Зачем нужна школа? Интересно то, как на этот вопрос отвечает система образования и, соответственно, школьные учителя. Обычно исходят из того, что школа якобы учит жизни, а школьное знание после выпуска преобразуется в некое знание актуальное… Любопытно, что школьники и выпускники по поводу этого шутят, шутили и шутить будут. Тут можно вспомнить и старые анекдоты. Ну, помните, вроде того, где выпускники матмеха пытаются выяснить, пригодилось ли им в жизни знание высшей математики, и вдруг находится один старичок, который радостно рассказывает, что однажды, чтобы достать шляпу из лужи, согнул прутик значком интеграла. А можно посмотреть на то, как сейчас в социальных сетях возникают сетования в духе «эх, лучше бы в школе рассказывали о том, как платить налоги, давать взятки гаишникам и оформлять бумажки на недвижимость, а вовсе не о том, чем ямб от хорея отличается». И это совершенно понятно. Школьные знания по тому или иному предмету зачастую нужны лишь тем, кто в будущем выбирает соответствующую профессию. Мне, как учителю, это жутко неприятно, но реальность такова, что человек совершенно спокойно может существовать (и даже вести достаточно интеллектуальную жизнь), даже если в 18 лет уже забыл все физические законы, математические формулы и что такое митохондрии (я уж молчу про упомянутую разницу между хореем и ямбом).
Я не считаю это прямо-таки глобальной катастрофой, потому что верю, что главная задача школы– развить мозги и научить учиться. Предметное знание, действительно, дело десятое. Но все равно по-человечески неприятно… И школа, естественно, восстает против такого «утилитарного» подхода школьников к знаниям, которые в них пытаются впихнуть. Поэтому, как правило, учителя пытаются объяснить ученикам, что вообще-то все то, что происходит в школе, не бессмысленно. Так, многие пытаются дать понять, что хотя бы какое-то предметное знание имеет непосредственное отношение к жизни. И думаю, в младшей школе это даже может работать. Помню, когда в пятом классе на физике сказали, что диффузия – это когда сахар в чае тает, меня это прям впечатлило. Но детям постарше нужно что-то более впечатляющее. Нужно, чтоб они увидели не просто связь между школой и жизнью – нужно, чтоб они осознали «пользу» от уроков. Поэтому учителя физкультуры показывают, какими упражнениями накачать пресс, учителя ОБЖ рассказывают лайфхаки про выживание в лесу, а учителя экономики дают советы о том, как правильно хранить деньги. Конечно, я утрирую: хорошие учителя не скатываются в подобное, а стараются дать почувствовать, что само по себе понимание, скажем, физики – даже на школьном уровне – дает особый взгляд на мир, дает универсальное умение видеть взаимосвязь разных явлений и т. д. Но речь сейчас не о том. Меня, как филолога, интересует, что же обычно делают именно преподаватели литературы, чтоб дать ученикам понять, что их предметное знание не оторвано от мира за рамками школы?
Кажется, чаще всего они идут по самому простому пути. Они проводят знак равенства между художественным текстом и реальностью и пытаются давать советы о жизни, иллюстрируя эти советы примерами из «жизни» героев. Дети, учитесь прилежно, а то кончите как Митрофан – ну-ка, мальчики, кто тут хочет пойти служить? Понятно, что это глупость, ведь персонажи не равны реальным людям, впрочем, это отдельная тема… Мне просто кажется, можно гораздо продуктивней объяснять школьникам, что же им могут дать уроки литературы: нужно лишь сосредоточиться не на предметном мире изучаемых текстов, а на том, как работает восприятие самого ученика. Сейчас поясню.
Скажем, одними из базовых литературоведческих понятий являются автоматизация и деавтоматизация. Более подробный рассказ о том, что это, можно найти в моей мини-лекции: https://youtu.be/na2J5X0nzxk. Но если вкратце, речь идет о том, что при восприятии художественного текста человек не обращает внимания на то, что вписывается в привычную норму (то есть на то, что «автоматизировано»), но обязательно обращает внимание на то, что выбивается из привычной нормы. И если на что-то «автоматизированное» посмотреть под необычным углом, это что-то «деавтоматизируется» и привлечет к себе внимание. Например, в языке можно встретить стершуюся метонимию в духе «я съел тарелку супа». «Стершаяся» – значит, такая, которую мы не заметим, мы обычно не думаем о том, что вообще-то едим мы не тарелку, а суп, который в ней находится. Этот троп автоматизирован. Но если мы в художественном тексте встретим фразу «я съел тарелку супа, она хрустела на зубах», произойдет деавтоматизация – мы поймём, что, оказывается, в словах «съесть тарелку супа» есть метонимия, которую мы раньше не замечали. Суть в том, что разговор о процессах автоматизации/деавтоматизации в той или иной мере уместен в разговоре на любую тему на уроках литературы. Какие приемы в тексте бросаются в глаза, какие темы в такую-то эпоху кажутся новыми, а в такую-то – неинтересными, как вообще развивается история литературы на всех уровнях – все это так или иначе завязано на том, что к чему-то люди привыкают, а что-то в определенных обстоятельствах кажется им неожиданным. И важно понимать, что принцип автоматизации/деавтоматизации выходит далеко за рамки восприятия художественного текста – и именно в этом ключ к тому, как подчеркнуть связь между школьной литературой и внешней действительностью.
Когда вы стоите у лифта и судорожно пытаетесь вспомнить, закрыли ли вы дверь, вам сложно это сделать, потому что закрытие двери– автоматизированное действие, и оно не откладывается в вашем мозгу. Но попробуйте интереса ради как-нибудь положить ключ в такой карман или отделение рюкзака, куда вы никогда его не кладете: вы деавтоматизируете привычный процесс, ив следующий раз, открывая или закрывая дверь, вам придется задуматься над тем, где ключ, и ваш мозг это запомнит. Конечно, через неделю использования этого кармана вы привыкните, это действие снова автоматизируется, и придется придумывать что-то еще. Весь мир вокруг нас наполнен автоматизированными действиями и явлениями, и нам полезно понимать, как этот мир устроен.
То же самое со всем остальным, что дают уроки литературы для понимания того, как работает сознание человека: что важен не сам художественный текст, а то, как он манипулирует нашим восприятием – ведь восприятие текста мало отличается от восприятия мира как такового. Механизмы юмора, которые обсуждаются при анализе комических текстов в школе, – те же, что в повседневной жизни определяют, что покажется вам смешным или какая шутка будет успешной. Принципы, по которым строится саспенс в книжках и кино – те же, которые определяют, когда вы в реальной жизни замираете от напряжения. Приемы для усиления трагизма, используемые авторами, чтоб выжать слезу из читателя, работают и в реальном мире, просто «автором» этих приемов оказывается сама жизнь.
Школьная литература может учить понимать, как устроен мир. Она может учить более тонко воспринимать реальность или сопротивляться тому, как нами манипулируют другие люди, реклама, идеология. Стоит только сместить акцент с разговора о персонажах-людях на разговор о том, как именно мы воспринимаем действительность – что художественную, что повседневную...