Уважаемые читатели! Просьба – не возмущаться событиями в рассказе. Речь идёт о реальных, далеко не единичных, фактах войны на Донбассе. Есть желание, – ознакомьтесь с официальной статистикой гибели детей и мирных граждан от действий ВСУ на Донбассе,– почти за восемь лет. Если помолитесь, – и о живых, и о тех, кого уже нет, – низкий поклон вам за ваши молитвы.
Марина сидела на скамейке в детском скверике недалеко от дома. Катюшка и соседский Ромка сосредоточенно возились в песочнице, – похоже, террикон возводили. Марина щурилась от ласкового солнышка, улыбалась… Про себя повторяла: Ваалера!.. Ну, что ж за ночи-то такие короткие!.. Только пришёл домой, и уже снова уходить надо… А я как?.. Ой, Валерочка! А мне так надо, чтобы снова… вот прямо сейчас, – Марина прикрывала глаза, вспоминала Валеркины губы и руки, бесстыдные такие. Когда ж ещё у тебя хоть полденёчка будет, чтобы дома побывать… Улыбалась Марина ещё и потому, что шестилетний Ромка старательно и заботливо отряхивал песок с Катюшкиных волос и с беленького, в горошек, платьица.
Массированный обстрел посёлка начался ближе к полудню. Марина вскочила со скамейки, протянула к детям руки, – быстрее схватить обоих и бежать, – через дорогу, в пятиэтажном доме, подвал-бомбоубежище, уже не впервые случается пережидать там обстрелы…Катюшка беспомощно оглянулась: она взяла с собой в скверик котёнка, рыженького, с розовым носиком, Марсика. Марсик играл с сухой былинкой на поляне, за песочницей. Испуганно прищурил ушки, пригнулся к земле… Катюшка заплакала:
- Марсик, Марсик!..
Ромка бросился из песочницы за котёнком… И в ту же секунду – в мгновенье ока!.. – из маленькой песочницы песок взлетел столбом… и разлетелся миллионами брызг…
Ромка громко плакал и прижимал к себе котёнка. Испачкал футболку и волосы Катюшкиной кровью, – помогал Марине поднять дочку на руки…
В себя Катюшка пришла в больнице, – всего на минуту. В тёмно-серых, папиных, глазах – удивление… Мама склонилась к ней и плакала… Катюшка прошептала:
- Мамочка, не плачь… это же всё заживёт, – до свадьбы…
Это отец так всегда утешал малышку, красавицу свою, когда неизбежно случались поцарапанными или разбитыми коленки и локти. Целовал Катюшку, на руках баюкал, сам смазывал разбитые коленки, прижимал к себе дочку:
- Ну, вот и всё! До свадьбы заживёт, Катерина Валерьевна!
Безутешно плакала врач, Анна Павловна:
- Гоосподи!.. Да там и тельца такого не было… чтобы столько осколочных ран!..
Впервые Валерию хотелось, чтобы Марина заплакала… А она смотрела на Катюшку, на куклу, которую кто-то из соседок положил рядом с малышкой… Смотрела, а сама была словно заледенелая… Не говорила ни слова. Валерий не понимал, как его сердце ещё стучит: оно же разорвалось на куски… и продолжает стучать. И виски тоже рвались, – он сейчас слышал, как тогда, в роддоме, растерянно и горько плакала Маринка:
- Врач сказал, что я больше не смогу рожать… и у нас больше не будет детей…
Не плакала, когда стояла на коленях и обнимала маленький холмик…
Валерий не отходил от жены ни на шаг. Прошёл почти месяц, – когда она заговорила… Стояла у окна, – шёл дождь, мягко шуршал в вишнёвых ветках, блестели в каплях спелые вишни… Марина сказала:
- А ты купи мне куклу. Такую же.
Валерий точно знал, что сердце его будет биться, – даже так, когда оно разорвано в клочья… Были секунды, когда боль становилась невыносимой… и пусть бы уж оно – не сердце, а сплошная рана, – просто перестало биться, думал Валерий. А теперь Марина сказала: ты купи мне куклу… – и он понял, что будет жить с разорванной раной вместо сердца, потому что Марину нельзя оставить одну…
Он подошёл к ней, обнял за плечи, прикоснулся губами к волосам, к шее… А она повернулась:
- Я его знаю. Я помню его.
Валерий замер.
- Кого, Мариночка? – спросил осторожно.
