Имя выдающегося русского поэта Константина Случевского (1837 – 1904) не у многих на слуху. Годы, когда он входил в литературу, были, наверное, самыми «непоэтичными» для России XIX века. Совсем молодые, но уже известные Писарев и Добролюбов едва ли не отрицали нужность поэзии вообще. Над Фетом в 1850-1860-х откровенно смеялись, да и Некрасова большинство читателей ценили за «направление», а не за выдающийся лирический дар.
Стихи Случевского кажутся сначала странными, «угловатыми». В них много прозаизмов, тяжеловесных оборотов, но тонких ценителей это не смущало. Еще совсем молодого Случевского высоко оценили настоящие «зубры» российской словесности. Вот что писал в своих воспоминаниях литературный критик Павел Анненков:
«Едва А. Григорьев завидел меня в дверях кабинета, как вскочил с дивана, где сидел и, указывая мне на своего соседа, молодого морского офицера очень скромной и приличной наружности, торжественно-зычным голосом воскликнул: «На колени! Становитесь на колени! Вы находитесь в присутствии гения!» Молодой офицер был поэт Случевский, никому тогда неизвестный. Он покраснел и не знал, что делать от смущения. Поднявшийся Тургенев тоже проговорил: «Да, батюшка, это будущий великий писатель».
Случевскому тогда было всего 23 года. После публикации его стихов в «Современнике» началась яростная полемика. Уж слишком странным казался его словарь, его образный мир. Пародии и фельетоны на молодого поэта сочиняли Добролюбов, Минаев, Курочкин. Вся эта шумиха Случевскому, мягко говоря, не нравилась – он и на склоне лет вспоминал о «неистовой травле». Военную карьеру «молодой морской офицер» так и не сделал, но писать стихи, к счастью, не прекратил.
Надеемся, вам они понравятся. Вот лишь несколько.
***
Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой,
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой.
Бьется весело в гранит,
Вихри завивает,
И, метелицей гудя,
Плачет да рыдает.
Под мостами свищет он
И несет с разбега
Белогрудые холмы
Молодого снега.
Под дровнишки мужика
Всё ухабы сует,
Кляче в старые бока
Безотвязно дует.
Он за валом крепостным
Воет жалким воем
На соборные часы
С их печальным боем:
Много близких голосов
Слышно в песнях ваших,
Сказок муромских лесов,
Песен дедов наших!
Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой,
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой.
***
По крутым по бокам вороного
Месяц блещет, вовсю озарил!
Конь! Поведай мне доброе слово!
В сказках конь с седоком говорил!
Ох, и лес-то велик и спокоен!
Ох, и ночь-то глубоко синя!
Да и я безмятежно настроен...
Конь, голубчик! Побалуй меня!
Ты скажи, что за девицей едем;
Что она, прикрываясь фатой,
Ждет... глаза проглядит... Нет! Мы бредим,
И никто-то не ждет нас с тобой!
Конь не молвит мне доброго слова!
Это сказка, чтоб конь говорил!
Но зачем же бока вороного
Месяц блеском таким озарил?
***
Что, камни не живут? Не может быть! Смотри,
Как дружно все они краснеют в час зари,
Как сохраняют в ночь то мягкое тепло,
Которое с утра от солнца в них сошло!
Какой ужасный гул идет от мостовых!
Как крепки камни все в призваниях своих,
— Когда они реку вдоль берега ведут,
Когда покойников, накрывши, стерегут,
И как гримасничают долгие века,
Когда ваятеля искусная рука
Увековечит нам под лоском красоты
Чьи-либо гнусные, проклятые черты!
Lux aeterna
Когда свет месяца бесстрастно озаряет
Заснувший ночью мир и всё, что в нем живет,
Порою кажется, что свет тот проникает
К нам, в отошедший мир, как под могильный свод.
И мнится при луне, что мир наш - мир загробный,
Что где-то, до того, когда-то жили мы,
Что мы - не мы, послед других существ, подобный
Жильцам безвыходной, таинственной тюрьмы.
И мы снуем по ней какими-то тенями,
Чужды грядущему и прошлое забыв,
В дремоте тягостной, охваченные снами,
Не жизнь, но право жить как будто сохранив...
***
Будто в люльке нас качает.
Ветер свеж. Ни дать, ни взять,
Море песню сочиняет
— Слов не может подобрать.
Не помочь ли? Жалко стало!
Сколько чудных голосов!
Дискантов немножко мало,
Но зато не счесть басов.
Но какое содержанье,
Смысл какой словам придать?
Море — странное созданье,
Может слов и не признать.
Диких волн седые орды
Тонкой мысли не поймут,
Хватят вдруг во все аккорды
И над смыслом верх возьмут.