С вами Игорь Рабинер, здравствуйте.
Сегодня исполнилось бы 92 года величайшему капитану в истории футбольного «Спартака» - олимпийскому чемпиону Мельбурна-1956 и победителю Кубка Европы-1960 (оба раза — тоже с капитанской повязкой) Игорю Нетто. Никита Симонян, когда его спрашивают о лучшем игроке в истории красно-белых, без тени сомнений отвечает: «Нетто».
Девять лет назад мне довелось побеседовать с родным братом Игоря Александровича — Львом и его женой Ларисой Васильевной. Судьба у второго Нетто, который на пять лет старше великого футболиста, тоже, мягко говоря, незаурядная — взять хотя бы его восемь лет отсидки в ГУЛАГе и участие в восстании заключенных в Норильске, Норлаге. Льва Александровича реабилитировали, и он вернулся домой после знаменитого доклада Никиты Хрущева на XX съезде КПСС. Его не стало в 2017 году.
Последние годы Игорь Нетто провел дома у брата и его супруги. И они рассказали мне во всех грустных подробностях, как заканчивалась жизнь одного из величайших футболистов Советского Союза. В том числе и о тайном разводе с его женой, знаменитой актрисой Ольгой Яковлевой.
- Игорь три года жил с нами, и не было ни одного дня, ни одной ночи, чтобы Игорь оставался один, - рассказывала Лариса Васильевна. - Лева спал вместе с ним в комнате, поскольку его одного нельзя было оставлять. Он вставал ночью и не знал, куда идти. Скажем, в туалет его надо было проводить, встретить и опять привести на кровать.
Все произошло для нас абсолютно внезапно. Когда мы звонили: «Игорек, как дела?», он отвечал: «Все нормально, все хорошо» — «Ну, когда мы встретимся?» — «Ты знаешь, я на сборы должен поехать. Меня какое-то время дома не будет». Несколько раз такое повторялось. Какие, думаем, сборы? Позвонили Оле: «Что происходит? Игорь действительно уехал?» — «Да что вы его слушаете? Он совсем из ума выжил. Такие чудеса здесь вытворяет! И вообще, прошу вас приехать сюда. Надо серьезно поговорить».
Мы собрались, поехали. «Вот, можете полюбоваться». У него диван, а на нем что-то грязное лежит, не пойми что. «Я ему сказала, что постель не поменяю, пока не помоется». А чтобы помыться, крана в раковине не было. Только душ, а туда он лезть боялся. Ольга жаловалась: «И ходит грязный как свинья. Я ему говорю: «Или мойся, или жрать тебе не дам». И что, думаете, он помылся? Нет!»
Рассказывала, что однажды квартиру бросил, куда-то пошел гулять, ключи потерял. «Вообще не знаю, что с ним делать. Лева, решай как хочешь. Я больше за него отвечать не могу и не хочу. Снимите с меня эту ответственность».
Тут Лев Александрович достает листок бумаги. И говорит:
- А вскоре Ольга письмо прислала. Вот оно:
«Лёва! Игорь находится сейчас у себя дома. Уходя на работу, я буду вынуждена закрывать его на ключ с 10 до 6 вечера. Единственное, что я могу обеспечить сейчас — это питание и нормальный уход после 6 вечера. Когда же будут вечерние спектакли, то я этого не смогу. Искать сейчас ему сиделку — для этого у меня сейчас нет ни времени, ни денег, ни сил. Ему же еще необходим медицинский уход, так как здоровье его ухудшается. Уже что-то и с легкими происходит.
Брать на себя какую-то ответственность за его сохранность я не могу, так как уже 14 мая должна уехать на гастроли в Ленинград. Если же мне не ехать, то придется оплачивать театру большую неустойку, а на это у меня нет денег. Оставлять же его одного — значит обречь его на гибель. Эту ответственность, повторяю, взять на себя не могу, так как вот уже девять лет я ему не родственница, но помогала ему выживать, насколько у меня хватало сил и средств.
Из всех разговоров и без них я понимаю, что это очень трудный больной, который вам не нужен ни при каких обстоятельствах. Понять это я могу, но должна услышать твой голос и твое решение, как единственного его кровного родственника, чтобы я имела право что-то предпринимать с его судьбой».
Лариса: — Получив это письмо, Лева сразу сказал: «Даже разговора нет — конечно, я его заберу. А то ее «чтобы я имела право что-то предпринимать с его судьбой» означало, что она отдала бы его в психушку. Оля же говорила: он ничего не знает, ничего не помнит. Сама же нам признавалась: «Я его тут ремнем гоняла...»
