Бытует среди пожилого населения такая истина: мы для того и растим детей, чтобы в старости было кому подать нам стакан воды. Интересно, а сами дети, вступая во взрослость, догадываются, для чего их растят родители? Сегодня мой рассказ о той, которая об этом не просто догадывается, а знает. Только сделало ли ее это знание счастливой?
Пионерка Таня
Я даже не уверена, успела ли Таня в силу своего возраста побыть пионеркой, но в моем представлении она именно такая, пионеристая. Запевала во всех школьных делах, первая по сбору макулатуры и березовых почек. Организатор и вдохновитель пионерских костров и походов с ночевкой. А еще – первая в оказании помощи престарелым, то, что в те годы называлось шефством.
В свободное от учебы время Таня, пройдя пять километров от школы до дома, на ходу мазала ломоть хлеба растительным маслом, посыпала его солью и бежала на ферму помогать маме, потому что видела - мама очень сильно устает, и маму надо беречь.
По субботам подружки спешили в клуб на танцульки, а Таня никогда с ними не успевала, потому что ей надо было сводить в баню бабушку, потереть ей спинку и помочь одеться. Она приходила потом, но, потанцевав немного, убегала обратно, потому что мама, как она считала, будет за нее волноваться, а допустить этого она не могла, потому что у мамы больное сердце. Таня никогда не задумывалась над тем, как мама с больным сердцем работает на ферме и почему она никогда не съездит в больницу, чтобы больное сердце полечить. Просто мама время от времени ложилась на диван и начинала говорить, что скоро умрет, Таня хватала пузырек с лекарством, капала нужное количество капель и поила маму, а вечером сама шла на ферму, чтобы мама могла отдохнуть.
В такой тревоге и ожидании неминуемой беды прошло все Танино детство.
Когда наступило время первой влюбленности, когда подружки то и дело хвастались все новыми и новыми романами, Таня с ужасом поняла, что ее сердце никак не откликается на знаки внимания, которые ей оказывали ровесники, потому что ее сердце не умело радоваться, оно, её сердце, все время жило в предчувствии беды.
Беда и в самом деле однажды накрыла их семью, но пришла она оттуда, откуда её меньше всего ждали – погиб отец. Он работал в лесу, и его придавило деревом.
После похорон отца мама слегла совсем, она распродала домашний скот, перестала ходить на работу и твердила Тане, чтобы она не бросала бабушку, когда ее, мамы, не станет. Таня, как могла, поддерживала маму, а по ночам тихонько плакала, представляя себя одинокой и никому не нужной. Она даже и представить не могла тогда, сколько лет она будет нужна своей семье.
Счастлива дома
В очередной раз мы с Таней встретились на курсах, судьба привела нас с ней жить в одной комнате. Естественно, разговорились. И я узнала, что Таня после окончания школы не уехала даже на учёбу.
Когда отгремел выпускной и подружки стали готовиться продолжать образование, Таня побоялась даже заикнуться о том, что хотела бы тоже уехать из дома, потому что бабушка к тому времени слегла совсем, и ей требовалась постоянная сиделка. А мама, естественно, эту роль выполнять не могла, потому что у мамы всё ещё было больное сердце. Да и с финансами было туговато, потому что мама бросила работу сразу после смерти отца, а пенсию еще не получала. Бабушкина пенсия, которую та заработала в колхозе, - была чистейший мизер. Оставалось одно – идти на работу Тане. Она не знала, куда можно было устроиться в деревне, имея за плечами лишь школу-десятилетку, пусть и оконченную с серебряной медалью. Идти на ферму, как этого хотела мама, Таня наотрез отказалась. Вот такой её, совершенно потерянной и беспомощной, нашла директор школы, узнав, что она одна из всего класса никуда не уехала поступать. Она пришла к ним в дом и как-то аккуратно, но напористо поставила на место и маму, и бабушку. Она сказала им, что берёт Таню на работу, но при условии, что та поступит на заочное отделение института. Мама с бабушкой поохали, поахали, но вынуждены были согласиться.
