Падает снег. Колючие морозные снежинки тают на разгоряченном лице…
Меня, болезненного ребенка, после смерти бабушки родители оставляли дома под замком одну. В свои четыре года развлекалась, как могла. Все табуреты на кухне были успешно разрисованы цветными мелками. Добралась до библиотечных учебников, которые мама до своей заочной сессии прятала в тумбочку: все они были расписаны карандашами и водворены на место, дабы не получить за свое «творчество» до времени обнаружения. Сказки Шарля Перро с красивыми иллюстрациями тоже претерпели изменения: все, что можно было выстрижено и спрятано в комод.
Зимой рано смеркается. Конечно, страшно. Боялась цыганок, которые, по словам двоюродной сестры, приезжающей к нам летом на каникулы, забирают непослушных детей.
Услышав возню в сенях, притаилась за шкафом. Ура!!! Мама пришла с работы. Сняла пальто, повешала его на гвоздь, забитый в стену возле двери, губами коснулась моего лба. Температуры вроде нет.
Мама растапливает печь, суетится за приготовлением ужина. Я мешаюсь под ногами, таская, пришедшего с улицы дымчатого кота Еремку.
Топот в сенях означает, что пришел папа. Он заходит в кухню с клубами морозного воздуха в шинели и с чемоданчиком. Отец вернулся из командировки. Скинув шинель и не разуваясь, достает из чемоданчика «подарок от зайчика» - остатки хлеба и сала. Я тут же съедаю «подарок», прыгая и расспрашивая о подробностях встречи с зайкой. Затем забираюсь на колени к папе и трогаю ладошкой его отросшую за время командировки щетину на лице. Мама все еще занята ужином.
- Ну что, мы пока погуляем! – решает отец.
Укутав меня и накинув овчинный полушубок, папа берет меня на руки. Мы выходим в зимнюю темень. Отец усаживает меня в сани и везет вдоль по улице. Морозный снежок скрипит под отцовскими сапогами. Полозья саней легко скользят. Задрав голову в темное небо ловлю языком снежинки. Заметив, отец закрывает колючим шарфом мое лицо, оставив одни глаза.
Падает снег…