А ведь мы до разговора с ней даже не знали, что он больной, между прочим. Не поняли мы и другого момента — где она написала, что уже девять лет Игорю не родственница.
А разъяснилось все, когда через некоторое время через Парамонова и Симоняна Игорю дали квартиру в Бескудниково. Его надо было туда прописать, Лева взял его паспорт — и оттуда узнал, что они с Ольгой разведены с 1987 года. Никто из родственников об этом ничего не знал! Поэтому она так с ним и обращалась: забирайте, не нужен.
Лев вспоминает, что на 60-летие брату подарили «Жигули». Вскоре у него начались проблемы со здоровьем. И однажды машина исчезла. И вот после этого письма Ольги он ходил к нему на набережную Шевченко. Обычно вечером Яковлева уходила на спектакль, а братья гуляли. И Игорь всё говорил: «А где же моя машина?» Лев спрашивал: «Игорек, а ты помнишь, где последний раз ее поставил?» — «Да вроде здесь».
Лев переадресовывал вопрос Ольге, она, по его словам, только рукой махала: «А-а, ее уже давно растащили на запчасти». — «Ну, а где документы?» — «Игорь их куда-то спрятал, понятия не имею».
- А потом оказалось, что был такой человек, Костя Ефимов, друг Игоря, которого она попросила эту машину продать; он умер недавно, - говорит Лев. - Документы передала, все, что нужно. Ему и в голову не могло прийти, что он об этом ничего не знал. Ефимов нам рассказал, что лично вручил ей две тысячи долларов, вырученные от продажи. После чего она начала делать в квартире ремонт. Он был возмущен, узнав об этом...
А когда в 96-м она его выставила, и мы за Игорем приехали, консьержка сказала: «Слава Богу, что вы его забираете. Потому что нам надоело слышать этот мат, с которым она бегает по дому, по подъезду, его гоняет. А он, бедный, ночью в одних подштанниках. Заберете — ему хоть спокойней будет».
Деталь от Ларисы: «В последние годы, если заходил разговор об Ольге, он называл ее либо «Яковлева», либо «Петлюра».
«Точно, Петлюра, - реагирует Лев. - «И что этой Петлюре от меня надо?»
Разговаривали мы дома у Льва Александровича и Ларисы Васильевны. Конечно, не обошлось без мини-экскурсии.
— Вон видите комнату? - говорит Лариса. - Из нее «Скорая» и забрала Игоря в реанимацию, откуда он уже не вернулся.У него там кровать была, а у Левы — тахта, и он там все время с ним был. Игорь, как ребенок, от нас никуда не отходил. Иду на кухню, и он идет: «Лариса, я посижу с тобой?» — «Давай, Игорек, конечно». На дачу ездили, три лета там тоже жили с ним.
Он через пять минут все забывал, абсолютно. Однажды смотрю — из дома выходит, на нем все, что возможно, надето. Сумка в руках, в ней все Митькины игрушки. «Игоречек, ты куда собрался?» — «А я пойду, ребята меня звали в Тарасовку, у них сейчас сборы. Они меня пригласили, я схожу». А вокруг нашей дачи лес кругом. Говорю: «Ты знаешь, они действительно тебя приглашали, но сейчас поехали на тренировку. На обратном пути заедут, тебя возьмут — и тогда поедете в Тарасовку. Поэтому давай пойдем, все положим и подождем. Как они подъедут, я их сюда приведу». Он положил вещи, походил чуть-чуть — и все, ушло это наваждение.
А иногда случались такие диалоги. Нетто идет из своей комнаты сосредоточенным шагом. «Лариса! Лариса! Куда он ушел?» — «Кто?» — «Маслаченко». — «А что такое?» — «Вот только что я же с ним разговаривал, а уже его нет, ушел». — «Ну, пойдем к тебе в комнату». Входят, а там трансляция матча, и Маслаченко комментирует. Жена брата говорит: «Игоречек, дело в том, что он зашел буквально на две минуты. А потом вернется, потому что ему тоже с тобой надо поговорить. Сиди спокойно, смотри игру». Он досмотрел матч, и Маслаченко исчез.
Вот так их жизнь эти три года и текла. Все это время ему одна мысль покоя не давала: «Я хочу домой». — «Игоречек, домой нельзя». — «Почему?» — «Потому что там заперто». — «А ключи?» — «А ключи Ольга нечаянно увезла с собой на гастроли». — «А Мика, собака?» — «А Мика у Гали, Ольгиной сестры. Да ты не волнуйся, она скоро приедет».
