Ощущая за воротником кусочки яиц и соленых огурцов, Саныч испытывал сильнейший дискомфорт.
Настроение у него совсем испортилось. В руках он крутил грязную пустую банку из - под оливье. Выбрасывать её он даже и не собирался - не привык разбрасываться банками. Решил дождаться подходящего момента и попросить жену, положить пустую банку к себе в сумку, она ведь без оливье-то легкая теперь стала.
- Убери куда-нибудь ЭТО, - зашипела Людмила, взглянув на измазанную майонезом посудину.
И Саныч поспешно поставил банку под своё сиденье.
Частички оливье за воротником не давали ему покоя и он всю дорогу ёрзал на сиденье, чем сильно злил супругу.
- Ты что всю дорогу вертишься, как вошь на гребешке? - еле сдерживая нарастающее раздражение, ехидно полюбопытствовала Людмила.
Саныч грустно посмотрел на жену и затих, зная, что не найдет поддержки в её лице. Он откинулся на сиденье, закрыл глаза, почувствовав себя самым несчастным на земле и попытался заснуть.
В райцентр они приехали поздно вечером.
Саныч крутил во все стороны головой, пытаясь высмотреть среди встречающих своих родственников.
Ни Серёги, ни его старого жигулёнка поблизости не наблюдалось. Зато через дорогу возле саней, запряженных худой облезлой лошаденкой, возился старичок в фуфайке и шапке-ушанке, завязанной под подбородком на шнурки.
- Митрич! Ты штоль? Здарова! - обрадованно заорал Саныч, завидев знакомое лицо и бросился к нему, как к спасательному кругу: - Ты как тут? Встречаешь штоль кого?
- А тебя и встречаю! Кого же мне еще встречать. Свояк-то твой, нализался с самого утра, так и не проспался ещё. Вот, Валентина-то, сестра твоя, и попросила меня вас встретить. Я Милку запряг и вот, приехал! Ну здравствуйте! Вас как звать-величать? - спросил Митрич, обращаясь к Людмиле и услышав ответ, подытожил: - Ну, стало быть, как мою кобылу.
Истории о Татьяниной любви тут.
Истории про девочку Стешу тут.