- А помнишь, я рассказывала тебе недавно… Они выходили со двора Ермаковых. Дед Тимофей с монтировкой бежал за ними, а тот, что бутыль с самогонкой держал, ударил деда ногой, потом – кулаком в лицо… Дед упал, а всу-шник смеялся:
- Чэкай, диду! Шчэ не оговтаешся, як прылэтыть тоби, – самэ вид мэнэ! Я вжэ постараюся зарядыты «Град», шчоб точнисинько тоби – у макивку! Одын чорт, – бутыль у тэбэ останний! (Жди, дед! Ещё не опомнишься, как прилетит тебе, – именно от меня! Я уж постараюсь зарядить «Град», чтобы точненько тебе – в маковку! Один чёрт, – бутыль у тебя последний! – перевод автора).
Марина торопливо вспоминала:
- Тогда они ещё белую гусыню дедову поймали, – она с гусятами паслась во дворе. Уже за посёлок вышли, а всё слышно было, как заполошно кричит гусыня… – Марина прикрыла глаза: – Я его очень хорошо помню: лицо квадратное… руки у плеч, – как дедов бутыль, а глаза бесцветные какие-то… словно и нет глаз, – пустыми дырками смотрит…
Валерий растерялся. Снова склонился над Маринкиной головой, тоже заторопился, говорил, – сам себя не слышал:
- Я… куплю куклу… Такую же. Буду вот в Луганске, – куплю…
Марина снова молчала, – всю неделю… Ночью не смыкала глаз. Валерий тоже не спал, курил, – почти беспрерывно… Уже перед рассветом уронил голову на подоконник… И снилась ему Катюшка, – взрослая… в свадебном платье. Марина расчёсывала длинные светлые Катюшкины волосы…
И не слышал, как Марина бесшумно поднялась, вышла из дома…
У поселкового магазина остановилась потрёпанная Ауди-100. Марина, не отрываясь, смотрела на вышедших из машины хлопцив. На неё оглянулся один, тот самый… С квадратным лицом и пустыми глазами. Рассмотрел, однако, полурасстёгнутый Маринин халат, растрёпанные волосы… С грязной ухмылкой кивнул на неё своим дружкам, вразвалку пошёл к ней… Марина наклонилась, нашарила камень, – с острым краем, как надо… Медленно выпрямилась. Смотрела в пустые глаза всу-шника. И в бесцветных, совершенно пустых глазах вдруг что-то сверкнуло, – от безотчётного страха. Он попятился, в ужасе заволав (завопел):
- Хлопци! Вона ж той!.. Не сповна розуму!.. (Ребята! Она же это!.. Не в своём уме!)
А Марина шла к нему… Он с дурной силой толкнул её в грудь. Марина упала, – здесь испокон веку выступали из земли острые камни… Из пробитого виска хлынула кровь. Хлопэць лихорадочно достал из кармана пошарпану пистолю (потрёпанный пистолет), выстрелил… А рука тряслась, – не в грудь попал, а в живот…
ВСУ-шники запрыгнули в Ауди, машина сорвалась с места…
Валерий бежал к магазину… Поднял Марину на руки. Распущенные волосы потяжелели от крови, и родные синие глаза кровь залила… Марина прошептала:
- Беедный!.. Я не хочу, чтобы ты один остался… без нас с Катюшкой…
В больнице к Валерию вышел врач:
- За двоих молись, – беременная твоя жена. Недель пять, – наверное, и сама не знает ещё…
Не знала, конечно, Маринка, не думала даже: как родилась Катюшка, сказали, что больше не будет у них детей…
- Что ж, – закурил седой врач, – случается всякое… А ты иди… Она в себя не приходит.
Ночь просидел Валерий у холмика за старым терриконом. Гладил землю руками… и замирали его ладони, какие-то хрупкие стебельки пальцами чувствовал, – успели, значит, прорасти за этот месяц… Перед рассветом посёлок снова обстреливали из «Града»…
На позиции Валерий вернулся в тот же день. С Мариной в больнице осталась его сестра, Анечка. Мужики притихли, – не ожидали увидеть командира. Но Потапов поспешно закурил, зыркнул сурово:
-А что, – лучше, если бы он там один сидел? Что ему там делать!..
Протянул Валерию пачку с сигаретами, головой незаметно покачал: вот когда позывной Валеркин оправдался! До этого – Ковыль и Ковыль… Трава степная, здешняя, родная… а теперь рассмотрел Потапов в тёмно-русых Валеркиных волосах серебристые ковыльные нити…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»