и он, вколов Веронике наркозом, извлёк из неё моего ребёнка. По частям.
Я помню её, лежащую на грязном столе в гараже, истекающую к.р.о.в.ь.ю. Она уже очнулась от наркоза и горько плакала, держась руками за опустевший живот. К слову, срок был уже большой, у меня перед глазами до сих пор стоят растерзанные части тела моего малыша в помойном ведре. Вероника у.м.и.р.а.л.а. Она подняла на меня заплаканные глаза, полные боли, и сказала:
- Я проклинаю тебя за то, что ты убил моего ребёнка. Он навечно останется с тобой. Он повиснет на твоей шее и ты никогда не избавишься от него. Он будет твоей болью и твоей совестью...
Тогда мне показалось, что её глаза сверкнули недобрым огнём, а через секунду она сделала последний вздох и затихла.
Мы вывезли её в лес и закопали там.
С тех пор всё изменилось. Я не мог спать, стоять, сидеть спокойно. Плечи мои болели, а голову словно сжимали тиски. Я ссутулился, а чтобы выпрямиться, я должен был приложить неимоверные усилия и преодолеть боль в плечах, шее и голове. На мои плечи словно навесили тяжёлый рюкзак. Не помогали ни мази, ни обезболивающие препараты, ни врачи. Меня возили за границу, но никто ничего не находил. Я стал горбатым, как Квазимодо. Я почти привык к бесконечной, непрекращающейся боли, почти перестал спать, плохо ел и превратился в ходячую тень: худой, бледный и горбатый. К тому времени я уже ни с кем не общался, заперся в своей квартире в элитном жилом комплексе и выходил с наступлением сумерек только за продуктами.
Однажды вечером я шёл домой из магазина. Ну как шёл - ковылял, из-за болей. Я как мог спешил, так как уже начинался дождь, грозящий перерости в ливень. Раскаты грома сотрясали небо так, что на стоящих в моём дворе иномарках начинала орать сигнализация.
На лавочке возле детской площадки сидела бабушка. Обычная такая, на первый взгляд непримечательная совершенно типичная бабушка - вязаная кофточка, плотные колготки на ногах, платок, завязанный под подбородком. Прямо как будто она не на лавочке около детской площадки элитного комплекса сидела, а на скамейке возле деревенского дома с резными ставнями. Этим она и привлела моё внимание. Абсолютно нетипичный персонаж в этом месте! А ещё странно было то, что она спокойно, не двигаясь, сидела под дождём на мокрой лавочке и тупо таращилась перед собой. От её взгляда у меня даже мурашки по коже пробежали. Я уже почти прошёл мимо неё, когда услышал за спиной скрипучий старческий голос:
- Ты, милок, младенчика-то хоть прикрой чем-нибудь!
Я остановился и обернулся:
- Какого младенчика?
- А того, который на шее у тебя повис! Да ты чаго, не видишь его, что ли? В зеркало внимательно погляди, и увидишь!
Я только беззвучно открыл рот, не в состоянии промолвить ни слова, а затем развернулся, стараясь унять дрожь и поспешил домой.
Не разуваясь, я помчался в ванную и встал перед зеркалом. Поначалу я видел лишь свою сгорбленную фигуру, но постепенно, секунда за секундой, я стал различать, что на моих плечах сидит младенец. Точнее, это был силуэт новорождённого младенца - полупрозрачный, синеватого цвета. Ножки его свешивались с моих плеч вперёд, а ручками он обнимал меня за голову. Он будто бы мирно спал, но я чётко осознавал, что он мёртв!
Именно тогда я вспомнил слова, которые мне сказала перед смертью Вероника: "он повиснет у тебя на шее и ты никогда не избавишься от него!"
Испуганно скуля, я стал прыгать, смахивать с себя мёртвого ребёнка, но это было бесполезно. Казалось, с каждым моим прыжком, с каждой попыткой стряхнуть его он вцеплялся в меня своими крохотными ручонками всё крепче. В ту ночь я так и не уснул.
А потом начались бесконечные хождения по ясновидящим и ведуньям, большая часть из которых были шарлатанами... Я пытался найти ту старуху, которая сказала мне про младенца, но оказалось, что никто кроме меня её никогда в нашем дворе не видел. Наконец в одной из отдалённых деревень я нашёл одну бабушку, которая увидела младенца. Но она меня прогнала, грубо и резко:
- Я не хочу помогать убийце! Да и если бы захотела, не смогла бы: проклятие матери, у которой отняли дитя, не снять! Он будет висеть на тебе до конца твоих дней!
