Для богомыслия Шмемана очень важно понятие отнесенности. Обнаружил, что даже некоторые священники его не понимают. Между тем, оно очень хорошо объсняется, исходя из буддистской притчи:
«Прежде чем мы начали изучать дзен – горы были горами, а реки были реками. В процессе изучения дзен горы больше не были горами, а реки больше не были реками. Но когда обучение дзен было завершено, горы снова стали горами, а реки реками.»
Для меня очень давно окружающая "реальность" перестала видеться как реальность. Я видел за "вывеской" не столько пустоту, впрочем, а распад. Отчасти подобное виденье демонстрирует Линч в своих фильмах.
Помню как я смотрел на пейзаж, и мне казалось, что это не нечто реальное, но декорация, это как очаг в "каморке папы Карло". То есть, для понимания, я это не "нагонял" на себя. А напротив, вдруг эта мысль приходила сама, при взгляде на окрестности.
И я думал: ну, вот, же "реки не реки и горы не горы" для меня очень давно, а сподоблюсь ли я перейти на следующий этап?
И этим летом перешёл.
В ковидарии Брянчанинов точно не поможет. Мне "заходил" Бальтазар. Там по-настоящему его и открыл, с его богословием Красоты. И произошло ровно то, что описывается в буддистской притче. По выходе из ковидария, я перестал видеть мир как декорацию, а начал видеть его именно "отнесенно", как красоту не саму по себе, не самодовлеющую реальность, но красоту потому, что сквозь неё светит Иное. А раньше сквозь всё видел Только смерть и распад. Был ли у самого Шмемана этот этап тотальной дезинтеграции не ясно. Скорее у него дар отнесенности был сразу...
И любой церковный обряд, любое предание ценно не само по себе, не потому, что оно "Предание", а только если мы видим (именно видим) его отнесенность ко Христу