Проходило десять минут: «А где эта Петлюра?» — «На гастролях. Ключи у Ольги, Мика у Гали». И настолько часто этот диалог происходил, что маленький внук, которому было три-четыре годика, выучил и говорил: «Дядя Игорь, Ольга на гастролях, ключи у Ольги, а Мика у Гали».
Но он все повторял: «Я хочу домой». То, что он был лишен привычной обстановки, где жил, тоже его подкосило.
Один раз он сбежал с дачи. После этого Лев и Лариса уже забор поставили. «Но представляете, мы в Черноголовке, шут знает где, и он до дому добрался!» - удивляется Лариса. И вспоминает подробности:
— Нам соседка говорит: «Ваш Игорь поехал в Москву». Как?! А у меня, говорит, сосед ехал на машине — Нетто стоит на дороге, голосует. Он остановился. И слышит: «Можете олимпийского чемпиона довезти до автобусной остановки?» Довез. Мы тут же звоним Ольге: «Оля, он сбежал и уехал. Думаем, что явится». Часа через полтора-два опять набираем и слышим: «Да, он приехал». На следующий день Лева его забрал.
Была еще одна ситуация... Ольга не сразу нас перед фактом поставила: забирайте или в психушку. Сначала она устроила его в какой-то реабилитационный центр для спортсменов при больнице на Каширке. И сказала: «А вы за это время решите, что будете с ним делать». Он оттуда все время пытался сбежать. Его ловили, а потом к нам подошла заведующая и сказала: «Вы его заберите, а то мы вынуждены будем отправить его на первый этаж, в психиатрическое отделение, где все под замком сидят. Потому что мы не хотим нести ответственность, если он сбежит и что-то случится».
И все-таки один раз его в это психиатрическое отделение посадили. Я туда один раз пришла, и мне стало дурно. Там абсолютно все ненормальные, сидят вдоль стен на стульях, кто в чем. И Игорь, в разных тапках, разных носках, весь потерянный. Говорю: «Лева, надо немедленно его отсюда забирать!» И вот тогда уже мы его увезли домой.
Сознание у него было волнами. Последний его день рождения, 9 января 1999 года, отмечали дома — там, где много лет спустя проходила наша беседа. Здесь собрались коллеги Нетто, долго сидели под елкой, разговаривали. У спортсменов свои футбольные разговоры: «А вот помнишь, в том матче Иванов отдал пас Симоняну, и тот забил?» — «Да нет, наоборот было!»
Игорь сидел, слушал. И вдруг говорит: «Замолчите. Все было не так. И вдруг он стал говорить, кто в той атаке получил мяч, кому передал и кто забил». Они, ничего подобного не ожидавшие, ошалели: «И ведь правда так было. А мы тут спорим». Комбинацию описал в точности — и это в своем состоянии!
На том дне рождения он себя чувствовал прилично. Родные даже удивлялись, в каком хорошем он состоянии. Это было 9 января. А 18-го Лариса улетела в Нью-Йорк, и, пока ее не было, он заболел. В том письме, которое процитировано выше, Ольга писала, что у него что-то с легкими. Но тут возникла беда с почками.
Вызвали «Скорую», но становилось все хуже и хуже. Потом профессор Мазо объяснил: когда у Игоря стали отключаться функции головного мозга, сознание, то перестали поступать сигналы к внутренним органам. То к одному, то к другому. Этот профессор, светило, бессребреник, знал Игоря очень давно, лечил и очень любил.
Игорь Александрович лежал в реанимации, и туда никого не пускали. И когда ему было уже очень плохо, профессор специально пришел в реанимацию, чтобы провести туда Льва и самому посмотреть на Игоря. По своим каналам договорился, завел его туда. Игорь уже ничего не говорил.
Он лежал с кислородной маской и закрытыми глазами. Доктор сказал: «Игорь Александрович, посмотрите, кто к вам пришел!» И снял маску. Брат сразу открыл глаза. И заулыбался. Лев начал с ним разговаривать, говорил первое, что в голову приходило: «Игорек, все будет хорошо» — и в таком же духе. Он только глазами подтверждал, что все понимает. А самое главное — у него было какое-то радостное выражение лица. Ни тени какой-то боли, страдания, отчаяния — а словно все хорошо.
Это продолжалось пару минут. Врач подошел, поднял простыню на ногах — а они уже черные. И холодные-холодные. Чтобы Лев понял, что надеяться уже не на что. Потом подходит к нему и говорит: «Игорь Александрович, всего хорошего». Сказал что-то ободрительное, и Лев тоже добавил: «До встречи!» Игорь слушал и улыбался. Он уходил из жизни радостным...