С одним из последних пароходов в числе прочей литературы пришла книга Макса Зингера «Разбуженный океан». Автор описывает первую северо-восточную колымскую экспедицию, в которой он принимал непосредственное участие.
Каждая книга, посвящённая Северу, естественно встречается с живейшим интересом трудящимися Камчатки. Особенное внимание вызывают описания нашего полуострова. Однако со времени выхода в свет книжечки З. Рихтер «У белого пятна» и других трудов столь же «компетентных» авторов читатель привык разворачивать каждую новую книгу с боязливым ожиданием новых перлов вроде «осетровых пупочков — любимого кушанья камчадалов» или земляники, в изобилии произрастающей на Никольской сопке.
У Макса Зингера также имеется глава о его пребывании в Петропавловске, целиком посвящённая петропавловскому совхозу. Раскрываем книгу на стр. 10 и читаем: «Наркомзем командировал знатока молочного и сельского хозяйства коммуниста-датчанина Шеца учить сибиряков мудрости землеведения в Петропавловске на Камчатке».
Не вдаваясь в оценку личности Шеца, позволим себе заметить, что учить сибиряков, находясь на Камчатке, так же остроумно, как обучать чукчей охоте, пребывая в Алуште или Симеизе. Молочное хозяйство также как будто бы входит в сельское. Но это всё мелочи. Однако, пропустив несколько абзацев, снова натыкаемся уже на такое, от чего… Впрочем, предоставим слово автору.
«Гигант совхоз-комбинат поставляет мясо, овощи и корнеплоды Камчатскому краю. Камчатский совхоз оказывает высокоценное культурное влияние на северные окраины Дальнего Востока».
Мы не собираемся уменьшать роль совхоза и опорачивать его деятельность. Но для ясности даём справку, что «совхоз-комбинат» до 1933 года почти не давал товарной продукции не только области, но и городу. Не далее, как в прошлом году этот самый «комбинат» возлагал большие надежды на то, что его обезпечат семенами картофеля колхозы Мильковского района. Где уж тут говорить об обезпечении области, да ещё в 1932 году!
«Совхоз создал сельскохозяйственную смену молодых агрономов, которые прошли здесь учебу и практику… Пятьдесят восемь агрономов узкой специальности выпустил за одно лето совхоз».
Откуда взял уважаемый корреспондент эти поразительные данные — одному Аллаху известно. Камчатка и до сей поры не имеет такого количества агрономов, хотя бы и узкой специальности. Если М. Зингер имел в виду сельхозуч, то во-первых — курс обучения продолжался не одно лето, во-вторых — квалификация выпускников весьма низкая — не выше бригадира животновода или полевода, в-третьих — их было выпущено всего 12.
«Велика организующая сила совхоза: она забивает старый Петропавловск. Совхоз — это новый трудовой город Советской Камчатки», — захлёбывается далее М. Зингер. К сожалению, мы должны умерить его восторги. «Старый Петропавловск» отнюдь не собирается стать придатком совхоза. Расширяющийся порт, строящийся судостроительный завод, театр, кино, музей, развивающееся жилищное строительство — постепенно превращают Петропавловск в настоящий культурный центр области. Не отрицая организующей силы совхоза, «ехидно» позволим себе заметить, что совхоз прибегает к помощи городских коллективов, чтобы обработать свои поля. Ударники помощи совхозу во время полки и уборки — обычное дело.
На всю работу совхоза М. Зингер смотрит сквозь розовые очки, густо покрывая лаком все недостатки. Нам неизвестны мотивы, побудившие его к столь явному извращению действительности, но факты налицо. Чуть дальше читаем:
«В совхозе белело несколько военных палаток. Казалось, что в совхозе не был разрешён жилищный вопрос. Но это не верно. Шец не давал новому рабочему сразу все блага. Палатка — это карантин,
сквозь который проходил каждый работник совхоза. Шец присматривался к новому человеку, оценивал его, а новый человек должен был показать свою работоспособность и преданность общему делу. И когда он доказывал её, он получал вот такой же белый с ультрамариновыми полосами стандартный дом, возле которого мы стояли с директором замечательного совхоза».
Нельзя без возмущения читать эти измышления. Жилищный кризис ещё продолжает оставаться большой трудностью в Петропавловском совхозе. Начальник АКО тов Адамович, занимавшийся лично этим вопросом, и теперешний директор совхоза тов. Хонин приложили много усилий к тому, чтобы обезпечить рабочих совхоза жильём. Однако получение каждым рабочим «белого дома с ультрамариновыми полосами» — явное измышление.
