Я — Дмитрий. Я книжный алкоголик. Читаю запоем уже 64 года. Или больше? Бросать не собираюсь, и ни разу не делал попытки завязать с этой непоправимой привычкой. Для того, чтобы понять природу моей зависимости, нужно вернуться к самому началу.
То есть, начал читать, и начал. Охотно. С радостью погружаясь в дебри сказок всего мира. Хотя, если честно, уже тогда мне было удивительно, что сказки каких-нибудь полужицких сербо-хорватов, или, скажем, горных пигмеев, были очень уж похожи друг на друга. Подозрительно похожи. Имена только менялись. Была Золушка, стала Колуна манимани Пей, что в переводе с горно-пигмейского означает «Хорошая девочка, которую сильно обижают мачеха и ее нехорошие дочки».
Много позже я получил подтверждение своих подозрений, познакомившись в Москве с неким Исаем Либерманом, признавшимся, что в пятидесятых годах к Фестивалю он наваял книжку африканских сказок. Хотя в Африке никогда не бывал.
Так вот, в 1959 году мне купили «Приключения Незнайки» с иллюстрациями А.Лаптева. И я погиб. Пропал. Улетел кувырком в пучину тяжелейшей читальной подневольности.
Почему, спросите вы? Смогу ответить. Потому, что неожиданно подробно помню все свои ощущения, связанные с этой книгой.
Дело в том, что город коротышек, так хорошо изображенный и Н.Носовым, и А. Лаптевым (хотя, мне ближе рисунки Г. Валька) располагался на берегу Огуречного ручья в некоем Огуречном овраге. И впервые со мной произошло чудо, потом повторенное невероятное количество раз.
Я провалился внутрь книги. Я ходил по остро пахнувшим сиропом и всякими кондитерскими штучками-дрючками улочкам Цветочного города. Дружил со Знайкой, охотником Пулькой и его собачкой Булькой. Рисовал с Тюбиком и сочинял стихи с Цветиком. Скрывался от доктора Пилюлькина, так и норовившего сделать болючую вакцину от всех болезней сразу.
Естественно, ближе всех мне был Незнайка. Во-первых, он, как и я, ничего не знал. И, так же как и я, делал вид, что не хочет ничего знать. Он был самоуверенный и нахальный. Он был верный товарищ и настоящий друг.
Не отрываясь, завороженный и пораженный до глубины души, читал я «Приключения Незнайки и его друзей». Прочитав, тут же стал перечитывать. Хотя, уже тогда мог кусками цитировать. Да и сейчас многое помню — знаете, как звали лучшего и наикрепчайшего Незнайкиного друга? Гунька его звали.
Так почему же произошло это чудо абсолютного погружения в книгу?
...Был у моего папы замечательный друг — Анас Галимов. А у этого друга была самая младшая сестра Ляля. Она училась в Нефтяном институте и жила у нас. То есть, в трехстах метрах от Уфимского Нефтяного института, располагавшегося тогда в трех двухэтажных зданиях на улице Ульяновых, аккурат напротив «Ашханы». А в тридцати с лишним километрах, в далеком городе Уфе на улице Пушкина, в доме №119, жила мама Анаса и Ляли — совершенно замечательная Мавжуда-апа с их сестрой Октябриной. Сказать по чести, не было более привлекательного в моем детстве места, чем этот дом.
Затрудняюсь также сказать, был ли у Мити Эйгенсона человек, равнолюбимый с Лялей. Она — во внекатегорийном списке, имя которому СЕМЬЯ. Ну, не зря же, в начале восьмидесятых, когда я работал в «Башнефти», кабинеты которой были набиты Лялиными однокурсниками, меня приветствовали все и всегда одной и той же фразой: «А, Лялин хвостик пришел!». И подозрительно щурились. Уж не слезки ли скрывали по своей былой молодости?
Рядом с «родовой усадьбой Галимовых», прямо под их балконом, в глубоком овраге протекал ручей, по берегам которого обильно росли огурцы. Днем в овраге кишмя кишели дети из Галимовского (наземный этаж, где жили Галимовы, и два этажа — по склону оврага) и окрестных домов. То есть, описанное в «Приключениях Незнайки» мгновенно слилось у меня в голове с самым излюбленным местечком моего внутреннего мира. И дало чудо полного слияния с книгой.
Кстати, приключения Незнайки в Солнечном городе и на Луне были прочитаны, хотя и с удовольствием, но без описанного выше ЧУДА.
