Найти тему

Виа Долороза | Елена Ермолович

Из окна виднелся ряд зданий, красных, как зубы дракона. Жилой комплекс «Алые паруса».

— Кровавые паруса, — сказал Иштван, глядя вдаль и щурясь от близорукости, — мы их так звали, когда я работал на скорой. Когда их строили, каждый день с лесов падало по рабочему. Были дни, когда падало два, но чтобы ни одного — ни дня. Каждый день — падение с высоты, падение с высоты…

«Падение с высоты…» — повторила про себя Белка. Они сидели в коридоре инфекционной больницы, ждали результата анализов на ВИЧ. Белке вздумалось, от низкой самооценки, прижать уши плотнее к голове, оперативно избавиться от лопоухости. И анализы, собранные перед пластикой, подло насплетничали о смертельной заразе. Иштван явился с Белкой за компанию — как-никак половой партнёр. Всю неделю, пока делали анализ, Иштван трясся, как заячий хвост, но сегодня держался на удивление твёрдо, даже шутил.

Очередь состояла из множества весёлых наркоманов и нескольких грустных геев. Практически каждые десять минут приходил остроумный дурак и оповещал присутствующих, что нарколог принимает в кабинете № 228. Один мальчик сидел в очереди с мамой, и она мрачно вытирала ему слёзки и козявки.

— Вот французские аристократы, — начал самогипнотизирующе говорить Иштван, — жили всю жизнь, как говно, а умерли красиво. К гильотине выходили напудренные, накрашенные, шутили, острили, кокетничали друг с другом. Неважно, как ты жил, главное — чтобы красиво умер.

Все в очереди повернули головы и посмотрели на Иштвана с ненавистью. Красиво умирать не хотелось никому. Дверь кабинета приоткрылась, высунулась медсестра и позвала:

— Белка! — она с любопытством оглядела очередь: кто отзовётся на такую фамилию.

Белка встала со стула и сделала шаг вперёд. Она была сегодня в цивильном, в блузке и в юбке. Отпросилась с работы. Выбритые виски были спрятаны под собранными в хвост волосами. На физиономии медсестры промелькнула жалость, и Белка подумала, что в кабинет можно и не заходить: и так всё ясно. Но зашла.

— Повторный анализ положительный, — пробубнил, не глядя на неё, кудрявый доктор, похожий на заросшее бородой яйцо, — я выпишу Вам направление, сдадите статус, ПЦР и вирусную нагрузку. Станет ясно, что нам с Вами дальше делать.

Он говорил, как пономарь, пережёвывал во рту словесную кашу — то ли от смущения, то ли от дефектов речи. Это был инфекционист на первичном приёме, привратник в аду. Фразу «Повторный анализ положительный» он говорил, наверное, тысячу раз на дню.

«"Подходите, записывайтесь, берите крест, становитесь в очередь — и выдвигаемся на Голгофу", — так, кажется, было у "Монти Пайтон"», — подумала Белка. Да, вряд ли этот доктор всё ещё кого-то здесь жалел — в этом гноище, гнездилище пороков. Пусть они все и молодые, и красивые в этой очереди — всё равно пропащие, гробы повапленные, как говорят христиане. То есть снаружи красивые, а внутри гнилые.

Белка с удивлением отметила про себя, какими чёткими вдруг стали видеться ей предметы — словно мгновенно настроилась резкость. И заметны сделались пылинки в одиноком солнечном луче, и волосы у доктора в ухе, и забавный почерк на корешке медицинской карты, новой, совсем ещё тоненькой — такой детский почерк, с самоуверенно задранным вверх хвостом буквы «д».

— Но у меня ещё могут быть дети? — спросила Белка спокойно и мужественно.

Доктор поднял на неё чёрные равнодушные глаза.

— Конечно, могут, — ответил он мягко, но всё-таки безразлично. — Начнёте принимать терапию, и всё у Вас получится.

Дверь в кабинет была стеклянная, матовая, и солнце било в неё, и люди в коридоре были видны, как в театре теней, — разновеликие силуэты различной расплывчатости. Тот, кто стоял рядом, был маленький и чёткий, а тот, кто далеко, — огромный и размытый. В самом ярком абрисе Белка узнала Иштвана: он характерно чешется и поводит плечом.

— Девяносто процентов детей рождаются здоровыми, — сказал доктор без выражения, — если мать не пренебрегает терапией.

«Сколько в день у него смертных приговоров? — подумала Белка про доктора. — Сто? Двести? Ему нельзя даже начинать нас жалеть: сердце не выдержит».

— Ужасно, наверное, вот так сидеть и всем говорить: «Вы всенепременно умрёте», — сказала она сочувственно, и доктор посмотрел на неё ещё раз, уже человеческими живыми глазами.

