Дяденька милиционер ушёл, а я осталась жить дальше. Но тут на меня насела мама. Милая моя мама, надо было не мозги мне грызть, а совершать какие нибудь действия. А я в тот момент уже была в добровольном плену у абьюзера. Мне бесполезно было рассказывать о перспективах моей жизни и смерти, о том, что так жить нельзя, о том, что меня могут убить. Я уже не могла думать о себе. Теперь я думала только о том, как ублажить того, кто раз в неделю будет давать мне триндюлей, а раз в месяц избивать капитально.
В общем , маму я тоже выслушала, и пошла на свой любимый диванчик. Ведь после этого избиения я могла ничего не делать. Витек меня пока не беспокоил, ни жратвой, ни порядком в доме, да вообще ничем. Его задача была дать мне именно столько свободы и расслабухи, чтобы у меня не было желания писать заявление в минтовку. Жрать себе он готовил сам, сам убирался и мыл полы, сам вешал мне лапшу на уши, как все нечаянно произошло в парке, и от него ничего не зависело. Это просто алкоголь так на него повлиял.
А у меня тогда не было ума спросить о том, а кто же этот алкоголь заливает внутрь твоей утробы, причём заливает каждый день с небольшими перерывами? Ты же без этого напитка вообще жить не можешь, это для тебя, как эликсир жизни. Но в то время, и мысли мои, и слова мои, были парализованы влиянием Витюшки. Я думала так как он, делала то, что он хотел, училась жить, как он. Хотя это была совсем не та кандидатура, на которую стоит равняться. Потому что Витюшка был лузер. Его в этой жизни ничего не интересовало кроме еды и выпивки.
Но в тот момент я об этом не думала. Меня освободили от суеты, мне можно было ничего не делать и лежать. Лежать и читать. И все это будет продолжаться до тех пор, пока синяки не сойдут. Я и наслаждалась. И ни о чем не думала. А синяки сходили очень медленно, особенно на лице. Каждый день я стояла у зеркала и разглядывала их цвет, как они светлели, желтели, расплывались и исчезали. Жалость к себе больше нигде не отсвечивала. Я даже не говорю про самоценность и другие чувства, которые держат человека на плаву. И мне даже в голову не приходило реально оценить свое состояние.
Ну и за то время, которое провела дома, конечно вырос живот. Нет , он не стал большим, и каким нибудь необьятным. Просто теперь его было видно, видно не только мне, а всем окружающим, даже в одежде. Это меня радовало. Потому что, когда живота не было, мне казалось, что что-то идёт неправильно. А сейчас было понятно, ну мне конечно, что все идёт по плану. И это меня сильно успокаивал, ведь я, как любая мать, хотела здорового ребёнка. И вот теперь пришло время, когда у меня появилась уверенность в том, что все идёт хорошо.
С большими проблемами родила моя подруга по беременности, Наташка. Родила толстую и красивую девочку, которую назвала Таней. Отец Танюшки так и не отсвечивал, но с оказией пару раз отправил денег. На этом все общение закончилось, навсегда. Но Наташка сильно не переживала, она была занята новым видом деятельности. И зашла ко мне, когда уже все мои синяки сошли, а она приноровилась стаскивать с пятого этажа коляску, и стала гулять с дочерью на улице. А я смотрела на неё и радовалась её материнскому счастью.