Ранним январским утром 1876 года коллежский регистратор Егор Иванович Фунтиков явился в присутствие. Потому что со старого года оставалось у него одно дело, совершенно неотложное. Важно было кончить его до того, как столоначальник коллежский советнику Ржевин сядет за стол и откроет чернильницу.
По осени привезли в канцелярию генерал-губернатора чернильные орешки, и управляющий тотчас распорядился достать медный купорос и большую банку, пылившуюся в углу за шкафом. У этой банки было узкое горлышко, и мыть ее было положительно неудобно. А управляющий строго-настрого наказал вымыть «самым что ни есть натуральным образом», да еще и опустить на дно около двух долей салициловой кислоты. «А не то зацветут чернила!» – строго заключил столоначальник Главного управления Восточной Сибири и постучал пером о край письменного прибора. Прибор был очень занятный, Егор Иванович так загляделся на него, что мытье пыльной банки показалась уже совершенною пошлостью, решил просто добавить в нее лишнюю долю салициловой кислоты. Или борной – недавно в одной газете, в статье «Общеполезное сведение» коллежский регистратор Фунтиков вычитал: «В канцеляриях и вообще всюду, где изводится много чернил, вполне достаточно взять один золотник кристаллов борной кислоты на пять бутылок чернил. Или наполнить маленький полотняный мешочек кристаллами кислоты и погрузить его в банку с чернилами. Кислота, постепенно растворяясь, будет препятствовать образованию плесени».
Полотняные мешочки коллежский регистратор счел деталью излишней, но саму кислоту, не скупясь, засыпал во все чернильницы, до бутыли же руки не дошли. Перед Новым годом, когда чернильницы опустели, он достал из-за шкафа большую банку и увидел плесень… А на всю канцелярию не осталось уже ни одного чернильного орешка!
Праздник был решительно и бесповоротно испорчен. В самую новогоднюю ночь Егору Ивановичу приснился номер «Иркутских губернских ведомостей», и в Официальном отделе крупным шрифтом: «Увольняется от настоящей должности и вовсе от службы, без прошения коллежский регистратор Егор Иванович Фунтиков за уклончивость от выполнения возложенных на него обязанностей и допущенные через это беспорядки».
От ужаса Егор Иванович проснулся и уже не ложился до утра. А как рассвело, собрался в дорогу – домой, в уездный Нижнеудинск. Вещей было немного, главным образом, книги, ну а накопившиеся за время службы газеты он оставит хозяйке квартиры – на растопку. Егор Иванович стал собирать их в общую стопку и наткнулся на объявление в апрельском номере: иркутский типограф и книгопродавец Никифор Синицын рекламировал новый товар – чернильную бумагу двух цветов, черного и фиолетового. «Она чрезвычайно практична и удобна, в особенности в дороге: листок, опущенный в горячую воду, дает мгновенный результат».
В десять утра Егор Иванович уже стоял у дома под номером 92 на Харлампиевской. Это было глупо, конечно для 1 января, но ждать положительно не было никакого терпения – и Егор Иванович постучался в окно. Потом, осчастливленный, помчался в аптеку, где накупил и борной и салициловой кислоты, и большую банку с узким горлышком. И хотя эта банка была совершенно чиста, старательно вымыл ее изнутри и снаружи.
В присутствии он первым делом достал из-за шкафа старую банку с заплесневевшими чернилами и торжественно передал ее дворнику – на уничтожение. Потом аккуратнейшим образом наполнил все чернильницы и с любовью оглядел канцелярию, прежде казавшуюся такой неуютной. И до того, как появился столоначальник, успел еще написать на блокнотном листочке заветное: «коллежский регистратор Фунтиков – губернский секретарь Фунтиков – коллежский секретарь Фунтиков – титулярный советник Фунтиков – коллежский асессор Фунтиков – надворный советник Фунтиков – коллежский советник Фунтиков – статский советник Фунтиков – действительный статский советник Фунтиков – тайный советник Фунтиков!» На «тайном» Егор Иванович не сдержался, мечтательно взмахнул рукой – и большая клякса встала вместо точки.