— Да уж, не пряник. До свиданья, и зовите следующего.

***

Иштван выпорхнул из кабинета сияющий и смущённый одновременно.

— Ничего нет. Отрицательный!

— Здорово! — Белка искренне за него порадовалась. Выходит, у этого придворного гильотина клацнула над ухом, не задев… То, что легче умирать вдвоём, — неправда: легче одной, зарывшись в нору. А он останется жить — и, право, слава богу.

— Первый был ложноположительный, потому что у меня гепатит. А второй, более подробный, отрицательный, — старательно разъяснил её спутник.

Они спустились на улицу и стояли в облаке какого-то дыма или пуха, завертевшегося вокруг маленьким пыльным смерчем. Ветер взвихрил и Белкины волосы и стремительно вплёл в них то ли дым, то ли пух.

— Ты домой сейчас? Поехать с тобой? — спросил Иштван.

Было видно, что ему не хочется ехать с ней, но он же вежливый. Он же рыцарь.

— «And my very sweet companion, she's the Angel of Compassion…»[1] — пропела Белка.

Иштван тут же с готовностью обиделся:

— Не хочешь, как хочешь. Я к Ваньке заеду. Для тебя взять что-нибудь у него?

— У него же не магазин, — усмехнулась Белка, — только два товара на прилавке — первое и второе. Нет, не нужно, вы там за меня, не чокаясь, этими вашими фуриками…

Белка поцеловала Иштвана на прощание и по тому, как он окаменел, оцепенел, поняла: отныне и навсегда он её боится. Больше нельзя будет ни обнимать, ни целовать его: он станет дёргаться и пугаться, что где-то, что-то, куда-то от неё к нему перескочит. Как эти средневековые гонады, или что там было, почему не мылись… Вот так был половой партнёр — и нет, сплыл. Кончился.

— Я тебе позвоню, — пообещал Иштван и побежал к дороге — ловить машину.

Он был очень красивый, похожий на короля Иоанна Безземельного, и такая же бестолочь. Белка вспомнила, как она сдавала экзамен в Университете Патриса Лумумбы, а Иштван ждал её в коридоре. Он тогда работал на скорой, приехал прямо после ночной смены и в коридоре уснул на какой-то парте. Белка вышла с экзамена и увидела, как группка кубинок и бразильянок стоит полукругом и с восторгом что-то разглядывает. Так школьники смотрят в музее на чучело мамонта, но всё-таки с меньшими умилением и восторгом. Белка подошла — она была выше и кубинок, и бразильянок — и через их головы тоже посмотрела. На столе, закинув руки за голову, спал блондин — Себастиан, Христос, тот самый Иоанн, который Безземельный, только в джинсах и в футболке со знаком «Анархия», и с неплохой утренней эрекцией. Блонд, лазурь, слоновая кость — сочетание цветов, магическое и чарующее и для кубинок, и для бразильянок, и для скучной дылды с претензией на эстетизм. Иштван был очень красивый — и на этом всё. Проехали. Расстались. Было и сплыло.

***

Иллюстрация Ксюши Хариной
Иллюстрация Ксюши Хариной

Белка шла вверх по аллее, по облакам июньского пуха, и всё ещё удивлялась отчётливости предметов. Отныне у каждого были личико и характерец — даже у скамеек, даже у помоек. Словно каждая капля бытия с нынешнего дня стала драгоценна — и эта новая зоркость не позволяла ничего пропустить.

Аллея тянулась прямо и вверх, словно указующий перст, подиум в небо. Белка вспомнила, как в Амстердаме перформер Франко Би вот так же шёл по подиуму, руками придерживая разрезанное чрево, и кровь лилась, оставляя красный след, и вроде даже кишка выпадала. На спектаклях Франко Би всегда дежурила бригада скорой помощи, чтобы потом зашить на нём всю эту роскошь и перевязать. Хорошо придумано: вскрыть себе пузо, пройти под музыку, истекая кровью, а по окончании представления откланяться и позволить зашить свою рану — до следующего раза.

Белка тряхнула волосами — хвост рассыпался, показались выбритые замшевые виски.

«Давай без драмы, — сказала она себе, — нельзя же так, в самом-то деле, на серьёзных щах. Как там было? "Подходите, записывайтесь, берите крест, становитесь в очередь — и дружно выдвигаемся на Голгофу".

"And… always look on the bright side of life…"[2]».

[1] «И моя самая милая спутница, она — Ангел Сострадания…» (англ.) Отрывок из песни Леонарда Коэна «Closing Time».

[2] «И... всегда смотри на жизнь с хорошей стороны…» (англ.) Отрывок из песни группы «Монти Пайтон» — «Always Look On The Bright Side Of Life».

Редактор Алёна Купчинская

Другая современная литература: chtivo.spb.ru

-2