… Путешествуя на плоту с Гекльберри Финном по Миссисипи, я без малейшей тени удивления узнавал Уфимку в проплывающих берегах.
А мастерски отбиваясь шпагой от гвардейцев Кардинала, всегда был спокоен за свою спину. Ведь ее защищали Вова Вехновский и Костя Шауло…
Сразу подчеркну, что вся наша детская компания была очень разной по увлечениям, кроме одного. Читательской болезни. И любая интересная книга сразу становилась общим достоянием.
Сложный и противоречивый «Великий Моурави», пришедший от Миши Мальцева. Иосиф Флавий, «Безобразная герцогиня» Маульташ, Еврей Зюсс и весь сонм героев Лиона Фейхтвангера, которых привели в мой мир братья Нелькинбаумы. Чеховский калейдоскоп, поглощенный вместе со Славуней Арясовым...
Вообще, в книжном алкоголизме, как, впрочем, и в просто алкоголизме, очень важен собутыльник. И у меня такой собутыльник был. Костенька Шауло, милый мой Кузьма — Кузечка!
Как же мне не хватает его сегодня! И не только из-за общей необходимости его существования рядом. Но и из-за невозможности позвонить и сказать: - Котя! Я тут ТАКУЮ книгу надыбал. Вот, послушай...
Так и читаю сейчас в одно горло.
Самой приятной и памятной частью моего давнего жития-бытия были субботне-воскресные походы в книжные магазины.
Все началось с приезда в Уфу папиного двоюродного брата, Николая Эйгенсона. Профессор Ленинградской консерватории, более чем известный в те годы пианист, он, как я предполагаю, был не менее выдающимся книжником, так как, в промежутке между концертами, посетил «Подписные издания», в 1961 году располагавшиеся на Ленина, 84. И подписался на пятитомник Ильфа и Петрова.
Моей обязанностью стала регулярная инспекция этого замечательного магазина на предмет выхода очередного тома. И отправка в Ленинград по экзотическому адресу: такая-то линия Васильевского острова.
Быть у воды и не напиться?!
Я часами стоял у полок (в магазине, кроме подписных изданий, были шибко многочисленные просто книги, и, главное, букинистический отдел) и читал, читал, читал. Самая приятная и неотразимая особенность именно книжных магазинов — возможность частичного, или даже полного потребления товара, так сказать, авансом. Попробуйте сделать это, например, в колбасном отделе... Впечатления, уверяю вас, будут незабываемыми.
Ну, а пригубивши в «Подписных», неотвратимо тянуло в главный книжный магазин «материковой» Уфы, который, спустя годы, назвали «Знание». А так же в его филиал на Коммунистической, располагавшимся, как раз, рядом с обществом «Знание». Там, между прочим, ТАКИЕ академические издания бывали, что закачаешься. Недаром, с детства одна из моих наилюбимейших книг «Жизнь двенадцати цезарей» Светония Транквилла.
Сначала — из-за многочисленных, и это еще слабо сказано, сцен всего возможного спектра сексуальных извращений, туго набитых в эти замечательные хроники. Затем — из-за невероятно полного, яркого и очень выпуклого изображения жизни Древнего Рима. Воняющего чесноком и подгнившей рыбой, обильно жрущего и нечеловечески могучего.
К моменту возвращения в Черниковку, походы по книжным магазинам стали манией, самодовлеющей привычкой.
Естественно, ездить в «континентальную» Уфу ради книжных анабазисов я не стал. Вполне хватало местных ресурсов.
Костя жил, можно сказать, на площади Орджоникидзе — в угловом доме на Первомайской, 17. Я — сразу за Дворцом, Первомайская,15. От него или от меня мы шли, для начала, в черниковские «Подписные издания». Много позже, они переехали на Комарова, в башню рядом с первым общежитием Нефтяного. А вместо них, в доме Космонавтов, 22 поселилась «Техническая книга». Согласитесь, очень логично для промышленного, научного и учебного района Уфы.
