Галина Ицкович продолжает делиться впечатлениями о путешествии в Португалию.
Намеренно поселившись в Шиадо, я не намерена отказываться от фадо! В первый же вечер мы решаем послушать хоть чуть-чуть, невзирая на джетлаг. А вот и вывеска «Фадо в Шиадо». Войдя в здание, я чувствую пожатие руки ковида, небольшое такое напоминание о том, что в мире пока еще бушует пандемия: все пусто и пыльно, как давеча в аэропорту; эскалатор застыл. Лифты правда приходят по вызову, но сесть в лифт в абсолютно пустом здании страшновато, а потому топаю на пятый этаж пешком. Там действительно находится билетная касса, a молодой человек в окошке подтверждает, что концерт сегодня состоится в любом случае. Мне кажется, я слышу невысказанное «даже если в зале будете вы одни»… Я выбегаю на улицу… никого. Тут, похоже, два входа. А муж явно ждет меня у другого. Улица совершенно идентична той, с которой я заходила, но я возвращаюсь в здание и, слегка поплутав, действительно нахожу второй выход. И тут никого, но улица, кажется, немного отличается. Может, быть, второй выход находится не на параллельной улице, а здесь же рядом? И, только пройдя метров пятьдесят по улице, я слышу голос мужа. Он, оказывается, отошел на минутку, а вернувшись, не нашел меня у двери и решил войти вовнутрь… Видимо, в тот момент я как раз исследовала параллельную улицу. Уже вернувшись в здание к началу концерта, мы выяснили, что коридор внутри тоже раздваивается, так что мы могли бы гораздо дольше бегать по кругу.
А концерт… концерт оказался гораздо лучше, чем ожидалось. Зрителей кроме нас было человек пятнадцать, но старались они вовсю: хлопали, подпевали знакомым мелодиям, щелкали, и дважды вызывали на бис и певца (в коимбрском стиле, к особенностям этого стиля мы еще вернемся), и традиционную певицу.
Но если мы начнем говорить о фадо, если мы присмотримся поближе к этой традиции, к тоске о несбыточном (ни в коем случае не ностальгии!), нам придется вспомнить об Эпохе Великих географических открытий, о том, что отняли и дали португальцы миру. Что принесли они «дикарям»? По большому счету, христианство и порох. Что отняли? Свободу, золото, специи, слонов, носорогов, ткани… список слишком длинен, чтобы уместиться на одной странице. Золота было столько, что его использовали кровельщики, взять хотя бы крышу монастыря Жеронимуш. Потомки строго судят завоевателей, но что делать с этими, растерявшими почти все? Жалеть? Гневаться? Восхищаться? Презирать? Я выбираю восхищение с оттенком сочувствия, про себя отмечая по всему миру следы их пребывания. Этакие португалинки, рассыпавшиеся бусинки.
В Жеронимуше похоронены великие португальцы, в том числе Васко де Гама. Это, кстати, второе увиденное мною надгробие мореплавателя. Умер он в Индии, прах был перевезен в Португалию только через четырнадцать лет, так что надгробие в Кочине осталось. Но так, наверно, справедливо: открытая им и порабощенная при его прямом участии страна стала для него родной, так тюремщик привыкает к заключенным.
Найдя в справочнике название ресторана «Гамбринус», я почла своим долгом поужинать именно там. Ресторан известен еще с тридцатых как место встречи политиков и знаменитостей. Ну конечно же, никто не ожидал найти атмосферу того самого, нашего «Гамбринусa», пивнушки на Дерибасовской, где Сашка-музыкант провозглашал жизнь своим искусством, но все-таки отозвалось, тенькнуло в душе одесское название. Мы прошли сквозь ряды столиков, в ходе пандемии перебравшихся, растекшихся с тротуаров на мостовую, мимо красочных щитов с изображениями любимых национальных блюд вроде бакалао и жареных сардин, мимо зазывал, игнорируя всю эту плебейскую суету, и толкнули неприметную дверь. Там, за дверью этой, скрывался классический шик, столовое серебро блестело настоящим серебром, вино охлаждалось в ведерках около каждого стола, и нашего брата туриста не было видно вообще. В обеденном зале привлекала внимание большая компания: мужчины в смокингах или в псевдодемократичных идеальных хай-тековских рубашечках, дамы… дамы разделялись на две категории: постарше и позападней, с минимальным, но безусловно профессионально наложенным макияжем; и помоложе, с не менее идеальными, но по-боевому загримированными личиками, в более смелых нарядах, с бо́льшим блеском в глазах… Также у стола сидели две комнатные собачки.
Мы садимся на возвышении перед камином. До чего же здорово играть в эти аристократические игры после суматошного дня, после плебейских масок и презренных домашних тестов (наши QR-коды не читаются местными сканерами).