А потом, отчаявшись, я пошёл сдаваться в полицию. Кое-как убедив их, что я не сумасшедший, я указал им место, где мы закопали Веронику. Её там не было. Я не знаю, куда исчезло её тело, но возможно, я просто перепутал место. Меня прогнали, обозвав психом и в следующий раз пообещали отправить в психушку. А ещё добавили, что отправили бы сразу, если бы не знали, кто мой отец. Я был преступником и был готов понести наказание за своё преступление, но моё признание не приняли. Все мои бывшие друзья отрицали участие в убийстве Вероники и моего ребёнка, а только одних моих слов было не достаточно. Я был в тупике.
Дальше - больше. Вероника стала приходить ко мне по ночам: я видел её, стоящую у кровати и качающуюся из стороны в сторону. От неё исходил т.р.у.п.ный смрад и запах сырой земли. На полу оставались лужи к.р.о.в.и, которые я, преодолевая тошноту, вытирал сразу после её ухода. Я сходил с ума и почти совсем перестал выходить из квартиры сам и не пускал никого, даже родителей.
Я вышел из дома, когда доел последние пельмени из морозилки. На лавочке около детской площадки сидела та самая бабушка, которая увидела младенца на моих плечах.
Я остановился и умоляюще посмотрел на неё.
- Ты, милок, грех большой совершил, - проскрипела бабушка.
- Они меня оставят в покое? - тихо спросил я.
Бабушка молча усмехнулась и замолчала, уставившись в одну точку. Больше я ничего от неё не добился. Я пришёл сюда, отец Владимир, чтобы вымолить прощения за свой страшный грех.
***
Отец Владимир задумчиво переваривал сказанное мной.
- Большое зло можно искупить только большим добром, сын мой, - проговорил наконец отец Владимир, - Делай большие добрые дела, Тимофей, и может быть, бог и безутешная мать простят тебя. Будет тяжело на душе - приходи. Бог милостив, сын мой.
Отец Владимир похлопнул меня по руке, встал со скамейки и пошёл в храм. А я так и остался сидеть. Сгорбленный, бледный и худой. Я почувствовал, как свет стал меркнуть перед глазами, а когда проморгался, я увидел, что мимо меня идёт уставшая, но улыбающаяся женщина неопределённого возраста, и везёт перед собой инвалидную коляску с сидящем на ней ребёнком лет двенадцати. В отличие от меня, ребёнок улыбался и весело рассказывал что-то матери. Она ответила ему, а потом они хором громко засмеялись.
Наконец меня осенило. Я встал со скамейки и крикнул:
- Извините пожалуйста! Можно спросить?
Женщина обернулась. На самом деле ей было не больше тридцати.
- Да, что вы хотели?
- А что с мальчиком? - бесцеремонно спросил я.
- ДЦП, - ответила ошалевшая от моей прямоты мать.
- А ему нужны деньги на лечение?
Немного помявшись, она ответила:
- Да... Максим уже начинает ходить, но нам не хватает на реабилитацию...
- Сколько? - коротко спросил я.
- Сто пятьдесят тысяч, - недоуменно произнесла женщина.
- Куда вам перевести? Назовите номер телефона, я переведу, у меня есть на карточке...
- Вы меня разыгрываете, молодой человек? - женщина с недоверием посмотрела на меня.
- Нет, нет! Вы же видите, я сам болен! - я отчаянно замотал головой, - Вы, наверное, не поймете. Но я должен теперь помочь всем, кому смогу, чтобы искупить свои грехи! Умоляю вас, позвольте мне вам помочь!
Видимо, я был убедителен, так как она назвала свой номер. Я перевёл деньги.
Она ошалело хлопала глазами, глядя на пополнившийся баланс в онлайн-банке.
Я молча развернулся и пошёл прочь. Теперь я знал, что мне делать. Я должен спасать их. Всех, кого смогу. Я продам квартиру, продам всё, что у меня есть, я отдам все деньги тем, кому они действительно нужны. А потом пойду сам работать в какой-нибудь фонд или хоспис. Я найду тело Вероники и похороню её по-человечески. И тогда, может быть, моя чёрная душа посветлеет, и они простят меня...