Карел Чапек — чешский писатель и драматург, один основателей научной фантастики, крестный отец термина «робот» (хотя слово придумал его брат Йозеф, популяризатором стал, конечно же, Карел). Его произведения «Война с саламандрами», «R.U.R», «Средство Макропулоса» безоговорочно входят в сокровищницу мировой культуры. Но творчество Чапека не ограничивается только ими.
Первый роман Карела Чапека, «Фабрика абсолюта», сейчас известен гораздо меньше. Не скажу, что он совершенно забыт, но читают и знают его гораздо меньше, чем ту же «Войну с саламандрами». И, по-моему, совершенно зря: роман глубокий, сильный и не менее пророческий, особенно если учитывать, что написан он был на полтора десятилетия раньше.
Исходное фантастическое допущение в романе простое и изящное. Некий инженер в чешской провинции изобретает способ полностью превращать массу в энергию (то самое E = mc^2), причем не мгновенно, а постепенно, в своего роде «атомном котле» (который в романе называют «карбрюратором»). Почти дармовая энергия в почти неограниченном количестве, основа основ утопии. С одной небольшой поправочкой: в качестве побочного эффекта из сжигаемой материи выделяется то, что, собственно, соединяло ее в единое целое на самом глубинном уровне: абсолют.
Да-да, именно тот самый абсолют — божественная эманация, эфирная благость, назовите как угодно. Эонами он был сокрыт в глубине материи, а тут вдруг благодаря одному изобретению вырвался на волю, пронизывая и наполняя собой все вокруг. Люди, оказывающиеся вблизи источника абсолюта (то есть работающего «карбюратора») переполняются религиозным экстазом, возносят молитвы и раздают все свое имущество бедным.
Правда, если их изолировать от абсолюта, через какое-то время они излечиваются… Вот только изолировать их становится все труднее: производство карбюраторов запущено на полную мощность и эти устройства начинают наполнять абсолютом самые неожиданные учреждения — банки, министерства обороны... Церкви, наконец.
Чапек предельно саркастичен. К чему приведет проявление божественного абсолюта в нашем обществе, бесконечно раздробленном на страны, кланы, религии, корпорации, спортивные клубы и кварталы (именно нашем — за сто лет с момента выхода романа в этом отношении не изменилось ровным счетом ничего)? Да только к одному — все мгновенно передерутся, выясняя, чей абсолют самый абсолютный и правильный, а деятельность церквей сведется не к тому, чтобы все это прекратить, а наоборот, каждая из них постарается возглавить свой личный «кусок абсолюта» и насильно привести все остальные к своему личному общему знаменателю.
Короче говоря, начнется великая мировая война. Чапек ошибся совсем немного: в романе Величайшая Война начинается в 1944-м году. Реальная без всякого абсолюта началась всего на пять лет раньше…
Что сделал Чапек в своем романе? Он взял гоббсовское понятие «война всех против всех» (Bellum omnium contra omnes), якобы описывающее состояние человеческого общества до возникновения так назвываемого «общественного договора», и художественными методами наглядно продемонстрировал, что эта самая «война всех против всех» - и есть суть «общественного договора», и достаточно лишь малейшего нарушения равновесия, чтобы из фазы «бумажно-финансовой» войны она мгновенно превратилась в самую что ни на есть «горячую».
И ведь все исключительно из самых благородных и лучших побуждений! Как же можно оставить заблуждающихся без внимания? Они ведь так и будут дальше заблуждаться, а это совершенно неприемлемо! Привести их немедленно в «правильное понимание вопроса», любыми средствами! Нас ведет сам абсолют — брат, ты же чувствуешь, как он тебя наполняет?..
Что интересно — несмотря на общий весьма мрачный и скептический настрой романа, на все недоверие и презрение к современным институтам власти (кто-то сомневается, что в современном мире церковь — любая — это именно институт власти?), Чапек заканчивает его на почти оптимистической ноте, которая лучше всего выражается названием другого романа: «Прощай, оружие». Однажды последние выжившие в войне солдаты (все тринадцать человек) соберутся вместе и скажут: «Что-то нам надоело, братцы. Пойдем-ка по домам».
Неужели действительно наш единственный шанс — дожидаться, пока останется лишь тринадцать выживших?..