Затем, в книжный магазин, наиболее часто нами посещаемый. В угловой дом — Первомайская, 16. После уроков, мы, практически через день, ходили туда и сусликами/сурикатами застывали (на часы!) у невыразимо притягательных полок. Оттуда в мою жизнь приходили книги, во многом определившие не только литературные вкусы. Но, и нередко, сильно повлиявшие на дальнейшую жизнь. Например, «Занимательная кулинария» В.Похлебкина. Была такая серия у издательства «Молодая Гвардия» - «Эврика». Прочитав эту замечательно-занимательную книгу, я, и до этого не чуравшийся (нас на одну маму приходилось четверо мужиков, и я - самый младший) кухонных трудов, начал находить в них особый смак и сладость. До сих пор, между прочим, нахожу.
Третья обязательная точка субботне-воскресного похода — Первомайская, 35. Книжный - «на ступенях, или у Победы». Там особенно хорош был отдел литературы по изобразительному искусству. Альбомы репродукций, в частности.
Кстати, по пути в этот магазин, мы, ну никак, не обходили «Канцтовары» в восьмиэтажке. Книг там не было, но свои первые роскошные краски «Ленинград» и «Нева» я купил именно там. И карандаши «Кох-и-нор» и «Тойсон д’ор». И чешские стиралки. И невыразимо шершавая рисовально-акварельная бумага. Все это родом оттуда.
Вот так, собственно, и начала собираться моя первая библиотека. В дальнейшем, она перешла моим старшим детям.
Неслабые там были книги. Особенно, собрания сочинений. Вот о них скажем отдельно.
Во-первых, мама подписывала меня на библиотеку «Огонька». Каждый год и по желанию. И, если Брет Гарт меня, к примеру, не интересовал, то трехтомник О’Генри, четырехтомник Гиляровского, или 16-томник Максима Горького — очень и очень.
Не могу не отметить, что сегодня многие считают, что такого писателя нет. Это вам наврали! Пьесы его — просто шедевры! И романы! — ну, кроме разве одиозной «Матери». И то, из-за суровейшего издевательства над этим произведением в советской школе.
А его сказки?!
Перечитайте или прочтите впервые. Уверяю вас, удовольствие будет — не из рядовых.
Однако, вернемся к книжному вопросу в «интертрепации» закатного периода Советского Союза.
Совершенно упоительна история книжного безумия, охватившего шестую часть суши (это эвфемизм СССР) в середине семидесятых. Кабы не это безумие, может и многих книг в моей тогдашней библиотеке не было. По чисто техническим причинам. Лениво было бы рыскать в их поисках.
И, уж точно, лениво было бы стоять ночами возле «Подписных изданий» на улице 50 лет Октября, практически, на углу с Пархоменко.
Но, повторюсь, в середине 70-х нашу страну охватил массовый психоз: «Хочу книги! Дайте книги! Если у тебя книг много, то жизнь удалась!».
Причин тому много. Обязательное среднее образование. Многократно увеличившееся количество отдельных квартир. Освоенный мебельной промышленностью и поставленный на поток выпуск секционки. Стенок, между прочим. С обильными книжными полками.
...Народ дружно, колоннами пошел за книгами. Их и так было не шибко много. Расхватывали влет. Хорошие, разумеется. А тут стали сметать все, кроме классиков и современников научного коммунизма.
Особой любовью народа пользовались собрания сочинений. Уж больно вальяжно гляделись они на полках. Все такие разноцветные. Просто восторг!
Но, чем огорчительны подписные издания, так это процедурой приобретения. Сначала получи квитанцию на издание: как, где и на какие деньги — отдельная песня.
А уж только потом — за год, за два, а то и за три, выкупая по томику, поставишь на полку. Но ведь поставишь!
Но, прежде всего, надо получить вожделенную квитанцию на подписку. А это было связано с многими трудами и трудностями.
Что в такой-то день будут оформляться такие-то подписки, мы, и много кто еще, знали за несколько недель. Происходило это всегда в субботу.
В ночь с четверга на пятницу, непонятным (то есть, абсолютно как раз понятным) образом у магазина «Подписные издания» (могу и ошибаться, ул. 50 лет Октября, 7) возникало несколько человек с тетрадками — строго по числу оформляемых в предстоящую субботу подписок. И вплоть до 10 часов утра субботы люди и тетрадки неотлучно находились рядом с «Подписными».
К примеру, достоверно известно, что будет подписка Теккерея в 12 томах. И таких подписок оформлено будет пятьдесят. А записывалось — несколько сот человек.
Мне Теккерей не нужен. «Ярмарка тщеславия» у меня была, а остальные его труды были как-то без интереса. А вот другим — зеленый, богато изданный Теккерей очень даже необходим. И они были готовы на жертвы и битвы.
