2 января 1917 г. Толкин написал в военное министерство из деревни Грейт-Хейвуд, где проводил отпуск после госпиталя, что ждёт дальнейших указаний и с 12 января будет находиться по адресу Моньюмент-роуд, дом 185, в бирмингемском районе Эджбастон.
Незадолго до этого, 26 декабря, командир его погибшего друга Дж.Б. Смита (однофамилец, майор Дж. Эмброз Смит) написал его матери, Рут Смит, что те, кто пережил ужасные первые дни на Сомме, думали, что, наверное, доживут до конца войны. Однако до конца войны было ещё далеко, а смерть на фронте, после прохождения медкомиссии – в опасной близости. Толкин использовал эти дни для собственного творчества и решения вопроса о стихах Смита. По наследству от друга ему перешли несколько книг о валлийской литературе.
26 декабря Рут Смит в письме Толкину поблагодарила его за присланную ей копию стихотворений Джеффри и попросила сохранить оригинал. 28 декабря ему написал Р.У. Рейнольдс, школьный учитель литературы, к которому Рональд обратился по поводу их публикации.
(Ричард У. Рейнольдс был к тому времени обременён семьёй. В 1912–1915 гг. у него родились три дочери, но у его жены Доротеи, ещё когда она ждала третьего ребёнка, диагностировали туберкулёз лёгких, и через несколько месяцев после рождения Памелы (24 мая 1915 г.) она стала инвалидом. После заключения перемирия, в 1919 г. ради её здоровья Рейнольдсы переехали из загазованного индустриального бирмингемского района Эджбастон в деревню Барнт-Грин).
Прежде всего, Рейнольдс выражал свою радость, что Толкин избрал такое благоприятное для восстановления здоровья место, как Грейт-Хейвуд. По его словам, миссис Смит уже связывалась с ним по поводу желания её сына организовать публикацию его стихов, а кроме того, по-видимому написала и Г.Т. Уэйд-Гери (поэту и преподавателю Оксфордского университета, служившему с Джеффри). Рейнольдс спрашивал, знает ли Толкин что-то по поводу такого желания Смита.
Толкин, в свою очередь, решил посоветоваться с последним из друзей по ЧКБО, Кристофером Уайзменом. 18 января 1917 г. тот ответил. Уайзмен просил прощения за то, что не присылал писем раньше, оправдываясь тем, что это уже пятая попытка: предыдущие, написав, он разрывал. Он рад узнать, что Толкин снова заболел (потому что это убережёт его от фронта) и спрашивал, что именно не так с его здоровьем. «Как ты и сказал, теперь остались ты да я <…> старые и первые. Всё это невыразимо странно. Наблюдать, как два гиганта Божьих прошли у нас перед глазами, жить и смеяться вместе с ними, познать их, обнаружить, что в чём-то они похожи на нас самих, и увидеть, как они вновь скрылись в тумане, из которого вышли».
После смерти отца Джеффри стал для матери главной поддержкой, придававшей ей силы, и в равной степени полагался на неё. Уайзмен понимает, что Р.У. Рейнольдс связывался с Толкином по поводу публикации стихотворений их друга. По его мнению, хотя учитель отдаст должное Смиту как поэту, но всё же увидит его «как поэта, а не человека, как нечто вроде успешного протеже <…> как гения, как чудо, как всё что угодно, но не живую душу, высказывающую, что она чувствует и как думает». Уайзмен спрашивал Толкина, сможет ли тот что-то сделать. Он чувствует, что ЧКБО должно приложить к этому делу свою руку, но если они (Кристофер и Рональд) так поступят, то должны быть «безжалостно честны и не позволять сантиментам затмить справедливость». По мнению Уайзмена, последние стихи Смита не относились к числу его лучших работ, но возможно, их следует включить в сборник. Поэму «Погребение Софокла» (самое длинное из произведений Смита, представляющее ответный выпад против аксиомы, что любимцы богов погибают молодыми, было начато до войны и после утери по пути во Францию переписано им заново) он никогда не видел и просит Толкина снять для него копию.
Он возвращает собственные стихи Толкина с комментариями на отдельном листе (возможно, те, что сохранились в толкиновском архиве на обороте неиспользованного бланка телеграммы: там Уайзмен упоминает «Пруд мёртвого года», «Тинфанга Трель», «Лесного скитальца» и «Мечту о возвращении домой») и советует: «Тебе следует взяться за эпос» (цитата в переводе А. Хромовой), продолжая: «Но если, однако, возьмёшься, помни, что должен оседлать свою гордость, а не дать своей гордости оседлать тебя».
Комментируя эти январские слова Уайзмена, Джон Гарт отметил: «Неизвестно, когда Толкин озвучил свои планы на эпос, но кажется, Уайзмен отвечал здесь на письмо (ныне не сохранившееся), написанное до смерти Смита, возможно, ещё в ноябре».