Через несколько минут мы стали различать отдельные голоса… так и есть, более молодые дамы разговаривали между собой по-русски:
— После дефолта папа был вынужден пойти в казино, а Мише досталась нефть… перебрался в Манхэттен… потому у меня американский акцент…
— …все-таки выработала британское произношение… при всех недостатках Кэмбриджa…
Собачки деловито расправлялись с бараньими косточками — сам Гамбривиус, германский король, похитивший у богов секрет брожения, с кружкой в навечно застывшей в воздухе руке, не отказался бы от здешней нежнейшей баранины. Мы решили было ограничиться шампанским и устрицами, но потом увидели, как сервирован биск, суп из лобстера… и какой тут гаспачо, гаспачо в ледяном бокале, гаспачо — нежная и в то же время крепкая розовая пена, одновременно еда и десерт… Вообще-то гаспачо — суп испанский, точнее, андалузский (испанцы из других регионов немедленно возразят, что это рецепт именно их бабушки, но местный патриотизм при упоминании такого типично испанского блюда, просто-таки воплощения духа страны, вполне ожидаем). Вся хитрость помидорного супа — это умение взбить его в легчайшую пенку. Говорят, в португальском варианте добавляют еще и сардины (португальцы, кажется, ко всему добавляют сардины), но в «Гамбринусе» ценят прежде всего традицию… так что никаких сардин. И так тепло было у камина, что даже счет огорчил нас гораздо меньше, чем предполагалось.
На другое утро все же навещаем Альфаму, войдя через нижние ворота, те, что недалеко от музея Лиссабона, бывшего дворца вице-короля Индии шестнадцатого века постройки, мануэлинская готика по венецианским образцам, он же фонд Сарамаго. Здесь проходила крепостная стена Мурерии, отделявшая и охранявшая здешних мавров от прочих соседей. От стены остались ворота и сад с фонтаном Лошадей, Чафариз дос Кабалос. Кажется, это первый общественный фонтан, датирующийся тринадцатым веком.
Альфама — самый древний и не изменившийся район Лиссабона. Где та улочка, по которой 15 лет назад мой опьяневший от филантропизма и зеленого вина супруг тащил узлы, вырванные из рук обалдевшей от его напора старухи? Кажется, вот эта… или та? Проулки-лесенки похожи друг на друга, но и неизменны в своей средневековой запутанности. Единственное изменение в Альфаме — это фотографии на побеленных стенах узких крутых аллей. Фотографии и имена жителей, потомственных рыбаков и их жен, продающих рыбу, а, может, и что другое, не зря рынок неподалеку носит название Базара Воровок, и, конечно, певцов и музыкантов, воспевавших трудную, развеселую до слез их жизнь, — проект молодой женщины, влюбившейся в это место, Камиллы Ватсон. Некоторых из изображенных на фотографиях стариков уже нет в живых, но вот остался этот памятник людям, сохранившим дух и букву Альфамы.
Гости, гостиницы, гостинцы
I
Сегодня мы на время прощаемся с Лиссабоном и отправляемся в северную часть страны. Следующий на нашем пути городок Обидуш (это фонетическое написание, с португальским акцентом), а потом Порту, но вот беда, добраться до Обидуша автобусом очень легко, а вот в Порту напрямую не добраться никак, поэтому приходится пересесть на колеса. По лиссабонским холмам да по узким улочкам Обидуша ездить на машине не очень-то радостно, но зато дороги за городом чудесны, и можно не только глазеть по сторонам, но и останавливаться в полюбившихся местах.
Обидуш — традиционный подарок царственной невесте от монарха Португалии, этакое географическое колечко на монархический пальчик. «Город невест» подносился будущим королевам на подносе точно так же, как нам, усталым путникам, подносится нынче шоколадный стаканчик жижиньи, местного вишневого ликера — сладко, пьяняще, липко, но отказаться невозможно. Обидуш невероятно хорош собой и сейчас: стоит вскарабкаться на окружающую его крепостную стену, чтобы оценить идеальное сочетание терракоты крыш и белоснежной побелки стен (советую карабкаться до второй рюмочки жижиньи, падать и со стены, и с римского акведука очень высоко).
А спустившись в город, можно вдоволь напрыгаться по ступенькам улиц, посещая мастеров керамики и букинистов, прядильщиц и мастериц, делающих искусственные цветы, и кто там еще практикует древние и не очень древние ремесла. К слову о керамике: в отличие от всей остальной Португалии, в Обидуше производят не сине-белые плитки азулежу, а разноцветные плетенки, с выпуклым рисунком, напоминающим веревочные кашпо, популярное рукоделье времен моего детства. Сувениры здесь не просто привлекательны, они кажутся совершенно уникальными и какими-то настоящими. Помните ту гигантскую керамическую рыбу, байку о поимке которой рассказывал каждому персонаж Джерома? Думаю, ее сделали в свое время в Обидуше. Мы купили двух керамических рыб, красную сардину и синюю худышку из семейства тресковых, причем хозяйка на вполне сносном английском уговаривала нас взять третью «за очень низкую цену», потому что у нее был надбит хвост.