В 9 вечера пятницы (и это самый щадящий вариант — вечер четверга, а еще в Крещенские морозы не хотите ли?) происходила первая перекличка. Называли твой номер, ты подходил и предъявлял свой паспорт. Все, испытание пройдено. Следующая перекличка — через два часа, в 11 вечера. Назвали номер, ты не подошел и не предъявил — все, аллес, вычеркнули. А следующие стали ближе к вожделенной подписке.
Отметим, что подписок обычно бывало три-четыре (край — две). Перекликались одновременно, а хотелось быть везде. Так что, ходили коллективами, семьями, садовыми товариществами...
Последняя перекличка была в 8 утра субботы. Народ уже никуда не отходил, ждали открытия магазина. В первую перекличку обычно отсеивалось, как ни странно, больше всего народа — где-то, процентов 10-15. Потом упорные стояли до упора ( это не тавтология, это факт). К началу подписки отсев доходил до 85 процентов. Вот эти самые оставшиеся 15 процентов — ну, до чего упертые люди! Каждую подписку! До последнего патрона!
И хоть я сам такой, все равно я ими всеми восхищался.
Стояние за подписками мгновенно стало, в Уфе во всяком случае, предельно модным занятием. И поэтому, праведный гнев жителей окрестных домов был абсолютно бессильным.
Ну, вызвали они, к примеру, милицию (у «Подписных» ведь собиралось, волновалось и скандалило тысяча, а то и больше человек. Каково аборигенам?). Тут же подходил мой непременный друг по этому занятию Ирек Багаутдинов. На минуточку, в этот момент помощник Министра внутренних дел республики В.Д.Рыленко. И задавал вопрос: «А что граждане нарушают? Не шумят, не дерутся, не кидают камни в окна?». И милиция постепенно перестала даже приезжать.
А «Клуб любителей подписок» процветал на все 100. Негромко играли уфимские барды. Привычные к туризму, уфимские интеллигенты притаскивали пустые бочки из-под всяких химикатов из близкостоящей «Юрты печати» - Дома печати. В них, чтобы ничего не нарушать, разводили маленькие костерки. Грелись зимой. Ну, а летом — согласитесь, огонь завораживает. Выпивали - а вы как думали? Но, с соблюдением. Нет, очередь за книгами имела свои особенности.
Подписки бывали уникальные. И сегодня горжусь, что поимел их.
Полное собрание пьес Бернарда Шоу. Или, к примеру, Ю. Герман. «Дорогой мой человек» — только ради этих трех романов можно было душу, не то что бессонную ночь, отдать! А ведь там еще «Иван Лапшин», «Россия молодая»...
Нет, замечательный это был ночной клуб. И клубились мы там с особым удовольствием.
Честно признаюсь, что все подписки, которые хотел, я получил. Как я это сделал, описывать не буду, грифы секретности не сняты до сих пор. Но, великое стояние за подписками вспоминается с особой нежностью и любовью. Вот уж воистину — как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
И вообще, книги всегда занимали сакральное место в моей жизни. Поэтому, особо приятно было все это вспомнить.
Рассказывая о моем Читай-городе, не имею права не упомянуть особого человека, гроссмейстера книжной Уфы — Юру Кагановича. Школьного и очень близкого друга моего старшего брата. Книги не были его увлечением, книги были его жизнью.
Полвека тому назад ни за что на свете не сказал бы, даже под пытками, того, что скажу сейчас.
Спасибо, Юрочка, за карманного ПОЛНОГО «Мастера и Маргариту» посевовского издания, западноберлинские «Зияющие высоты» Александра Зиновьева, венский репринт «Роковых яиц» и еще десятки аналогичных книжных жемчужин.
До отъезда Юры и его жены Бебы Холодивкер в Дюшанбе, он снабжал меня самой-самой книжной малинкой.
Так что, Уфа Уфой, но читали мы вполне по-столичному.
P.S. На фотографии, сопровождающей этот опус, Л.З.Николаева-Галимова со своей дочкой - Ириной Евгеньевной Николаевой. Моя дорогая, драгоценная Лялечка! Сколько слез было нами совместно пролито, когда она силком учила меня читать. А я упорно сопротивлялся. Но, она победила. Да еще как победила!
Твой, Лялечка, книжный алкоголик Митя Эйгенсон.
Дмитрий Эйгенсон
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!