Игру рождают правила. Если бы каждой шахматной фигуре не соответствовали свои правила движения по полю, шахматы бы стали хаотичным метанием странных фигурок на клетчатой доске. Эта игра рождается из ограничения, и отсюда же приобретает свою индивидуальность каждая фигура: ее сущность определяется не только тем, что она может, но и тем, что не может.
С этой точки зрения игра — это набор ролей. Там, где общественная жизнь упорядочивается, переходя от хаоса к устойчивой системности, правила становятся все более жестким и действенным механизмом регуляции, а игра ложится в фундамент общественных отношений. Не являются ли эти отношения лишь набором игровых ролей и ситуаций, число которых принципиально ограничено?
Но в этом случае есть риск превращения нас в марионеток, пусть и рациональных: мы соглашаемся играть по правилам, потому что нам удобно, когда по тем же правилам играют другие. И так мы замыкаем себя в специфическом пространстве, которое все более превращается в формализованную, зарегулированную клетку. Ведь не случайно шахматные фигуры движутся строго по клеткам.
Что может прийти нам на помощь? Как ни парадоксально, снова игра. Нужно лишь заново запустить процесс игрофикации реальности, и вот уже окружившие нас стены правил истончаются и растворяются в эфире несерьезности, роли и статусы сходят, как обгоревшая кожа, результат как высший смысл деятельности уступает место процессу, и в конце лабиринта правил брезжит маячок свободы. А все потому, что игра обладает бесконечным творческим потенциалом как в формировании новых структур, так и в их разрушении ради чего-то еще более нового. Таков механизм развития, причем не только общества в целом, но и отдельной личности: ее развитие без игры невозможно. И дети знают это не хуже философов.