Есть вещи, которые я не могу объяснить, они очень интересуют меня, очень завлекают. Они настолько просты, что им должно быть обычное объяснение, но они настолько загадочны, что я не могу получить эти объяснения ни откуда. Но я знаю точно, я чувствую, разгадка где-то совсем рядом.
Бывает, подумаю о каком-нибудь фильме, пусть даже самом старом, не интересном, не успешном для телевидения, и вот завтра его показывают. Вспомню о человеке, о котором уже давно не думал, о котором и помнить забыл, и вот совсем скоро он звонит мне. Представлю знакомого, уже совсем далекого своего знакомого, и почувствую, хорошо ему или плохо, потом поинтересуюсь – оказывается все так оно и происходило с ним. Что это такое?
Порой увижу человека, и будто в секунду залетаю в его тело, становлюсь на мгновение душой его. Он пройдет мимо, а я все уже и знаю про него. Как такое может быть? У всех ли подобное, или мне все это чудится? Не совпадение ли? Но не слишком ли часты такие совпадения?
В пятницу с утра я сидел в офисе, окно было открыто, было жарко. На улице слышались громкие вскрикивания, порой заглушающиеся, порой проявляющие себя с новым, уверенным каким-то задиристым бахвальством. Я выглянул в окно. На меня смотрело еще молодое, но очень грязное и совсем заросшее чернотой человеческого волоса, немного пьяное лицо, отличающееся от других пьяных лиц лишь своим взглядом, этими черными, яркими, колкими глазами, вонзающимися в меня. Рядом с грязным, очень неопрятным мужским очертанием на земле сидело чуть меньшее туловище, кричащее грубым, прокуренным, но явно женским сиплым, харкающим голосом. Если бы две эти в прошлом человеческие фигуры были животными, то можно было подумать, что между ними проходят брачные игры. Но подобные брачные игры между нелюдями слишком противны и не восприимчивы здоровыми и нацеленными на красоту молодыми человеческими особями, к которым я отношу себя.
- Откуда я знаю этого грязного, опустившегося донельзя получеловека? - мелькнуло у меня в голове…..
….. Было приподнятое, героическое, но несколько тревожное настроение. Хотелось показать, на что я способен, как я велик, как значим, как отличаюсь от всех, не похож ни на кого. Эта, ничем не подтвержденная и ничего не стоящая гордость переполняла меня, было огромное желание поделиться с кем-то, похвастать кому-то, не важно кому. Этой моей веселой гордости и какого-то переполняющего превосходства было слишком много для меня одного. Я знал, что скоро она пройдет, она очень быстро улетучится, но пока это мое состояние со мной, пока я нахожусь в таком прекрасном расположении духа, на которое и променял все, что было у меня прежде или могло быть, мне надо кому-то продемонстрировать свою индивидуальность, свое величие.
Чумазая баба стояла возле палатки на Тверской, прямо при сходе в метро. Ей было скорее лет чуть менее сорока, но ее биологические часы, заправленные ежедневным алкоголем, слишком торопились, они обманывали, увеличивая ее возраст значительно.
Я, словно, денди, не спеша, но очень быстро, не замечая происходящего вокруг, приблизился к ней.
- Нука, оцени меня, каков я? Хорош?! – естественно подумал я и посмотрел прямо в глаза этой полупьяной особе.
Не могу знать, что она подумала про странного, шатающегося грязного человека, с длинными, нисколько не мытыми волосами, штанами, совсем твердыми от впитавшейся грязи, почерневшими от яркого солнечного загара, пота и все той же грязи, по локоть освобожденными от совсем обветшалой ветровки, руками. Нельзя было понять по ее совсем поглупевшему лицу, какое впечатление произвел на нее такой бравый, заносчивый, смелый до поры человек неопределенного возраста, и почти неопределенного пола. Но, как истинная в прошлом дама, баба начала заигрывать со мной, давая понять, что я, возможно, ее будущий ухажер, или даже кавалер.
Я повел ее во дворы, подальше от метро, подальше от чужих, сторонних глаз, что так сильно не любили нас, презирали уж точно. Если бы эти глаза прохожих умели плеваться, они бы плюнули в нашу сторону, плюнули бы в нас, с большим удовольствием, смачной слюной, давно скопленной по такому случаю.
Я был героем, но мое геройство сильнее проявлялось один на один перед моей уже бабой, нежели перед этим плывущим потоком озлобленных отдыхающих, разных человеческих фигур. Я шел почти посредине улицы, все шарахались от меня, моя спутница могла гордиться ее новым, таким крутым парнем, по крайней мере, ей так казалось.
Уже через пару минут рядом не было никого, этот двор никак не свидетельствовал, что мы в самом центре Москвы. Он был обычным, простым двором, как миллионы таких же один в один похожих, прозябающих свое существование, стареющих, уходящих куда-то совсем далеко в серое прошлое.
Моя избранница начала показывать свой гонор, она громко выкрикивала, все больше матом и не по делу, как гусыня, лишь бы громко, лишь бы ее слышали, лишь бы обратить на себя внимание.
Я, словно, актер, стал расхваливать себя и словами, и движениями. И, безусловно, моя хмельная голова заставляла меня двигаться совсем криво и не красиво, но это со стороны. Мне же казалось, что я идеальное воплощение человеческого и мужского совершенства.
Мне казалось, что мои движения самые быстрые, самые ловкие, что сам я как неутомимый, бесстрашный и непоколебимый Робин Гуд и одновременно танцор диско, что привел свою бабу сюда, в этот двор, чтобы спасти ее и закружить в танце.
А баба все кричала и, как ей казалось, тем самым обращала на себя это необычное, загадочное, но свойственное совсем уж спившимся людям, громкое и глупое внимание.
Хмель стал отступать. Сил вдруг значительно поубавилось, энергия быстро рассеивалась. Мои движения превратились не просто в обычные, но грузные, тяжелые, очень медленные. Настроение, еще буквально минуту назад позволяющее жить и радоваться всему, хвалиться самому себе, не думать совсем ни о чем, о чем думать вовсе не хотелось, словно последний трус, быстро покидало меня навсегда, уходило, не прощаясь и не оглядываясь, как уходят обиженные подруги.
Мои враги окружили меня – не уверенность, сомнение, паника, пустота. Чувство полной ненужности никому, моей потерянности в этом мире, словно и нет меня, не я это вовсе, только лишняя часть от меня осталась, совсем не живая, совсем ничего не стоящая, никому не нужная.
Я что-то почувствовал и взглянул вверх, в окно над моей головой. На меня смотрело смуглое, худое, еще молодое лицо, с коротко стриженными волосами, с черными и яркими, словно поглощающими в себя глазами.
- Откуда я знаю этого человека, так пристально и резко смотрящего на меня из окна? – промелькнуло в моей голове….