Именно тогда, в декабре, если ещё не в конце ноября 1916 г., Толкин начал писать первую версию своей мифологии в прозе, «Книгу Утраченных сказаний». Начал он либо с «Падения Гондолина», либо с обрамляющей истории, «Домика Утраченной Игры», в которой мореход Эриол попадает на остров Тол Эрессеа и начинает слушать рассказы обитающих здесь фэери (эльфов).
![Первая страница "Домика Утраченной Игры", переписанного Эдит Толкин. "Так случилось однажды, что некоего странника из дальних краёв, наделённого великой любознательностью, желание узнать новые земли и обычаи живущих там неведомых народов увело на корабле далеко на запад, до самого Одинокого Острова, или Тол Эрэссэа на языке фэери, гномы же называют его Дор Усвэн [ >Дор Файдвэн], Земля Избавления, и достославное предание сложено о нём" (перевод С. Лихачёвой, с учётом правки в рукописи).](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/5308396/pub_61d42b462666fa71f867c32e_61d42bdbba93dc240dc2a78d/scale_1200)
Первую главу «Книги Утраченных сказаний» Кристофер Толкин начал с краткого введения:
«На обложке одной из пришедших ныне в весьма потрепанный вид «Тетрадей для школы», в которых содержатся некоторые из «Утраченных Сказаний», мой отец записал: «Домик Утраченной Игры, введение к Книге Утраченных Сказаний»; там же, на обложке, почерком моей матери проставлены инициалы Э. М. Т., и число, 12 февр. 1917 г. В эту тетрадь мать переписала повесть набело с чернового отцовского наброска, сделанного карандашом на отдельных листах, вложенных в ту же тетрадь. <…> Переписанный начисто вариант в точности соответствует первоначальному тексту; последующие изменения, по большей части незначительные (в том, что не касается имен), вносились уже в чистовик» (перевод С. Лихачёвой).
Переписанная Эдит Мэри Толкин первая глава занимает 23 страницы.
«Толкин несколько раз упоминал о «Падении Гондолина» как о первом записанном сказании; но возможно, он не считал «Домик Утраченной Игры» сказанием. В ней представлен обрамляющий сказания сюжет и Эриол, который их слушает; и хотя Эриол и сохранился в поздних текстах мифологии в роли передатчика документов и преданий, сам Домик Утраченной Игры после «Книги Утраченных сказаний» не появлялся. Такую трактовку, как может показаться, подтверждает толкиновское описание «Падения Гондолина» как «первого настоящего предания этого воображаемого мира» (перевод С. Лихачёвой) в письме к У.Х. Одену (7 июня 1955, «Письма» <…>); но толкиновская заметка, вероятно, датируемая 1919 г., «Связующее звено Домика Утраченной Игры и (Сказания 2) Музыки Айнур» (перевод В. Свиридова) («Книга Утраченных Сказаний», Часть I, с. 45), предполагает, что в этот ранний период он считал его «сказанием» (хотя «Музыка Айнур» несомненно не была вторым записанным сказанием, она была первым, рассказанным Эриолу) [вариантами «предание» и «сказание» переводилось одно и то же английское слово «tale» – примечание переводчика]», – пишут У. Хэммонд и К. Скалл.
«12 февраля 1917 г.», по их мнению, может быть либо датой начала работы Эдит над созданием копии, либо датой её окончания. Исследователи продолжают:
«В отсутствие синхронных свидетельств для датировки написания первой (карандашной) версии «Падения Гондолина» в двух тетрадях, следует полагаться на утверждения, сделанные Толкином несколько десятилетий спустя. Он датировал написание «Падения Гондолина» концом 1916-го или 1917 г., и иногда упоминал, что писал его только в отпуске по болезни, а иногда – и в госпитале, и в отпуске по болезни. Написание его с равной степенью вероятности могло предшествовать «Домику Утраченной Игры» или следовать за ним, или он мог работать над обоими текстами одновременно. Один из факторов, свидетельствующих о том, что оно было вторым, это то, что «Домик Утраченной Игры» был завершён в начале февраля 1917 г., а следующее сказание было начато, самое раннее, в июне 1917 г., и написание «Падения Гондолина» (или большей его части) хорошо вписывается в этот промежуточный период».
21 января миссис Смит написала Толкину в Грейт-Хейвуд, но письмо было перенаправлено в дом его тёти Мейбл и её мужа Тома Миттона в бирмингемском пригороде Мозли. Она узнала от Рейнольдса, что Рональд занялся поэзией её сына, и благодарна за эту заботу.
23 января медицинская комиссия пришла к выводу, что Толкин негоден к общевойсковой службе сроком на 2 месяца, а для исполнения легких обязанностей на территории своей страны – на один месяц: хотя его состояние улучшилось, он всё еще был бледен и слаб, страдал недостатком аппетита, у него дважды случились легкие рецидивы лихорадки, и порой болели локти и колени. Отпуск ему продлили до 22 февраля. 12 февраля, в день, когда Эдит занималась «Домиком Утраченной Игры», Толкин написал в военное министерство из Грейт-Хейвуда, что по истечении отпуска будет находиться в этой стаффордширской деревушке.
Публикация статьи на Дзене одобрена автором. Оригинальный материал - здесь.