Продолжение обзора начинающих писателей от московского критика Бориса Кутенкова. С предыдущей частью можно ознакомиться здесь.
Дмитрий Попазов
Атлас
Розовым цветом малинника
Платье в траве у пруда.
Женщина ждёт именинника
Из глубины живота.
Май распускается мошками,
Свод — головой малыша:
Атлас пинается ножками
Он его не удержал.
Липкие волосы темные:
Начал свой путь пилигрим.
Ноги её разведённые
Небо держали над ним.
Влада Баронец
***
Игрушечка холодная
Синий стеклянный снег
Не трогай она у меня последняя
Уронишь и выключат свет
А так мы с тобой в шарике
Сосновой веткой озарены
С нами сельдь и приехал в шарфике
Сказал имения разорены
Но вот садовые камешки
И так мы запомнить смогли
Они сверкали на зимней скатерти
Покрыты капельками смолы
И мы собрали местоимения
По имени отчеству не бередя
Завернули в вату незаменимое
Окно в Варшаве
Семейный снимок дождя
Игрушечка ёлочная
Синяя в темноте
Осторожно Юлечка
Никого в комнате
Диана Никифорова
мальчики
я встречалась с мальчиками, чьи отцы — ветераны войн,
и знаю, контузия — генетическое заболевание.
«современные парни не хотят идти в армию».
посмотрите в глаза: в них уже эта армия.
продолжусь мальчиком — не отдам его вам.
не стану получать по почте тонкие пальчики.
я скажу ему, что кино Балабанова Лёши — ложь.
что Света галлюцинирует цинковыми мальчиками.
мы будем хрумкать на кухне тараканами-косточками,
поедать вместе с ними кровавый осенний арбуз.
я буду бояться, что он увидит в пустой ягоде каску,
наденет её на голову. господи, я уже боюсь.
привет. мне страшно, что они заберут нашего несуществующего мальчика.
привет. пишу тебе с вершины кавказской горы.
привет. горы — не горы, а декорации военных фильмов.
привет. мне жаль, что твой папа не вернулся с войны.
Алексей Черников
***
В руки склоняюсь надменной причёской,
Падаю в общий язык.
Под механической бывшей берёзкой, —
Бывший пророк, — напрямик
Я возвращаюсь в очаг голубиный,
Только не в общую дверь.
И не мальчишеской только гордыней
Это зовётся теперь.
Благословляю их тюрьмы и рощи,
Золотогубый, как клён.
Это зовётся надломленность, проще —
Я ни в кого не влюблён.
В местной китайщине провинциальной
Негде и шагу ступить,
Чтоб не распутать из жизни печальной
Прошлого верную нить.
Старая водонапорная башня
Будет теперь снесена:
После меня — это мне и не страшно.
Только вот жалко, стена,
Та, на которой две буквы из краски,
Инициалы мои,
В прах полетят при такой свистопляске,
Мимо двора и скамьи,
Той, на которой другие сигналы —
Взмах перочинный! — сердца.
Да, затеряются инициалы
Средь городского лица.
Тянется башня от верха до низа,
Как проводок для огня:
Ветхий закат распустился, как риза, —
Прорубь последнего дня.
В рамочке этой как есть застываю,
Только и видит лицо,
Как электричка, бегущая к раю,
Выронила колесо.
Даниил Артёменко
***
плакать по себе стыдно
ты возьмешь жесткий воздух в горло
а там уже твой голос
помолчав человек
понимает и смиряется
но обычно молчание есть молчание
предвестник утраты и рати ее топчут
уголки и иголки строчáт
вот и говорю что нет его
больше всего молчание похоже на
потерянную кошку
вдруг скажешь а ничего в ответ
бежишь по залу шуршание пыль
пыль от слова пыланье на солнце
мышка и камыш — как их выпрямишь
сланцы у входа и залá в корешке
ты ждешь ее к вечеру а она
прячется в сукновом мешке
и наконец
не важно найдется вместо
и будешь чуять как кружится запах
один ты его помнишь
ты мила мне как когда-то была мила
шелудивая пластмассовая юла
та юла отдавалась всему
детскому саду: я жалею тебя юла
Читать полностью в журнале "Формаслов"