— Никто не увидит, она ведь будет висеть надбитой стороной к стене!
— Нам не нужна рыба с надбитым хвостом, — твердо сказал мой муж.
Сардина и треска, казалось, вздохнули в унисон, сумка колыхнулась. А на обратном пути у нашей трески часть хвоста откололась…
Уезжать из Обидуша не хочется. Решили было остановиться на ночь в замке, где, бывало, проводили ночь-другую царственные молодожены, но замок закрыт до ноября. Видимо, нерентабельно в ковид. Зато открыта гостиница «Дом сеньор королев». У подножия лестницы, ведущей в гостиницу, открывается низенькая дверка. Старуха и девушка обмениваются деловитыми фразами, девушка отступает во тьму, старуха обращается к нам с тирадой. Она тут главная, что ли? Уже через несколько слов, невзирая на языковой барьер, становится ясно, что к отелю она не имеет никакого отношения. Ей просто любопытно — да что там, она душой болеет за отель:
—Туришта?
—Туришта-туришта! — поспешно подтверждаю я.
—Решпекто! — старуха нацеливает v меня локоть в раннековидном приветствии. — Кон решпекто!
Я толкаю своим локтем ее локоть и радостно взбегаю по лестнице, гордая своей ролью в экономике едва выжившего Обидуша.
Нам достается ароматная комната имени королевы Констанцы. А что, вполне приличная королева: дочь короля Диниша и святой Елизаветы (об истории с розами еще расскажу); обещана жениху в возрасте двадцати месяцев; стала королевой Кастилии, вскорости похоронила мужа в кордовской Меските, успела принять участие в борьбе за регентство и внезапно умерла в возрасте 23 лет. Ночуем!
Нам здесь и вправду рады: угощают просто так жижиньей, подбирают слова для светской беседы, управляющая готовит обильный, продуманный, высококалорийный завтрак. Мы даже подозреваем, что она и есть хозяйка. Но заблуждение рассеивается: хозяин проживает в Бразилии и тусуется с артистками, о чем свидетельствуют многочисленные фотографии на стенах. Наблюдает за порядком с фоток.
После завтрака отправляемся исследовать окрестности. В двадцати минутах езды находится курортный городок Кальдас-да-Раинья. Расположен он, как и вся Португалия, на склонах холмов. Въезд в центральную часть напоминает путешествие в центр раковины: поворот, еще поворот, притом дорога все у́же… и потом парковка на крутейшей улочке. Прославился Кальдас-да-Раинья не водами, как следовало бы ожидать, а фабрикой, в промышленном масштабе выпускающей керамическую посуду и безделушки для накопления пыли дизайна художника Бордалло Пинейро. Именно Пинейро наводнил мир глазурованными тарелками-фруктами и вазами-овощами и тем, что кто-то метко обозвал «португальскими чебурашками». Фабрика не открывается вовремя, ковид же! — а потому, нагулявшись в прекрасном, таинственном парке вокруг совсем уж романтичного, заколоченного, темного и заброшенного дворца, с сожалением убираемся из мировой столицы китча.
Но, так уж мы устроены, невозможно проехать мимо рынка! Центральная площадь Прака-де-Республика даже в навигаторе переименована в Прака-де-Фрута: республика — это что-то абстрактное и далекое, а фрукты-овощи — вот они, весело раскинулись по лоткам и прилавкам. Португальская бабушка (старше меня лет на десять, не более) деловито отвешивает горсточку слив, отсчитывает сдачу с двух монет по двадцать центов. Арт-нуво фруктового рая, кисло-сладкое, желто-розовое, органическое донельзя блаженство, Бордалло Пинейро завистливо курит в сторонке.
Покидая Обидуш, мы объезжаем парк с гигантским динозавром, выглядящем довольно жутко в отсутствие посетителей. Зря объехали: динозавровы забавы отмечают местонахождение крупнейшего на европейском континенте гнезда с ископаемыми динозаврьими яйцами! А еще мы впервые выходим к воде, на берег… нет, не океана, а всего лишь лагуны в окрестностях Обидуша. Кроме нас, здесь еще две купальщицы с собакой и лодка с флегматиком-рыбаком неподалеку.
Лагуна Обидуша — это невидный серенький песок, теплое илистое дно, ласковая вода. Как будто мы не на самом краешке континента. Океан в Португалии как веревка в доме повешенного, как незримое присутствие вечного сквозняка. Как возможность любой невозможности.
___________
Продолжение следует...
Читать полностью в журнале «Формаслов»