Все сложилось, как нельзя лучше. Таню в институт приняли, и она начала работать в школе организатором внеклассной работы, пионеристость её характера оказалась тут как нельзя кстати. Она была на седьмом небе от счастья, потому что осталась дома, выполняя по утрам и вечерам, как и раньше, все обязанности сиделки, а одновременно работала, хоть и за небольшие, но живые деньги, и успешно получала высшее образование. Ей казалось странным, что, когда она уезжала на сессию, мама отлично справлялась и по дому, и с бабушкой, но как только Таня возвращалась, у мамы опять поднималось давление, болело сердце, и она уже с трудом могла передвигаться по комнате.
Всю зарплату до копеечки Таня отдавала маме, а та сама ходила в магазин и покупала только самое необходимое. Поэтому Таня донашивала пальто, которое ей купил ещё папа, когда она училась в десятом классе. Она немножко стеснялась своего внешнего вида, но перечить маме не могла, потому что мама, как она говорила, копила деньги на похороны ей и бабушке, а еще – на квартиру, которую они когда-нибудь купят, и Таня будет жить в городе.
Недостаток пышных нарядов Тане компенсировала ее природная красота, коса в руку толщиной и голубые глаза в пол-лица. Естественно, мужчины заглядывались на неё, а физрук Константин Евгеньевич, немолодой уже, лысеющий мужчина, даже предложил ей руку и сердце. Таня не знала, любит ли она его, но предложение стать женой и, может быть, даже родить ребёночка, обрадовало ее, и она решила поделиться этой радостью с мамой.
«А я на пенсию пошла…»
К сожалению, мама не разделила радость Тани. Да Таня и сама вскоре поняла, что было бы несусветной глупостью думать о том, что в ситуации, сложившейся в ее семье, можно выйти замуж. Ну, какое ей замужество? Разве можно привести пусть и немолодого человека, но мужчину, в их дом, в котором, несмотря на все Танины усилия присутствие лежащей не один уже год бабушки, скрыть было невозможно, стойкий запах мог убить любого. К ним даже соседи заходили теперь очень редко, а подруги, приезжая в отпуск, стучали в окно и вызывали Таню на улицу.
Потенциальный жених звал Таню в комнату семейного общежития, где были вполне сносные условия, но она этот вариант даже не рассматривала. Бросая тоскливый взгляд на занавеску, за которой лежала бабушка, она смахивала слезу и начинала себя уговаривать: «Опомнись, Таня! Как они без тебя?»
Отказав жениху, она почувствовала даже облегчение, потому что жизнь, как взбунтовавшаяся по весне река, успокоилась и потекла по давно обозначенному руслу.
Прошли годы, я ничего не знала о судьбе Тани, хотя часто вспоминала о ней, когда меняла памперсы своей девяностолетней маме. А совсем недавно, сидя в зале большого собрания, я увидела приветливое помахивание руки. Ответила, еще не вполне уверенная, что это машет мне Таня. За эти годы она очень изменилась: вместо косы на голове была короткая, наспех уложенная стрижка, голубые, некогда широко распахнутые глаза были прикрыты полутемными очками. Осторожно пробираясь между рядов, она добралась до меня и попросила мою соседку подвинуться на одно сиденье. Я еще не успела спросить о том, как у нее дела, как Таня, широко улыбаясь, выпалила:
- А я на пенсию ушла…
- Работаешь?
- Конечно. И буду ещё работать, только нас закрыть все время грозят.
- Как бабушка? Как мама, здорова?
- Бабушка умерла, недавно совсем, девяностолетие отметили, родственники все собрались, она поволновалась видимо… А мама? Вы спросите сначала, здорова ли я? То там, то тут болит, таблетки горстями глотаю. А мама сорок лет в больнице не бывала… Ну, да Бог ей судья…
Я с удивлением взглянула на Таню, впервые уловив в ее голосе протестные нотки. А она, опять заулыбавшись, продолжила:
- А мы квартиру в городе купили…
- Здорово! Теперь переедете…
- Нет! Мы квартирантов пустили. Разве мама поедет в город, переезд убьёт её, у мамы больное сердце, Вы же знаете. Это она купила для моей будущей счастливой жизни, когда я совсем одна останусь…
Она продолжала ещё о чем-то щебетать, а я с горечью подумала: «И кто же тебе, Таня, в старости подаст желанный стакан воды?»