До сего времени мы думали, что дом отдыха в Начиках, просуществовавший один год, принадлежал АКО. Оказывается, ничего подобного. Это «совхоз подумал об отдыхе для своих работников. В селе Начики, где бьют горячие ключи, выстроен дом отдыха. Усиленное питание, груши, яблоки, чернослив, крыжовник, чёрная и красная смородина последнего петропавловского урожая, мясо, масло и молоко совхоза получали отдыхающие».
Читателя берёт оторопь. Откуда взялись на Камчатке яблоки, груши и чернослив? До сего времени город получает лишь раз в год яблоки, привезённые с материка, а о грушах и не помышляет. М. Зингер разъясняет и это недоразумение.
«В фруктовом питомнике акклиматизировалось двести шестьдесят пять яблонь и груш, принялась сирень на неприветной камчатской земле».
Фруктовые деревья действительно были посажены, но фруктов с них пока было собрано столько же, сколько с любой камчатской берёзы. Если т. Зингер и кушал яблоки, любезно подсунутые ему директором совхоза, то, смеем уверить, выросли они где-нибудь в Крыму или под Тамбовом.
Далее начинается уже подлинный бред параноика. Зингер повествует о замечательно ароматичном мёде, который получает город от совхозных пчёл, об американском скотном дворе с электрической дойкой коров, который заканчивается оборудованием 1 сентября 1932 года, о кочанах капусты в 16 и 17 кило весом, о четырёх с половиной тысячах цыплят, выведенных в инкубаторах, и тому подобных вещах.
Слов нет, всё это можно сделать, мы бьёмся за то, чтобы были и мёд, и цыплята, и дом отдыха, и цветы и фрукты. И несомненно добьёмся всего этого. Но М. Зингер чересчур увлёкся в своем пророческом рвении. Поторопился.
У него уже в 1932 году «двенадцать мощных тракторов выкорчевали и разделали пятьсот пятьдесят гектаров». Пятьсот пятьдесят! И не цифрой меньше приводит М. Зингер, очевидно, для того, чтобы случайно не ошибиться. И как на грех тоже ошибается. По крайней мере, посев в текущем году в совхозе будет производиться всего на 107 гектарах несмотря на систематическое увеличение посевной площади за три года.
Столь необузданная фантазия автора под конец главы утомляет читателя. Уже равнодушно он читает о том, что «двадцатиградусные морозы считаются лютыми для Камчатки» (бедные мильковцы! Они, должно быть, уже все повымирали при 40 градусах средней январской температуры), о шестистах четырнадцати рабочих и служащих совхоза (около трехсот в текущем году при наличии ежегодного роста), о тракторе, заменявшем «дорогостоющую собачью упряжку» и о других столь же «достоверных» вещах.
Мы питаем глубочайшее уважение к Максу Зингеру, мы уверены в том, что побуждения, вдохновившие его на столь возвышеные описания, отличались полным безкорыстием и любовью к истине. Само собой, мы также не в состоянии представить себе достопочтенного корреспондента центральной прессы в роли олуха, который, доверчиво разинув рот, записывает в блок-нот цифры и факты, взятые с потолка и преподнесённые ему первым встречным авантюристом.
Поэтому мы умолчим о том, что в магазине камчатского отделения КОГИЗ’а после прочтения книги М. Зингера долго сомневались: относится ли «Разбуженный океан» к юмористическим произведениям или его нужно положить вместе с фантастикой, о том, что некоторые старожилы, не смущаясь, называют М. Зингера «беззастенчивым брехуном», «досужим борзописцем» и другими нехорошими именами, что цитаты из книги, приведённые на некоторых собраниях, вызвали громовой хохот.
О всём этом мы умолчим. Мы позволим себе только скромно изумиться: почему до сего времени о Камчатке не написано ни одного подлинно научного труда, ни одного правдивого очерка? Воздух, что ли, камчатский располагает к вранью? Или климат?
Впрочем, соседи из Якутской области передают, что на М. Зингера воздух Якутии оказал такое же действие, как и камчатский. Очевидно не в воздухе дело.
В чём же дело?
Этот вопрос мы задаём московскому комитету союза советских писателей, в числе членов которого имеет честь состоять указанный Макс Зингер.
Ожидаем ответа. А пока тов. Зингер — «примите и пр.», как пишется в дипломатических нотах. На «пр.» начинается много хороших слов. Например: «простодушный», «простофиля», «проведённый» (за нос) и наконец — «просто враль».
Обязательно примите «пр.».
А. Риэль.
Камчатская правда. — 1935. — 24 мая. — № 118.